Обернись

"Боже, какие у неё глаза... Цвета голубого, ясного неба. А кожа... Бледная-бледная. А волосы, светлые-светлые... Чья же ты?..." "Зачем, господи, зачем же ты мучаешь меня? Зачем он пришёл? Поиздеваться надо мной? Или?..." Любовь - удивительная и порой непостижимая штука. Иногда достаточно просто осознавать близость дорогого человека и вдыхать его аромат, просто смотреть ему в глаза и молчать, благоговейно молчать, пытаясь удержать то неуловимо-реальное состояние счастья, которое живет моментом, но рождается и умирает постоянно, - и тогда всё вокруг теряется, перестаёт существовать и быть мало-мальски нужным, а сердце трепещет и бесшумно рвётся на волю. Эти двое так и смотрели бы друг другу в глаза бесконечно долго, минутами, часами, днями и ночами. Но, увы, состояние эйфории, охватившее этих людей, было еще слишком шатким и слабым, чтобы выдержать натиск здравого смысла сотрудников МВД. Первым очнулся Рокотов. - Екатерина Андреевна, - он тряхнул головой, словно сбрасывая какие-то посторонние мысли - зачем? - и попытался изобразить равнодушно-сожалеющий взгляд, - я пришёл справиться о вашем здоровье. Владимир Андреевич очень за вас переживает и просил передать вам привет. Говорит, что вы очень нужны в Университете, ваши подопечные ходят словно в воду опущенные. Лаврова, придя в себя, горько улыбнулась: - Спасибо, Нил Александрович, за заботу. Не надейтесь, мой больничный продлится максимум на три дня. Скоро я вновь буду вам мешать работать. "Что ты несёшь, Лаврова, что ты несёшь?!" - Что же касается моих сусл.. ребят, то они, как вы успели заметить, навестили меня, чему я очень рада. - Да, я заметил, - Нил выпрямился, - к Вам в больницу они наведываются чаще, чем ко мне на лекции. - Вы ревнуете? Рокотов улыбнулся какой-то странной улыбкой, в ней не было столько сарказма, сколько заботы и иронии. - Было бы к кому. "Саныч, ты чего, сдурел? С какой берёзы ты упал?!" - Ну, знаете, - Катя поднялась на локти и приняла безучастное выражение лица - но какого труда ей это стоило, - я горжусь ими, чего бы вы мне о них не рассказывали. Это мои дети. - Дети? Им по двадцать два-то точно есть. Хотя, если вы имеете в виду их поведение, то вы правы. - Они переживают за меня, - эти слова Лаврова произносила скорее для себя, - они сами уже всё умеют, работают, сопоставляют, собирают, думают и раскрывают... Но они меня ждут. Им я не безразлична. Вот что самое главное. А вы о каких-то лекциях... "И я, я тоже жду тебя, ты мне не безразлична! Возвращайся!" - гудело в голове Нила, но. Ох уж эти погоны майора... В палате повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь маленькими часами, стоящими на тумбочке у кровати. "Тик-так... Лаврова, ты не права. Ну сколько можно бегать? Ты хотя бы спасибо ему скажи, иначе всё могло кончиться намного хуже. Имей совесть, в конце-то концов!" "Тик-так... Ты в своём уме, Рокотов?! Эх, какая же ты тряпка. Перед тобой на расстоянии вытянутой руки сидит любовь всей твоей никчёмной жизни. А ты как истукан... Не стыдно тебе?" Катя шумно вздохнула и неуверенно выдавила из себя: - Нил? Майор поднял на девушку удивлённый взгляд. - Нил, вы... Нет, ну... Спасибо Вам большое, я... Я благодаря Вам здесь только из-за моих нервов, а не из-за покалеченного тела... Вы на самом деле... "Ну чего ты мямлишь, Лаврова?!" - Вы же мне, получается, почти жизнь спасли... "Ага, и навеки покалечили заодно своим присутствием в ней". Рокотов нежно сжал руку Кати, встал со стула: - Да бросьте, Катя, на моём месте каждый бы так поступил, - он улыбнулся. Катя улыбнулась в ответ. - Подождите, - девушка сдвинула брови и испепеляюще посмотрела на майора, - а вы-то как оказались на той улице? Вам же не по пути? Нил пожал плечами. - Выздоравливайте, Катерина Андреевна, - он театрально махнул рукой и, бросив жадный взгляд, вышел из палаты. Больничный капитана Лавровой, как и следовало ожидать (а Катя всегда выполняла свои обещания), был закрыт ровно через три дня. Курсанты, донельзя довольные этим событием, ожидали куратора в своей аудитории. - Ну вот, я же говорил вам сначала: это - он! - Родион, подбоченясь, важно прошагал мимо однокурсников. - Ну да! Говорил он! - Шишкарёв недоверчиво смерил взглядом Долгова. - Гляньте, какая Ванга у нас тут! - А ты что, не помнишь, Ванечка? - Сабля подскочил к другу. - Он же нам с Лавровой тут дифирамбы пел про этого негодяя. Аж стены тряслись. - Ребят, а вдруг мы ошиблись, а? - Захарова беспокойно заходила по аудитории. - Да хватит тебе, Варь, - закатил глаза Егор, - мы же двадцать раз всё проверили. - И вообще, оказывается, самое простое дело, ничего интересного. Чего это Лаврова за него зацепилась? - Маринка подводила губы помадой, иногда посматривая на дверь. - Ну слушайте, если зацепилась, значит, правда она нашла в нём что-то, чего не нашли мы, - в разговор включилась Юля, - вы заметили, какая она странная и задумчивая в последнее время? - Ага, - Виталик надулся, - всё мимо ушей пропускает - и как она всё запоминает, что мы ей говорим? - и всё на Рокотова смотрит. - Ага, - Ваня Шишкарёв поддержал настроение, - и Нил Саныч-то всё как-то нездорово на Лаврову пялится. - Может, у них любовь? - мечтательно протянула Никишина. - Вот было бы здорово... - Ну да, любовь, - скептически бросил Родя, - вы сами-то в это верите? Вы представляете капитана Лаврову беззаветно страдающей и сохнущей по кому-то из представителей мужского пола? Ребята ухмыльнулись и отрицательно покачали головами. - Она, по-моему, мужчин в грош не ставит, - с досадой протянул Денис, - только майор Чиглинцев и лейтенант Захаронок у неё, вроде как, исключение. Но Чиглинцев занят, - он покосился на Маринку. Та нахмурилась и отвернулась от однокурсника. - А впрочем, вряд ли Михаил Львович хоть как-нибудь заинтересует нашу Лаврову, равно как и лейтенант, - Саблин поспешил исправиться. Никишина повернула голову и недоверчиво посмотрела на шутника. - А с чего это вы взяли, что Захаронок не в состоянии меня заинтересовать? Мне он кажется вполне привлекательным малым... Суслики разом повернули головы и увидели ухмыляющуюся преподавательницу, которая, по-видимому, уже давно стояла в дверях и молча наблюдала за дискуссией, улыбаясь своим мыслям. - Екатерина Андреевна! - аж стены задрожали от крика. - Мы... Мы так рады вас видеть! - Я тоже очень рада вернуться наконец на работу, - Лаврова, улыбнувшись, прошла за свой стол, - этот нервный срыв мне все карты спутал. Очень рада видеть вас, но отнюдь не счастлива слышать сплетни своих учеников обо мне же. Курсанты смущенно опустили глаза. - На всякий случай. Захаронок - симпатичный парень, это раз. Саблин, вы, например, тоже не промах, это два, - услышав это, Денис зарделся и покраснел от гордости и стыда одновременно. Катерина еле сдержала себя от того, чтобы не прыснуть со смеху, и продолжила: - Мужчин я уважаю, люблю и боготворю, это три. И чтобы впредь я о себе никаких, повторяю, абсолютно НИКАКИХ сплетен не слышала. Считайте это моим требованием и табу. Если я вам так уж нравлюсь, можете обсуждать мой внешний вид. Потом. Когда-нибудь. Может быть. За пределами Университета и в моё отсутствие. Этот пункт ясен? Все молча кивнули. Только Саблин, видимо, горячо загоревшийся этой пикантной идеей, быстро спросил: - Ну разве мы не правы? Разве ваше сердце несвободно? Шишкарёв толкнул товарища в бок, но тот лишь отмахнулся, испытующе глядя на преподавателя. Лицо Кати залилось краской и снова побледнело. Она опустила глаза на мгновение. "Нет, Денис. Занято моё сердце. И кажется, Навсегда и Навеки. Рокотов, что же вы со мной творите? Я же из-за вас попала в госпиталь с этим чертовым нервным срывом. Я бы все сейчас отдала, чтобы опять вы меня поймали..." - Сердце? Нет, несвободно. Оно всегда занято, курсант Саблин. Ему всегда что-то нужно. Или кто-то, - тут, словно очнувшись от своих мыслей, она строго посмотрела на Дениса. - Давайте, это будет моей маленькой тайной, единственной тайной от вас? Неугомонный парень хотел было ещё что-то возразить по поводу единственной тайны, но Ваня вовремя ущипнул его за руку и шикнул на него. - Вот и замечательно. Ну что, господа курсанты, вернемся наконец-таки к нашему делу? Полностью уверенные в своей правоте и донельзя довольные господа курсанты зашелестели тетрадками и блокнотами и приготовились докладывать любимому куратору свою общую идею.