Нюрнберг. Мысли за решеткой.

А судьи кто?.. Холодно, очень холодно в одиночной камере. Такой же холодный свет проникает сквозь зарешеченное окошко, ложится на письменный стол, который отбрасывает страшные тени. В этой камере все чужое и холодное, даже солнце здесь не греет, не дарит надежду. А ведь когда-то все было совсем не так. И солнечные зайчики, отраженные от зеркал, были мягкими и теплыми, и даже в самую холодную погоду можно согреться. Ничего не осталось от Нюрнберга, который помнил Герман Геринг, только разрушенные здания и пыль на дорогах, только голод и смерть. Да, Нюрнберг — символ величия Третьего Рейха. Символ жизни рейхсмаршала. Когда-то величественный город превратился в рухлядь, а из-под завалов чувствуется смрад гниющих тел, которые еще не вытащили. Какие съезды устраивала партия в этом чудесном городе, какие шествия, а теперь по улицам бегают оборванные, голодные дети и маршируют войска союзников. Их судят. Его судят. Половина из того, что написано в обвинительном акте, его вообще не касается, а разве это кого-то волнует? Геринг меряет шагами небольшую камеру, иногда задевая рукой стены. Он прекрасно понимает, что за ним наблюдают и одно неверное движение сулит обыск. Перепугались, когда Лей умер, боятся, что и Герман покинет этот мир раньше, чем его осудят. Нет, этого нет в планах преемника фюрера - он дойдет до конца. Победители всегда будут судьями, а побежденные осужденными.Так всегда было и всегда будет. Привычнее же винить других в злодеяниях, чем видеть собственные. Неужели только немцы уничтожали людей? А американцы в этом плане безгрешны? А англичане? Нет, что вы, только немцы. Столько обвинений, что Герман теряется, пытается понять, почему его обвиняют в преступлениях против человечества? Агрессивная война, а бывает другая? Бывает война, где солдаты не убивают друг друга, война, где никто не умирает и все счастливы? Геринг тяжело опускается на койку, сжимает в кулаке одеяло и зажмуривается. Его казнят, в этом нет сомнения, но его семья? Эмма, малышка Эдда? Только бы они были живы и здоровы, только бы их обошли стороной несчастья, только ради этого он готов на многое. Эмма и Эдда — все, что у него осталось, самое дорогое, нужное. Куда там наградам и постам — счастье семьи - вот что действительно важно. Снова сердце начинает учащенно биться, снова комок подкатывает к горлу. Сил бороться так мало, так мало желания хоть что-то делать, отбиваться от ударов обвинителей, объяснять, рассказывать, но это нужно делать, иначе зачем это все? Зачем бессонные ночи над листом бумаги, долгие допросы и сам суд? Может, в тебе все еще теплится надежда дожить? Может, ты все еще надеешься как-то все исправить? Суд истории определит по-своему — проигравший будет осужден, и не нужны никакие доводы и объяснения. Для союзников это лишь повод унизить проигравших и показать себя благородными защитниками правосудия. Глубокий вздох, и сердце снова бьется в привычном ритме, снова руки тянутся к ручке. Писать, снова писать свою речь, как это привычно и просто. Лучшие лозунги Геринга были написаны на винной карте дорогих ресторанов, а лучшие речи на Нюрнбергском процессе написаны в камере на колене. Герман всегда основательно готовился к заседаниям, старался записывать все свои мысли, чтобы ничего не забыть. Но каждый новый день приносил ему массу неприятных сюрпризов, ко всему невозможно подготовиться, нельзя точно знать, как поведет себя Джексон. Ничего, скоро начнется перекрестный допрос и тогда у рейхсмаршала будет шанс обратиться к Германскому народу; пусть и через голову трибунала, но его услышат. Обязательно услышат. Скрипнула железная дверь. — Герман Геринг, на выход.