Корунайский каф

— Нам не стоило бы больше встречаться, — раздумчиво проговорила Зое. На животе у нее стоял стакан, к которому Кэл Скирата время от времени прикладывался. — Это еще почему? — удивился этот бешеный гном с Куата. — Ты делаешь меня слабой, — ответила Зое. Коснувшись сознанием курительного жезла, лежавшего на полу, она поманила его к себе. Тот задергался, пару раз стукнул по полу — и подлетел, укладываясь ей в руку. Кэл, заметивший это, нахмурился. Он не любил, когда она пользовалась Силой. — Ты можешь подняться и взять его, — сказал он раздраженно. — Или совсем обленилась? — Мой народ чувствителен к Силе, — Зое пожала плечами. — Ты же не отрезаешь себе руку, которая держит вибронож? — Не доводи меня, женщина, — проворчал Кэл, взяв стакан и поставив его на тумбочку рядом с кроватью, на которой уже стояла бутылка. — Иначе — что? Вгонишь мне в глазницу свой знаменитый трехгранник, который выложил прежде, чем пройти в спальню, а потом незаметно забрал и пронес сюда, потому, что все равно мне не доверяешь? — ответила Зое, затягиваясь и прикрывая глаза. Таких мужчин было много на Харуун-Кэл — мужчин, спавших с оружием чаще и вернее, чем с женщинами. — Доверчивый наемник — мертвый наемник, — ответил Кэл. Он быстро вспыхивал, но быстро и остывал. — Я взял его не потому, что хочу выпотрошить тебя во сне, а потому, что этот нож — чуть ли не самая ценная штука, какая у меня есть. Он всегда у меня под рукой, был и будет. Зое перевернулась на живот, положив Кэлу голову на грудь. — Рядом с тобой я становлюсь слабой, — призналась она. — Я заметила нож слишком поздно. Если ты однажды захочешь его в меня воткнуть, я просто удивленно посмотрю на тебя и истеку кровью, как балавайская дура. Наверное, если бы я была мужчиной, я бы сказала, что ты держишь меня за яйца. А если бы Мон-Каламари — что за жабры. Ты держишь меня за жабры, Кэл Скирата, и ты размяк, как удж в голубом молоке. — С чего бы это я размяк? — Кэл приподнялся на локте и налил еще немного виски в стакан, в котором почти растаял синтетический лед. Бутылка стукнула о край стакана, и Кэл потряс ее, выжидая, пока стекут последние капли. Он поднес стакан к самому носу Зое, но она покачала головой. — Я не размяк, — заключил он. — Размяк, я вижу, — сказала она, обнимая Кэла обеими руками и утыкаясь лицом в седеющие волосы у него на груди. — Вчера ты вынул обойму из верпинского пистолета на тренировке со своими любимыми нулями. Ты становишься сентиментальным и много говоришь о клонах из группы... Они — не твои сыновья. — Они мне больше, чем сыновья, — стакан грохнул по тумбочке с такой силой, что чуть не раскололся. — Больше, чем сыновья, которые от меня отказались, — в словах Кэла зазвучала горечь, которую он пытался скрыть за напускным раздражением. Зое села и посмотрела Кэлу в глаза, с трудом фокусируя взгляд. Она курила табак со спайсом, с крохотной щепоткой спайса — Фетт это знал, и одним из условий найма было то, что Зое должна была оставить контрабандистские привычки и прилететь на Камино уже «чистой». Но она знала пару харуун-кэльских хитростей и когда хотела, могла очистить сознание от воздействия наркотика... На некоторое время. — Ну, — сказала она, — я не знаю ни твоей жены, ни того, каким ты был мужем. Хотя — уверена — ей с тобой было непросто. Ты тяжелый человек, Кэл Скирата. Но я не понимаю, почему от тебя отказались дети. Ты можешь быть не слишком хорошим мужем, но плохим отцом — в это я не поверю. — Хватит об этом, — Кэл принюхался и его глаза побелели от гнева Он выхватил у Зое изо рта курительный стержень и столкнул ее с себя: Зое сгруппировалась и, упав с кровати, приземлилась на четвереньки. Вскочив на ноги, она бросилась на Кэла. — Отдай немедленно, чертов барв! — крикнула она. — Ты мне не папочка, и даже не наниматель! — спайс замедлял реакцию, а у нее не было времени сконцентрироваться и «прочистить мозги». Обе ее руки оказались задраны почти перпендикулярно телу и перехвачены стальным локтем Кэла. Лежа лицом в подушки и извиваясь, словно полураздавленная личинка осы лихорадки, она захлебывалась подкатывающей тошнотой. — Еще раз увижу, что ты куришь эту дрянь — шею сверну, — пообещал Кэл и сломал жезл в руке. Услышав треск пластоида со вставками из тонких срезов прессованного коруску, Зое разразилась потоком корунайских и балавайских ругательств вперемешку. — Я тебе кишки выпущу, старый алкоголик, — прорычала она. Найти слабое место в захвате Кэла было непросто, но само решение было простым и эффективным: лодыжка Кэла, простреленная из дробовика, ныла в дождливые дни. Зое расслабила мышцы, притворяясь, что припадок прошел. Обмякнув, она постаралась как можно глубже продавить матрас, «уйти» в него, чтобы освободить пространство для рывка, а потом дернулась — и ударила Кэла ступней в раненную лодыжку. Дальше было проще — высвободить одну руку и нанести короткий и резкий удар в солнечное сплетение, перекатиться и спрыгнуть с другой стороны кровати. С помощью Силы она выдернула его нож из ножен, спрятанных в рукаве лежавшей в кресле куртки, и перехватила рукоятку поудобнее, наклонившись вперед, словно акк-пес, готовый к прыжку. Кэл молчал, выравнивая дыхание — он был ситски зол. Зое ударила его, дважды — чувствительно ударила — и, главное, взяла его нож. Это уже было серьезно. Это было очень серьезно. Что же будет делать Кэл? — Давай, девочка, отдай мне нож — потребовал он. — Не глупи. Отдай мне нож, Зое! — повысил голос Кэл, в нем зазвучала плохо сдерживаемая злость. — Отдай мне нож, ну же! Приступ спайсового безумия отступил. Зое стояла перед Кэлом — голая, с ножом — и поняла, что смеется. Глиттерстим, в малых долях смешанный с рилом (если смешивать в больших, велика вероятность либо рехнуться, либо потерять память) оказывал странное влияние на эмоциональную сферу человека: тут Сила была беспомощна. Подойдя к Кэлу разболтанным шагом курильщицы спайса, она протянула ему нож, подкинув его в руке и перехватив за лезвие. Ненужная бравада потребовалась была для того, чтобы совсем уж не поджимать хвост: мол, я не в форме, не бей меня. Лезвие оставило на ладони тонкий порез — Зое засмотрелась на вступившую кровь. Она казалась до того яркой, словно светилась изнутри. — Молодец, ад’ика, — пробормотал Кэл, успокаиваясь. Он забрал нож и прижал к себе Зое, которая то смеялась, то всхлипывала, по инерции продолжая упираться и не давая себя обнять. — Это дрянь тебе не нужна, — добавил он, имея в виду спайс. — Нужна, — возразила Зое. — Ты не знаешь. Ты не видел, как горят джунгли... И не знаешь, что с людьми делает Харуун-Кэл; это место не похоже на другие. Оно опасно само по себе, оно убивает и заставляет терять рассудок. Оно — как смертельно опасная тварь, по ядовитой шкуре которой корунаи прыгают, как блохи. Мы убиваем балаваев, балаваи убивают нас. И это не заканчивается: это похоже на игру с перерывом на сезон зимних дождей. Мы убиваем их, они убивают нас, никто уже не помнит — зачем, но безумие не останавливается. Это — не Мандалор. Это похоже на сон, в котором нет ни начала, ни конца, а есть только кровь и смерть без смысла и без цели... Мне нужен спайс. Но у меня есть Сила. С ней я могу очистить сознание, когда захочу, понимаешь? В любой момент. Но спайс помогает забыть. И... Может быть, сделка? Я брошу спайс, если ты бросишь пить, — сказала Зое, когда Кэл поцеловал ее в висок и грубовато потрепал по щеке. Она слышала биение его сердца так отчетливо, словно это стучал маленький темпер. — Если я брошу пить, я убью эту серую суку, — сумрачно ответил Кэл, и Зое хмыкнула ему в плечо: — Ко Сай? Если бросишь пить, даже можешь порезать ее ножом напоследок. — Нет, — скривился Кэл. — Такие штуки любит Вэу, их мы ему и оставим. — Теперь ты можешь меня отпустить, — попросила Зое. — Давай, Кэл’буир, я в порядке. — Ты хоть знаешь, что это значит, «Кэл’буир»? — Кэл сел на край кровати, положив Зое руки на бедра и испытующе посмотрел на нее снизу вверх. Зое подумала, что, когда они со Скиратой стояли рядом в форме сержантов-инструкторов — вернее, камионанскую форму носила одна только Зое, Скирата предпочитал мандалорскую броню — она была выше его на полголовы. — Да. «Папа Кэл». — Когда я был моложе, голые девицы не называли меня папой Кэлом, — Кэл криво улыбнулся, и Зое села перед ним на корточки. — Ты назвал меня ад’икой, — напомнила она. — Я прошу тебя, пожалуйста — я говорю тебе «пожалуйста», чтобы ты не ревел, как траводав, наступивший на лозу — раз уж я сплю с тобой, ты не будешь называть меня «Зое, дочка» на своем... странном языке, учить меня жизни, говорить мне, что делать... — Повторяю, еще раз увижу, что ты принимаешь спайс в любом виде — хоть в задницу засовываешь — шею сверну, — перебил ее Кэл, и Зое, кивнув, продолжила: — ... и не будешь называть меня ни одним из тех мандалорских словечек, которыми вы с Джанго и другими Куэ’валь Дар, да простит меня Сила, постоянно перебрасываетесь. Я — Зое Адаши, сержант Адаши, если тебе уж очень со мной хорошо, «девочка» тоже сойдет — но не более того. — Ди’кутла твои правила, — ответил Кэл, недобро щурясь. — Не слишком ли их много? — В самый раз, — криво улыбнулась Зое. — Тебе же не нравится, когда я называю тебя «Кэл’буир»? «Ад’ика» на твоем языке значит «дочка». Я не хочу чувствовать себя твоей дочерью. И не хочу, чтобы ты опекал меня так, как ты опекаешь своих клонов. Им нужна родительская любовь, мне — нет. Я хочу, — проговорила Зое, потеревшись щекой о волосатое бедро Кэла, — чтобы ты любил меня, как мужчина, а не как папочка. В конце концов, я прошла через все то же, что и ты, несмотря на то, что я не мандалорец. «Аруэтиизе», да? Я арутиизи, и у меня есть своя профессиональная гордость. — Аруэтии, — автоматически поправил ее Кэл. Зое почувствовала запах собственного пота: в нем появился химический тойдарианский привкус. Со спайсом действительно пора было завязывать, Кэл был прав. Удивительный человек Кэл Скирата, думала Зое. Жестокий, буйный, вспыльчивый — и хлопотливый, как наседка, с теми, кто действительно был ему дорог. Словно в Галактике существовала два Кэла, один из которых был циничным и расчетливым мандалорским наемником, вспыльчивым и скорым на расправу, а другой — внимательным отцом и нежным любовником. Два Кэла постоянно сменяли друг друга, и Зое не всегда могла почувствовать в Силе, какой Кэл будет с ней говорить — но ради того, второго, она готова была терпеть первого. Кэл проворчал: — Даже моя первая жена не придумывала зараз столько ди’кутла бесполезных правил. Убирайся с глаз моих в душ, ты вся провоняла этой сладкой дурью, вентиляция не справляется. — На Тайпоке такая вентиляция, что может втянуть и перемолоть банту вместе с его запахом, — возразила Зое. — Быстро, — скомандовал Кэл и шлепнул Зое по заднице, — иначе вышвырну, как щенка. — Так точно, сержант, — Зое отдала честь и пошла в душ, подняв с пола еще влажное белое полотенце. Каминоанцы постарались приспособить комнаты наемных инструкторов — «аруэтиизе» и «Куэ’валь Дар» — под нужды человеческой анатомии, но вот в выборе цветов они просчитались, в результате чего все помещения на Тайпоке были похожи то ли на научные лаборатории, то ли на операционные, а белоснежные полотенца, пижамы и халаты только усиливали впечатления от пребывания в стационаре. Створка душевой кабины отъехала в сторону, когда датчики движения почувствовали Зое: душ включился автоматически, ориентируясь на заранее подобранную температуру воды. Задрав голову к потокам воды, колотящим по плечам и по спине, как настоящей харуун-кэльский ливень, Зое вспомнила слова старой песни о девушке, которая ждет у воды — чистой воды, не нуждающейся в фильтрации — чтобы смыть с воина все его печали, а после — вернуться в свой небесный гхош, где траводавы вечно ступают по облачным джунглям, охраняемые стаей лунных акков. «Интересно, о чем поют мандалорцы, — задумалась она, прислушиваясь к звукам из спальни, но из-за шума воды ничего не было слышно. Она приоткрыла дверь, выбрав на внутреннем пульте переключение на ручное управление, и встала полубоком, чтобы видеть, что происходит в комнате и, одновременно, наблюдать за отражением Кэла в полированной душевой панели. — Неужели только о войне? Корунаи тоже поют о войне». — «Война скоро поглотит Республику, и сметет ее, как оползень после дождя», — спайс играл с головой странные шутки. Она слышала собственный голос, казавшийся хриплым и надтреснутым, когда призносил эти слова. Зое подавила нарастающую панику, поставив ладони на стену и наклонив голову, сосредотачиваясь на том, что происходит здесь и сейчас: вода течет по груди, по спине, стекает по животу и по ногам. В комнате Кэл, он идет делать каф. У Кэла чутье, как у акка, но почему он не чувствует, как приближается буря? — «Буря приближается, — Зое поняла, что заставляет ее говорить. Сила внутри нее. Все корунаи чувствительны к Силе, но никто — почти никто — из них не проходит обучение в Храме. Гхоши неохотно отдают своих детей джедаям. Единственный корунай в Ордене, Мейс Винду, был сиротой гхоша, возможно, именно поэтому его и отдали в Храм, — разве ты не видишь, как все, созданное Республикой, гибнет? Конец близок. Готовься встретить бурю». Зое вышла из душа, покачиваясь, и медленно, тщательно вытерлась. Расправив полотенце, она повесила его рядом с умывальником. Она напряженно фокусировала внутреннее зрение на настоящем, не давая себе сорваться туда, куда ее подталкивало волнение мидихлориан в крови. На Харуун-Кэле, где Сила уходит на связь с акком и вечное прощупывание джунглей в поисках опасности, таких вещей не случается. Зое плеснула себе в лицо холодной воды, глубоко вздохнула, сосчитала до десяти — и вышла из ванной. Кэл сидел на кровати и пил каф, вторая чашка стояла на тумбочке у кровати. Терпкий аромат кафа заполнял спальню. Зое взяла чашку и села рядом с Кэлом. Его присутствие помогло ей достичь равновесия: Кэл был самым живым и настоящим человеком из всех, кого Зое знала. Рядом с ним удерживать себя в реальности было проще, чем где-либо в странном мире Тайпоки, полной одинаковых полудетских лиц и каминоанцев с их причудливыми представлениями о... нормальности. — А у мандалорцев есть песни только о войне? — спросила она, поднося чашку к губам. Шепотки снова зазвучали в ее ушах, словно одновременно заговорили миллионы голосов, перебрасываясь приказами: она слышала координаты миров, в которых уже бывала и не бывала прежде — Утапау, Рилот, Джеонозис, Хоногр — грохот орудий, крики раненных, стрекот медицинских дроидов — но они быстро стихли. — Мы наемники, кочевники, — пожал плечами Кэл. Он казался усталым, но спокойным, как человек, готовящийся ко сну, хотя над Тайпока-Сити уже вставало солнце — оно золотило морскую воду на востоке, и одинокие айхвы, выныривая из воды, резвились в его лучах, — в основном, это песни о наследии мандо’аде, они сочиняются для того, чтобы наши дети не стали дар’манда, людьми без души. Песни для памяти, в основном. А быть мандалорцем — значит, сражаться, вот и получается, что наши песни все о войне. — Твоей жене это не нравилось? — осторожно спросила Зое. Она уже поняла, как трепетно относились мандалорцы к семье. Развод не просто уязвил гордость Кэла, он оказался для него все равно, что нож в спину. Кэл тяжело посмотрел на нее, и Зое уже подумала, что сейчас он ответит «не твое дело», но он нехотя пробурчал: — Тебе бы понравилось, если бы твоего мужчины никогда не было не то, что дома — на планете? Ей не нравилось. — Я бы такого мужчину, — сказала Зое, улыбнувшись, — просто каждый день поджидала бы на посадочной платформе возле дома с тяжеленной скалкой, и лупила бы его так, что ему пришлось бы месяцами после своих возвращений сидеть в бакта-камере. Тогда бы он никуда не смог улетать и надолго оставался бы со мной, — хохотнула корунайка и добавила. — Твоя жена — странная женщина. Если бы она просто переломала тебе ноги, ты бы не улетел. Кэл не ответил, вертя в руках чашку. Зое положила голову ему на плечо и стала смотреть на закат. До занятий оставалось еще несколько часов, спать уже особого смысла не имело. Можно было взять у Кэла энергетические таблетки, но в сочетании со спайсом они могли дать побочные эффекты. — Давай я сварю тебе корунайский каф, — предложила она. — Так, как его варят в гхоше, и ты сразу отвлечешься. Он такой крепкий, что, когда пьешь, каф проваливается в желудок, как кирпич, и такой пряный, что жжется внутри, как кислота. Пока ты хватаешь ртом воздух и из глаз у тебя текут слезы, некогда разводить философию. И он отлично помогает от похмелья, — добавила Зое. Кэл издал короткий лающий смешок. — Посмотрим, что крепче — мандалорский мужчина или корунайский каф. — По-моему, ответ очевиден, — сказала Зое, выдерживая паузу, и добавила с удовольствием, — ясное дело, это корунайский каф.