***
Близко раздаётся глухой стон, и Шури не сразу понимает, что этот звук издаёт она сама. Лицо жутко болит, а нос пульсирует так, что болью отдаётся в затылке. Пока она пытается хоть немного абстрагироваться от этих ощущений, как дают знать о себе руки, вывернутые, вытянутые вверх и скованные грубой верёвкой, жутко давящей на запястья. «Если нарушится кровоток, моим пальцам конец, » — мелькает ужасающая всё её существо мысль, и Шури резко дёргается, причиняя себе ещё больше боли и сдавливая кисти. Только сейчас до неё доходит, что она едва-едва касается пальцами ног ледяного пола. Она продрогла так, что замёрзли, кажется, даже кости. — Очнулась, наконец-то! — восклицает какой-то мужчина, спускаясь к ней по лестнице. Она в подвале? Видимо поэтому здесь так холодно. — Не притворяйся, у тебя сломан-то только нос, — мерзкий хохот давит на перепонки, и Шури морщится, тут же вновь застонав. Ей никогда в жизни не было так больно. — Сейчас пойдёшь поработаешь, может и перекусить перепадёт. Её буквально сдёргивают с подвешенного крюка, болезненный крик кровью оседает на губах, всё тело болит так, будто её через мясорубку пропустили. Но этому мужчине нет никакого дела до её боли, он будет лишь рад причинить ещё больше страданий. Он тянет её по лестнице, не обращая внимания ни на стоны, ни на крики, ни на путающиеся ноги. У Шури темнота в глазах и ломота в висках, когда ублюдок толкает её к столу, заваленному просто горой её техники, а после в поясницу упирается нечто ледяное и округлое, заставляя и без того дрожащее тело покрыться холодным липким потом. — Вот твоя работа. Собери из всех этих игрушек игрушку помощнее, иначе… — дуло пистолета грубее упирается в позвонки, надавливая так сильно, что брызнули слёзы. — Ты же хорошая девочка? Здесь все говорят, что ты лучшая. И мы будем ждать от тебя лучшего, ведь ты ещё и умная, верно? Шури так страшно, так дрожат нещадно руки, а в размытых мыслях вертится лишь одно: «Брат, братик… Т’чалла, помоги мне, пожалуйста… Спаси меня…» И день за днём она повторяет эти слова как мантру, сходя с ума от страха, но работая так ответственно, будто это спасёт оставшийся мир и даже больше — вернёт тех, кто рассыпался пеплом, вернёт ей Т’чаллу. Шури теряется во времени, не может есть даже те крохи, что ей дают, так сжимает горло нервный ком, который она никак не может проглотить даже мысленно. Она так напряжена и сосредоточена, устройство почти собрано, ни за что нельзя отвлекаться, что не сразу понимает, что именно происходит, когда что-то разносит крышу здания, будто преграды и не было вовсе. Шури едва успевает спрятаться под стол, как начинается пальба и то тут, то там, очень близко, раздаются взрывы. По стенам размазывается чужая кровь, и Шури просто больше не может, с неё хватит, она всех здесь подорвёт! Она резко выныривает, глаза горят безумием. До заветной бомбы остаются сантиметры, когда закованная в красно-золотую броню рука хватает её выше истерзанного запястья. — Не стоит этого делать, уже всё закончилось, — произносит знакомый из новостей голос, и Шури переводит неверящий взгляд на Тони, мать его, Старка. Из недр истерзанного страхом сознания поднимается такая буря гнева, что Шури почти шипит: — Почему так долго? А если бы я успела закончить, Старк? Дали бы им всё подорвать, да?! — броня стекает с него как вода, и, будь Шури в себе, она бы восхитилась, но сейчас её затопляет лишь ярость и отвращение. — Ты пробыла здесь меньше недели и не додумалась привирать? Как по-твоему я выживал в Афганистане три месяца? Я ведь мог построить им десятки ракет за всё это время, а едва ли соорудил одну, — Тони резко отдёргивает руку, словно боясь обжечься, другую потянув к комму в ухе, больше даже не обращая внимания на измученную пленом девушку. А Шури тошно от того, как она нереально сглупила, словно отключились мозги. Так тошно и стыдно. — Я нашёл её, мы вылетаем, а после зачищайте всё.***
Когда они оказываются на базе, Шури отрубается на несколько часов, пройдя медицинскую проверку. Лицо всё также болит, но это поправимо, медицина Ваканды справится. После долгого сна она всё также чувствует себя избито и мерзко, но всё же выходит из своей комнаты и неспешно двигается к лабораториям, когда слышит знакомые голоса, о чём-то спорящие: — У нас не было выбора, нам нужен был техник высокого уровня, ты же видел украденные технологии. Она сама их создавала и могла сама же избавить от них без большого урона. — Ты не меняешься, и я даже не знаю, насколько сильно это выводит меня из себя. Ладно я, Кэп, но чем ты думал, беря необученного для поля человека в команду? Скольких вы потеряли? Не отвечай, я уже просмотрел ваши сводки. Приятное чувство, должно быть, терять хороших ребят. — Тони… — Капитан. Шури входит в зал совещаний, и взгляды Старка с Роджерсом перескакивают на неё. Она невольно приосанивается, а после морщится и расслабляется, недовольно сцепляя пальцы в замок. — А меня вы оба спросить ни о чём не хотите? — хотела она было возмутиться, когда Старк резко вскидывает ладонь, затыкая её. — Про тебя, Шури, я узнал уже предостаточно. И пока ты пытаешься играть в старые игры, в этой команде всегда будут гибнуть невинные люди. Половины привычного тебе мира больше не существует, пора повзрослеть, дорогая. А сейчас отправляйся отдыхать, в стороне тебя никто не оставит, не смотря на твой характер. Для этой битвы нам нужны все. Все… кто остался. Шури, стиснув зубы, молча кивает и покидает зал, потому что нечего возразить, хотя хочется до безумия. Она не тупая и способна принять слова Старка, сама прекрасно понимает, сколько раз подставляла команду, но почему-то только лишь сейчас, получив этот унизительный выговор, осознаёт всё кристально ясно. И горечь наполняет её, потому что также она понимает, что Капитан до последнего ждал появление именно этого человека. А Шури вышла крайне неудачной попыткой на замену. Чёртов Старк прав — пора повзрослеть.