Занимательная гербология

— ...Они предполагают, что Хэмвелл и правда скрестил несколько видов, взяв за основу какой-то амазонский подвид Дьявольских силков, но основные свои функции гибрид получил случайно. Оставшись без хозяина, он был вынужден начать охотиться — сперва на мелких грызунов, пробегавших по теплице, потом, когда те перестали к ней приближаться, отрастил стебли подлиннее и вылез наружу, передвигаясь под землей, где меньше света… Яд он использовал, чтобы грызун привел его в нору, где больше пищи. Представляешь, да? Потом взялся за добычу покрупнее — кошек, собак. У Лилиан Доран, первой известной жертвы, как раз была собака. — Поразительно, — сложив руки на груди, Снейп смотрит в окно кухни; весна снова изменила настроение, зарядив непрекращающейся уже третий день моросью. — Вид эволюционировал за… сколько, три года? — Ага. Из ростка в горшке — до огромной твари с интеллектом почти как у животных, — я раскачиваюсь на стуле. — А может, и не “почти”. Невилл считает, этот гибрид умел рассчитывать количество впрыскиваемого яда в зависимости от того, как долго должна была прожить жертва. Доран проходила пару дней, пока на нее не “клюнули” патрульные, а Янг… от него требовалось только напасть на нас. При упоминании агента Снейп бросает на меня неодобрительный взгляд: — Я все еще считаю, что он не стоил всех неприятностей. — Я в курсе. За то, что с агента СБ впервые за всю историю Взаимодействия сняли “магоблок”, трясли не только меня, но и весь Отдел магического правопорядка. Кажется, магглы смирились бы даже со смертью Янга, но вот то, что сверхсекретный прибор оказался выброшенным в кусты, откуда его мог забрать любой желающий, их действительно задело за живое. Ситуации не помогла и сожженная дотла теплица — умники из СБ явно рассчитывали заполучить побольше образцов; вечно они ищут что-то, чем смогут воспользоваться в государственных интересах. В данном случае им, скорее всего, требовалось исследовать механизм выработки яда, способного управлять человеком, но для этого нужно было, чтобы сохранились не только колючки и фрагменты стеблей, а основное тело растения — его-то мы с Дином и уничтожили. Но наказали меня, разумеется, не за это — Мордекаю и остальному начальству плевать, одним хищным растением больше, одним меньше, лишь бы никого не доставали, а методов управления разумом у волшебников и без того предостаточно. Выговор и временное отстранение я отхватила за нарушение строжайшего из запретов: никогда, ни при каких обстоятельствах, не прикасаться к “магоблоку”. На этом строится Взаимодействие, без этого мы не сможем работать с магглами. В запрете, признаю, есть рациональное зерно, ведь еще совсем недавно многие волшебники предпринимали попытки отнять “магоблоки” у агентов. Но в данном расследовании Янг фактически был моим напарником, а стоять и смотреть, как погибает напарник — это я считаю преступлением против всех принципов не только Взаимодействия, но любых товарищеских взаимоотношений. Правило должно быть пересмотрено, и выживший благодаря моим действиям агент — лучший в пользу того довод. Янг скоро восстановится и вернется к своим жене и сыну, а небольшую трепку я как-нибудь переживу. — Только одного не могу понять, — говорит Снейп, отходя от окна. — Почему гибрид не напал на тебя? Судя по твоему рассказу, у него была такая возможность, пока ты сдерживала маггла. Я пожимаю плечами: — СБ после отчета Хёрт тоже обратили на это внимание. Она доложила, что я чуть ли не отдыхала там, пока они с Дином прятались за Протего и отстреливались с тылов. Мордекай отбрехался как-то, сказал, может, во мне не увидели угрозу, и вообще, мол, вы что, хотите понять логику растения? — Однако у тебя есть версия, так? — Снейп наклоняет голову вбок. А ему и правда интересно. Видимо, совсем устал от своих свитков. Версия-то у меня есть, но основана она скорее на интуиции, чем на чем-то конкретном — то есть, Снейп ее гарантированно осмеет. Помявшись, я все-таки говорю ему: — Знаешь, оно было… когда я зашла в комнату Хэмвелла и увидела этот цветочный алтарь, я до него дотронулась. Оно не забыло своего создателя. Оно было его детищем и помнило о нем все эти годы, единственный, кто о нем помнил, потому что любил. Невилл сказал, они умеют любить — а этот гибрид еще и скучал. Ему было одиноко там. Я была первой из волшебников, кто пришел туда после смерти Хэмвелла, я касалась тех стеблей — думаю, оно это почувствовало. Я разделила с ним его тоску… как-то так. Снейп разглядывает меня молча какое-то время, затем произносит: — Что ж… вполне возможно. От удивления я приподнимаю брови: — Не считаешь это романтическим бредом? — Считаю. Но создание Хэмвелла, похоже, тоже было склонно к романтическому бреду, если оно действительно было для этого достаточно развитым. Даже жаль, что вы его уничтожили. — А мне нет, — отрезаю я. Возможно, чересчур поспешно. Потому что где-то в глубине души я, наверное, тоже немного жалею об этом. Не о растении, в разы превосходящего интеллектом все известные доселе виды. Об этом пусть сокрушаются ученые — я не ученый. Мне ближе сострадание живому существу, способному привязываться и испытывать боль после потери того, кто был ему дорог. Говорят, от потерей болит сердце — где было сердце у гигантского сорняка? Кто знает, как бы все могло повернуться, если бы Хэмвелл не умер и смог рассказать о своем творении, показал его всему миру, научил его, что есть людей — плохо. Если бы сам был чуть более общительным и не сгинул в одиночестве посреди леса. Я усилием стряхиваю с себя тяжелые мысли и улыбаюсь Снейпу: — У меня для тебя кое-что есть. Подожди-ка… Сходив в комнату, возвращаюсь со свертком. У нас не принято дарить друг другу подарки, и Снейп первое мгновение смотрит на него недоверчиво: — Какой повод? Но все-таки разворачивает пакет, извлекая содержимое. Две футболки, черная и белая — и уже когда он просто держит их перед собой, я вижу: размер подобран правильно. Снейп только кажется таким тощим, торс у него длинный и модели для худеньких мальчиков были бы ему попросту коротки. Он опускает руки, чтобы поверх футболок можно было увидеть его раздраженно-удивленный взгляд. — “Эй Си Ди Си”? “Металлика”? Я такое не ношу, как ты, возможно, могла заметить. — Это для дома. У тебя же кроме рубашек ничего нет, а в них неудобно ходить в домашней обстановке. К тому же, — скалюсь еще шире, — я заметила, что тебе в них жарко. Скоро лето, можно позволить себе ходить в удобном, хотя бы пока никто не видит. Неопределенно хмыкнув, Снейп сует футболки обратно в пакет. Ну да, не думала же я, что он тут же радостно напялит одну из них. — Есть еще какая-то причина, по которой ты решила добавить эту безвкусицу к моему гардеробу? Знает как облупленную, это точно. — Я хочу таким образом сказать, что рада видеть тебя на этой кухне. В одной из этих замечательных новых футболок или в старой жаркой рубашке. В любое время, а лучше всегда. Тебе, вроде, не хватает места в своей квартире? Ну так пусть там будет только лаборатория, а все остальное — здесь… Вообще-то, к черту квартиры! Бабушкин дом в Бате стоит пустой, там огроменный подвал, можно оборудовать отличную лабораторию, и ОМП не нагрянет, если ты чего-нибудь взорвешь, так что… Я замолкаю, потому что Снейп смотрит на меня очень странно. Наверное, я все-таки поторопилась. Ему не нужно, чтобы за ним все время приглядывали, то, что есть сейчас, его вполне устраивает. На пятом десятке поздновато менять привычки, а Снейп, насколько я знаю, всегда жил один. Общая грязная посуда и одежда в стирке, споры о том, как часто можно звать в гости моих друзей и нужно ли вообще это делать, невыразимцы, которые способны нагрянуть в любое время дня и ночи, и которых я точно не стану так просто терпеть, держа язык за зубами… Мерлин, о чем я думала, Снейп ни за что не захочет во все это ввязываться! Он и так уже подпустил меня чересчур близко. — Подвал, говоришь? Он задумчиво разглядывает стену, за которой располагается его лаборатория. — Будет непросто так все сразу перевезти. Губы мои расползаются в совершенно дурацкой и абсолютно счастливой улыбке: — Меня все равно на месяц выпнули из Отдела. Даже не знаю пока, чем заняться. Как-то незаметно моя рука оказывается в его руке. Такие моменты запоминаются на всю жизнь: в полной тишине невозможно отвести взгляды, и он смотрит прямо, неулыбчивое лицо его расслабленно и безмятежно, и только пальцы гладят мои пальцы… … но, конечно же, в этот самый момент, ни минутой раньше или позже, в коридоре раздается громкий скрип двери. — Это?.. — Да, — Снейп поворачивается, чтобы выйти, но я не отпускаю его руку. — Что опять нужно этому муда… — Скорее всего, ему просто нравится портить мне жизнь. Пусти. Выясню, чего Неизвестный от меня хочет, и сразу вернусь. Мы оба знаем, что это не так. Глава Отдела Тайн может забрать его прямо сейчас, как уже делал это раньше. На сколько теперь: на сутки, на неделю? Месяц? — Пошел он, — говорю я с чувством. — Не хочу, чтобы ты уходил. Только не сейчас. Давай… давай просто сбежим? — Нельзя. В смысле, не получится. Я пробовал — он может отследить любой самый запутанный трансгрессионный след и способен видеть сквозь Дезиллюминационные чары. Он говорит, сжав зубы — не шибко любит признаваться, когда кто-то оказывается сильнее и хитрее его. Да, когда речь идет о Неизвестном, я верю, что тот может все это делать и даже Снейп его не обманет. — Тогда… — перевожу взгляд на окно. — Тут есть пожарная лестница. Снейп такого от меня точно не ожидал — а значит, и Неизвестный тоже. Я рывком поднимаю вверх дребезжащую раму и первая вылезаю наружу, под мелко моросящий дождь. Шорох за спиной говорит о том, что гулять под ним я все-таки буду не одна — не произнеся ни слова, Снейп вылазит следом. Главное побыстрее отбежать подальше от дома, к пустующей, залитой лужами остановке, а там и на маггловский автобус запрыгнуть. И пусть везет нас, куда глаза глядят, пусть липнут к лицу мокрые волосы — рука снова в руке, и можно положить голову на костлявое плечо, и, закрыв глаза, предвкушать свою новую, трудную, хорошую жизнь.