make paper planes fly

Цуруги Цуруги, послушай я знаю, ты меня слышишь пусть прерывисто-часто дышишь, заблудившись в самом себе, но послушай меня послушай я ведь друг тебе, друг ведь, так? да, я знаю, хранишь ты мрак, запас серы меж гулких ребер, и, конечно же, дохлый номер мрак черпать твой дырявым тазом, но я помню, как раз за разом ты выныривал. мы смеялись, и я думал, тебе и Джуну я когда-нибудь равным буду. самолеты летели ввысь. ты, наверное, четко знаешь, я считал, ты утянешь вниз; я завидовал, ненавидел, лишь плохое в тебе и видел, отрицая, что дружба — бриз. только Джун — ты же знаешь, верно? — со мной спорил самозабвенно, запуская ввысь самолеты, что бесстрашно неслись в высоты — я хотел бы, признаюсь, так же, только я был совсем бумажный: так боялся всего и всех, что отталкивал даже смех. и когда я сумел собрать волю в руки, то моим спасеньем стал ты, Цуруги. я хотел так сильно быть тебе подобным, пусть и выходило не очень ровно, пусть ты исчезал, пусть губил людей, я молчал и верил: тебе трудней. самолеты летели ввысь, я с ними, только вы почему-то о них забыли, вдруг скрестили мечи и пролили кровь, точно в самом худшем из наших снов — и вот я стою, вокруг видя смерть. эй, Цуруги Цуруги, ответь, ответь куда делась крепящая трио нить? самолеты летели вверх, самолеты разбились оземь, даже если они бумажные, даже если ты их не бросил — это участь всех самолетов.

(но ты можешь все изменить)

Цуруги

Цуруги, эй

в тебе эта нить.