Людус

Как просто, в одно мгновение, всё может рассыпаться, уйти сквозь пальцы. И иллюзии, которые были моей личной правдой, осыпаются металлической стружкой на сердце. Я с самого начала знала, что он «тёмная лошадка». Не доверяла шестому чувству, воющему противной сиреной на затворках сознания. Он был невинен, как новорожденный котенок, естественен, как выбоины на асфальте в нашем дворе, и искренен, как Иуда. Он, как изворотливый маньяк, вечно ускользал из моих рук, когда я была готова арестовать его. Теперь уже не пройти по осколкам воспоминаний, не порезав ноги. Зато, наконец, мозаика сложилась. Я обещала, клялась себе не привязываться к людям. Это всегда заканчивается одинаково. Мы сами замуровываем себя в стену из тоски и боли, заковываем в цепи страданий и запретов и, закрывая глаза, сгораем в агонии чувств. После года и трех месяцев общения я, вдруг, осознала, что безмерно устала. Устала скрываться за масками воспитанности, кротости, дружелюбия, нежности. Устала глотать обиду из-за необоснованных упрёков и придирок и продолжать непринужденно вести беседу с ним. С некоторых пор я больше не могу заставить себя растянуть рот в приветливой улыбке. Кто дал ему право ломать меня? Он был со мной, обнимал, целовал и едко ненавидел за то, что я не была ею, той деревенской шлюхой, открыто изменявшей ему с его друзьями. Впервые за всю жизнь хочется покурить. Обыскиваю карманы его джинсов. Пусто. Наверно, в куртке оставил. Сквозь плотные занавески в комнату почти не проникает лунный свет. Ударяюсь о ножку кровати, шикаю и втягиваю носом воздух до предела. Как крот, шурудя перед собой руками, на ощупь иду к шкафу. Как можно тише стараюсь открыть шумные раздвижные двери, – много раз просила его их наладить… А он даже не обещал, его ответ на просьбы всегда звучал одинаково: «Надо бы» или «Да там ничего сложного». Наконец, нахожу пачку и вытягиваю одну сигарету. Странно, а зажигалка, которую он всегда носил с собой, так и не отыскалась. У кого-то оставил... В коридоре мне под ноги бросается вездесущий Людус. Он с самого начала приучал это рыжее подобие белки к ежедневным потягиваниям. Теперь, без выполнения сокровенного обряда, на кухню пройти невозможно. Я приседаю перед ним на корточки и наблюдаю, как тот вытягивается в струнку, ожидая продолжения, но я лишь провожу ладонью по соблазнительно подставленному пушистому пузику, что того очень нервирует. Людя не успевает царапнуть меня и, разочаровавшись, плетётся на кухню. Из ящика достаю спички, вынимаю одну, чиркаю пару раз о коробок, поджигаю сигарету. Обгоревшую спичку макаю в воду, а только после выбрасываю, — ещё привычка с детства. Из распахнутого окна так приятно тянет свежестью, предрассветные часы — самое нежное время суток. Облокачиваюсь на подоконник, руку с сигаретой чуть выставляю за раму. Прикрываю глаза. Спокойный, ласковый ветер гладит меня по волосам. Видимо, ему не дано понять меня. Унизительно тащить в новые отношения шлейф прежних чувств. Если он не может идти дальше, сбросив с себя бремя прошлых переживаний, значит, наши дороги расходятся. — Эй, Людус, — тот пристально смотрит на меня зелёными хитрыми глазами. — Как думаешь, почему люди мучают друг друга? Рыжий ведёт ухом в сторону и поворачивает морду к окну. Наверное, эгоизм — слишком сильная черта. Но почему тогда есть те, кто готов всё сердце отдать ближним? Нате! Вот оно, на блюдечке, с кровушкой! И душа нараспашку! Проходите, устраивайтесь поудобнее, может чаю? Но что они получают взамен? Гости недоверчиво тыкают вилкой в пульсирующее сердце, пробуют на вкус, а потом уходят, разлив чай, побросав грязные салфетки, вытерев ноги о шёлковый ковёр. Скрипучее мычание откуда-то из подстолья заставляет меня очнуться. Ох, Людя, я совсем про сигарету забыла. Она уже до самого фильтра прогорела… Может, и к лучшему. Больше не нужно заставлять себя дышать никотином и надеяться, что однажды он перестанет душить. Невозможно дальше насиловать себя любовью к тому, кого ненавидишь. Окурок догорает в пепельнице. Мои вещи уже собраны. Пора сделать шаг в будущее.