Упавшая Звезда

      Кровь, кругом кровь… Кровь капает по тёмным каменным ступеням, витой спиралью уходящим во тьму. Цири спускается, стараясь не оскальзываться. Тёмно-бурые потёки украшают собой всё — и стены, и пол — даже на потолке видны капли. Бойня… Здесь развернулась самая настоящая бойня. Она убивала без сожаления, яростно… Кого-то. Нет, не кого-то — врагов. Врагов, тех, кто желал ей зла. В бойницы дует свирепый, холодный, пахнущий морем ветер, развевая длинные белые волосы впереди идущего. Ведьмак Геральт из Ривии. Она его Предназначение. Он здесь ради неё. Ради неё и Йеннифэр. Он проделал очень долгий путь, сражался бессчётное множество раз, но… Врагов ещё много. Девушка крепче сжимает верный клинок, а ведьмак резко, быстро, почти неуловимо бьёт вперёд своим. С их мечей ручьями стекает кровь. Алая…              «Нет!» — Цири чувствует, что это не правда, это не так, но ничего не может поделать, — «нет, это всё не взаправду! Это сон! Гадкий сон!» — девушка пытается проснуться, но у неё не получается. Кошмар, застигающий её врасплох уже которую ночь, и не думает заканчиваться. Он пытает долго и вдумчиво, пока её наконец не начинает трясти от ужаса. И тогда она просыпается.              Залитые кровью ступени. Цири боится их, боится ступить на них и узнать, что же таит в себе такая манящая страшная тьма.              «Не ходи туда», — шепчет невнятный голос, — «тебя там не ждут, дитя Старшей Крови», — вторит ему другой, такой же приглушённый и неуловимый, — «беги, спасайся, эта дорога не для тебя».              Цири невольно отступает, опуская меч. Она поднимает взгляд, пытаясь найти хоть какую-то подсказку, совет, но Геральта нет рядом. Ведьмак словно исчез куда-то, растворился, не оставив и следа.              «Вернись, вернись к нам, мы тебя ждём, дитя Старшей Крови», — нашёптывает ей смутно знакомый голос, — «вернись к нам, вернись, ты наша…»              «Нет!» — беззвучно кричит девушка, и прыгает вперёд, во тьму. Она узнала голос. Голос рыцаря с крыльями хищной птицы. И голос Дикой охоты. Голос, не раз являвшийся ей во снах, и никогда не нёсший ничего кроме страха и ужаса. Она точно не вернётся к нему, кому бы он ни принадлежал.              На мир вокруг будто высыпали песка, он пошёл дрожью, и словно сгоревшая на костре бумага принялся рассыпаться в серый пепел, разлетаясь по тьме, пока не осталось совсем ничего. Лишь сплошная чернота, без намёка на проблеск света. И она одна в этом мраке… Но что это? Где-то в самом уголке забрезжила яркая искорка, за ней ещё одна белая мерцающая точка, и ещё, и вновь…              Цири с радостным восторгом наблюдала за бескрайним чёрным небом, усыпанным бисеринками звёзд. Миллионами далёких бисеринок. Но что, если… Девушка протянула руку, пытаясь взять в ладошку ярко сияющую звёздочку. Звёздочка не поддавалась, ускользая из тонких девичьих пальчиков, Цири потянулась вслед за ней и… Она невольно вскрикнула, сначала от испуга, а затем от восторга. Звёздное небо вокруг смазалось, будто подёрнутое жарким маревом, и свернулось в длинный коридор, в центре которого маячила та самая звёздочка, с каждым ударом сердца всё увеличиваясь в размерах. Мгновения, полные радостного счастья и восторга в коридоре, вспыхивающем всеми цветами радуги, и вот перед ней уже не звёздочка, а ярко-жёлтый шарик солнца. Такой маняще-тёплый…              Девушка медленно приближалась к нему, она знала — рядом был ещё кто-то. Они летели навстречу свету, и это было поистине незабываемое чувство пьянящей свободы и необъятной бесконечности. По жёлтому солнцу мелькнула крошечная тень, но с каждым мигом она всё увеличивалась, превращаясь в тёмный шар с множеством блестящих огней. Расправив крылья, Цири перевернулась, приближаясь к планете, а навстречу ей неслись сотни и тысячи лучей красных, жёлтых, зелёных… Она завертелась между ними, словно в неведомом, диком, смертельном танце, из-под её крыльев тоже срывались лучи и всполохи синего пламени, устремляясь куда-то туда, вдаль к планете, к точкам, кружащим вокруг. Позабыв обо всём, она как ласточка кружилась, парила, совершала немыслимые пируэты, отдав всю себя этому странному, ни на что не похожему, завораживающему танцу огней и линий. То там, то тут вспыхивали маленькие звёздочки, точек, лучей и всполохов казалось всё больше, а уворачиваться становилось всё сложнее. Вот что-то кольнуло её в крыло, вот нечто ударило по щеке, а через мгновение ласточка уже ощущает солоноватый привкус крови во рту, и пламя… Жаркое пламя, бегущее за ней по пятам, стремящееся догнать и поглотить. Всё ближе и ближе… Пламя коснулось крыльев, и она закричала…              — Цири, Цири! — кто-то трясёт её за плечо, — Цири, проснись!              Ласточка не хотела отпускать, но… Девушка резко открыла глаза. Над ней сидел обеспокоенный Влад, с тревогой заглядывая в глаза. На мужчине в кои-то веки не было привычного шлема, и его неестественно бледная кожа в лучах восходящего солнца будто сверкала зимним снегом. Цири спросонья не сразу сообразила, где она, но, оглянувшись, быстро успокоилась — вокруг был лагерь, разбитый на берегу небольшой речушки — безымянного притока полноводной Вельды.              — Уже пора? — девушка ещё раз окинула сонным взглядом медленно просыпающийся лагерь и, не выдержав, сладко зевнула.              — Нет, можешь ещё отдохнуть, — ответил Влад и, поймав её недоумённый взгляд, добавил, — ты кричала во сне. Опять.              — Снова бессмыслица? — без особого интереса спросила она. Это было уже не в первый раз. И, как и прежде, ни у кого не получалось понять ничегошеньки. А ей оставалось лишь разводить руками — сны ну совершенненько не запоминались. Уже сейчас девушка не могла толком вспомнить, что же ей снилось. Остался лишь призрачный азарт боя и какое-то странное чувство пьянящей свободы и полёта.              — Снова, — невольно шмыгнула носом она, откидываясь назад на свёрнутую попону.              — Отдыхай, — чуть помолчав, видно о чём-то размышляя, повторил парень, и, поднявшись, покинул их шатёр.              А Цири, не желая выпускать тепло, поплотнее закуталась в чудесное одеяло, отгораживаясь от утренней прохлады. Сон больше не шёл, и она, просто закрыв глаза, глубоко вдыхая свежий холодный воздух, невольно взялась в который раз вспоминать ту страшную ночь у эльфийских руин. И не менее страшное утро.              Пусть с тех пор минула уже неделя, но память по-прежнему хранила ничуть не померкнувшие воспоминания о той страшной ночи. То был не бой — бойня. Крики и стоны раненных не утихали всю ночь. К рассвету, несмотря на всю помощь, многие скончались. Лишь когда солнце полностью взошло над горизонтом, удалось найти всех живых и мёртвых и окончательно подсчитать потери. Подсчитать и ужаснуться. В караване, кроме них с Владом, шло ещё тридцать семь людей и нелюдей. По большей части, всё же людей, но было и шестеро краснолюдов, и даже парочка не замеченных в первый день низушков. Низушки погибли одними из первых. Когда напали вампиры, они как раз отлучились проверить своих низеньких пони. Вместе с ними от клыков и когтей монстров пали и все возницы, дежурившие у лошадей. Животных твари отчего-то не тронули — те были привязаны, и их, похоже, решили оставить на потом. Весемир рассказывал, что гаркаины хоть и считаются «низшими» неразумными вампирами, однако и за диких зверей их принимать тоже неверно. Порой смертельно неверно. Что и подтвердилось там же. Расправившись со своими жертвами в подлеске, вампиры не стали сразу же кидаться на поляну, где их уже ждали, а разошлись по кругу, чтобы атаковать со всех сторон. А одна из тварей так и вовсе выскочила немного раньше остальных, не иначе чтоб отвлечь на себя всё внимание ощетинившихся оружием людей. К счастью, ей не повезло натолкнуться на Влада, сумевшего в одиночку сильно покалечить фледера, а потом и вовсе прогнать. Не произойди это, и несложно догадаться, что случилось бы, кинься на тварь все сильные и опытные воины — оставшиеся вампиры просто вырезали бы всех сзади, не встретив никакого отпора!              Впрочем, даже так, встретив вампиров хоть как-то готовыми и во всеоружии, победить удалось лишь чудом. И у этого чуда было вполне конкретное имя. Влад. Если бы не он, у них не было бы никаких шансов, окажись даже все воины поголовно одеты в свои доспехи да брони. Только вдуматься — до рассвета дожило всего четырнадцать человек и четверо краснолюдов! Из тридцати семи! Восемнадцать! Сначала-то уцелело, конечно, больше, но многие умерли от ран ещё до зари… Вампиры не церемонились со своими жертвами и били так, что и не всякий чародей-целитель бы спас, окажись он поблизости. Цири ещё долго будет помнить то поганое чувство собственной беспомощности, когда на руках умирает человек, пусть даже и малознакомый тебе, но с кем ты всё равно прошагал многие вёрсты, делил пищу и огонь… И вот он, истекая кровью и грязью из распоротого живота, умирает в муках, а ты ничего, совершенно ничего не можешь поделать. Лишь подарить лёгкую смерть. Но… Нет, у неё так и не поднялась рука. Она до самого утра помогала остальным людям, делала повязки, бинтовала, кого могла. У Цири даже получилось чуть срастить глубокую рану одному из краснолюдов своей магией — Йеннифэр учила её простейшим лечебным чарам. Увы, надолго её не хватило — всего три заклинания, и вот ей уже самой требуется помощь — дышать враз стало тяжело, а внизу живота и вовсе всё заболело. Даже посильнее, чем тогда, в Элландере, когда она лишь осваивала первые, самые простые манипуляции с магией. К счастью, поблизости тёк ручеёк и явственно ощущалась интерсекция. Цири помнила слова своей наставницы, и начала черпать силу осторожно, медленно, пусть и был велик соблазн жадно припасть к ней, как иссыхающий от жажды. Ещё две простенькие целительские формулы на Старшей речи, ещё две совсем немножко сросшиеся раны, а дальше… Дальше её повело в сторону, и она упала в темноту, проснувшись лишь в середине дня в их с Владом шатре, куда парень отнёс её, едва та потеряла сознание. Но всё это было уже потом. После боя, после победы, после того, как её саму чуть не разодрали когтями и клыками. А тогда, в тот миг, когда уже мёртвая тварь рухнула на землю…              Глядя на поверженного вампира, Цири неожиданно заметила, что её бьёт крупная дрожь. Если бы Влад чуть-чуть, самую-пресамую чуточку опоздал, гаркаин бы просто разорвал девушку на части. Она не могла уклоняться вечно — пусть её и учили ведьмаки, у неё не было ни их скорости, ни их выносливости, ни даже опыта. Рано или поздно Цири бы совершила ошибку, и тогда её ждало бы страшное. И скорее всего — рано.              Цири почувствовала, как кто-то аккуратно взял её за плечи, прижимая к себе. Лишь тогда она смогла оторвать взгляд от омерзительной оскаленной пасти.              — Они д-достали тебя? — с содроганием вымолвила девушка, глядя на ужасающие следы когтей на нагруднике Влада. — Ты ранен?              — Нет, — непонимающе произнёс он, — с чего ты взяла?              Вместо слов, Цири осторожно провела пальчиками по четырём рваным шрамам, уродующим матовую нагрудную пластину. Влад недоумённо следил за её движениями, и, лишь опустив взгляд, негромко выругался на родном языке.              — Нет, не волнуйся, — поспешил успокоить парень, аккуратно ловя её маленькую ручку своей лапищей, — это всего лишь ablyazionnoe покрытие. Осторожно, не поранься!              — Ай, — отдёрнула она уколотый палец, тут же засунув в рот.              — Я же просил — осторожнее. Покажи — заноз нет? Вроде нет, хорошо.              — Теперь твой доспех испорчен? — вновь чуть прижав уколотый палец зубами, с трудом проговорила Цири.              — Есть немного, — нехотя ответил Влад, — попробую склеить...              — Склеить? Но…              — Это ерунда всё, — задумчиво потрепал он рваную бахрому, оказавшуюся на удивление острой, под которой угадывался металлический блеск, — однако сильная зверушка была. Ладно, к чёрту её, ты сама-то как? Тебя не задело?              — Нет, я в порядке.              — А дрожишь, как generator на холостом ходу, эээ… Ну, в общем, сильно дрожишь. Испугалась?              Она недоумённо посмотрела на него, — «Как будто это и так не ясно», — хотела сказать она, но не успела.              — Испугалась, скажу тебе честно, — он понизил голос до шёпота, склонившись к её уху, — будь у меня штаны — я бы в них точно наложил, как увидел этих зверушек.              Цири захлопала глазами от неожиданности, но потом взглянула в совершенно нагло ухмыляющееся лицо Влада, и…              — Ты, ты! Ты, такой... — её кулачок больно встретился с тёмным наплечником. Вдобавок к боли, добавилась ещё и злость на этого, этого…              — Такой-такой, — откровенно веселясь, церемонно покивал он, — зато ты больше не дрожишь и не клацаешь зубами, — но в следующий миг его лицо враз посерьёзнело, и новые слова он произнёс уже без всякой дурашливой радости, — я действительно испугался, Цири. Сильно. Не за себя — за тебя.              Девушка, потупившись, промолчала. Она тоже сильно перепугалась. И как ни странно — за Влада куда больше, чем за себя. Стало как-то неловко, хотя и стыдиться вроде было нечего. А ещё он до сих пор обнимал её…              — Кхм, ну ладно, — словно почуяв, куда мыслями ушла девушка, парень наконец выпустил её из объятий, — надо найти эту черноволосую занозу, да узнать, что да как. Раненные, опять же... Эй, боец, видел Ренаведд, где ваш командир? — остановил он какого-то воина контрабандистки, что, подволакивая ногу, брёл к бревну у почти прогоревшего костра.              — Нету у нас, кажись, больше командира, — морщась от боли, негромко пробормотал тот.              — Что значит «нет»?              — А… — непонятно отмахнулся мужик, указывая куда-то назад, откуда явился сам.              — Что-то не нравится мне это, — быстро зашагал вперёд парень, да так, что Цири еле поспевала за ним, — когда я видел её в последний раз, всё вроде в порядке было.              Ренаведд оказалась плоха — пусть в едва озаряемой тлением костров темноте её неестественная бледность и тёмные круги под глазами были почти не видны, но вот пропитавшиеся кровью штаны и рваная рана на правом бедре — говорили сами за себя. Ногу уже плотно перетянули какой-то тряпкой, но, похоже, контрабандистке оставалось совсем недолго.              — А, это ты… Рыцарь-не рыцарь, — с трудом прошептала она, когда Влад склонился над ней, разглядывая страшную рану, ничуть не смущаясь темноты вокруг.              — Я, — спокойно ответил он, — молчи, не трать силы.              — Какая разница…              — Молчи! — вновь бесстрастно повторил парень, отлепляя от кожи пропитанную кровью ткань, — Цири и… Эй, ты, как там тебя, — он быстро оглянулся на Тибора, немой статуей замершего подле черноволосой, — подержите её, — и, вновь обернувшись к Ренаведд, — может быть больно. Терпи — я должен осмотреть рану.              Дождавшись, пока они прижмут девушку к траве, Влад, зажёг яркий белый колдовской свет у себя на шлеме, отчего Тибор удивлённо дёрнулся, едва всё не испортив. Парой быстрых движений ножа парень окончательно срезал с её ноги штанину, открывая взору белую, покрытую кровавыми разводами и потёками кожу. К несчастью, это привело и к ослаблению наложенной кем-то в спехе перетяжки, плотно пережимающей ногу выше длинной глубокой раны. Из-под красной повязки на ране толчками принялась сочиться кровь. Влад непонятно выругался и быстро подтянул перетяжку.              — У-удивлён? — прохрипела Ренаведд. — Я же должна орать от боли… Да? А я не ору. Смешно, правда? Я… Ничего не чувствую, странно, знаешь? Вообще ничего…              — Цири, бегом к шатру, — не обращая на неё никакого внимания, принялся раздавать указания парень, — желтая коробочка с красным крестом. Быстро, дорога каждая секунда. Ты, Тибор, сейчас…              Но что было дальше, она уже не слушала, рысью кинувшись к белому тенту их жилища. Она знала, про какую коробку говорил Влад. «Aptechka», кажется так он её называл. Там, по его словам, лежали всякие лекарства и средства для врачевания. «Да где же она?», — прошептала девочка, ругаясь про себя и силясь найти искомое в полутьме шатра. Наконец ей это удалось, и, более не задерживаясь ни на мгновение, она бросилась обратно.              — Ты… Прости, те выходки… Глупые, да, — глухой, надломленный голос Ренаведд был первым, что услышала Цири, едва вернувшись, — ты ж всех тут спас… А я…              — Заткнись, не трать силы и не мешай, — уже по-настоящему рыкнул в ответ Влад, забирая у девушки жёлтую коробку из странного материала, тут же принявшись копаться внутри.              — Да брось, — тихо пробормотала черноволосая, слабо махнув рукой, — я всё понимаю… С такими ранами не живут. Тут только чародей…              — Цири, помоги, — попросил её Влад, по-прежнему игнорируя раненную контрабандистку, достав из коробки какие-то пакеты, похожие на пергаментные или бумажные, только отчего-то прозрачные, — я наложу нормальный zhgut, а ты проследи, чтобы этот, — он указал на перетяжку выше раны, — не ослаб, пока я не закончу.              — Глупо звучит, но… Прости, Влад, — еле слышно шептала брюнетка, обводя их всех невидящим взглядом, — прости, что изводила тебя… Дура, полная дура… Ты мне… Нечасто встретишь…              — Она бредит — слишком большая кровопотеря, — бесстрастно прокомментировал Влад, затягивая странную конструкцию вокруг бедра девушки, почти у самого паха. И вдруг он резко наклонился к самому её лицу — его горящие золотом глаза встретились с мутным взором черновласки, и он неожиданно мягко и проникновенно произнёс, — Ренаведд, ты не умрёшь. Рана смертельна, но не для меня. Услышь и не сдавайся. Ты будешь жить.              — Сианна, — с трудом сглотнув, тихо-тихо произнесла она, — меня зовут Сианна…              Эти слова, казалось, отняли последние силы, и она провалилась в забытье. Влад лишь быстро проверил пульс и, убедившись, что сердце бьётся, отнял от раны насквозь мокрую тряпицу, с отвращением откидывая её в сторону. Его руки порхали, засыпая внутрь непонятную серую и белую пыль, какую-то странную тягучую жидкость, а после и вовсе принялись водить над ней неуловимо мерцающим огоньком. В ране что-то запенилось, пошёл лёгкий неприятный дымок — парень тут же свёл края раны вместе, и те, словно по воле магии, начали срастаться! Да вот только Цири могла поклясться, что магией тут и не пахло!              «Любая достаточно развитая технология — неотличима от магии», — пришли ей на ум слова, как-то произнесённые Владом. Тогда она не поняла их смысла, но вот сейчас… На её глазах творилась подлинная магия… Которая ею не являлась. Чудо, созданное не с помощью сверхъестественных сил, а лишь по прихоти человеческого ума. И тогда человек совсем не игрушка в руках незримого хаоса, судьбы или предназначения, но сам… Творец? На миг даже сама мысль об этом показалась ей ну просто ужасненько кощунственной, однако, вместе с тем, и такой величественной…              «А что если», — внезапно подумала она, молча разглядывая свою ладошку, над которой едва заметно колебался воздух, — «магия есть и не чудо вовсе, а лишь чьё-то творение? Технология. Слишком развитая для нас».              

***

             — Ну вот и отлично, — я разогнулся, в последний момент по привычке пригнув голову, чтобы разминуться со стойкой шатра, — срослось всё нормально, а уж учитывая отсутствие маркеров и приводов микронавигации в твоём организме — то и вовсе отлично.              — Ты опять говоришь непонятно, — чуть улыбнулась Сианна, натягивая лёгкие холщовые штаны.              — Что поделать, если в вашем языке просто нет подходящих слов, — развожу руками и в последний момент успеваю поймать опасно зашатавшуюся чёртову стойку. Девушка мягко смеётся, встряхивая длинной чёрной чёлкой.              — Мне уже можно садиться в седло?              — Хм, — я на миг задумался, прикидывая результаты и последствия своего полевого лечения, и покачал головой, — пока не стоит. Потерпи хотя бы денёк, а уж потом сядешь в это ваше пыточное устройство, которое вы по какому-то недоразумению зовёте «седлом».              — Спокойно, — она деланно вскинула руки, смеясь одними глазами, — я уже слышала, что ты неравнодушен к лошадям.              — Опасно и спереди, и сзади, — категорично отрезал я, откровенно веселясь внутри — а ведь всего-то имел неосторожность разок рассказать древний анекдот. Сианна, видимо вспомнив, не удержалась и прыснула со смеху, завалившись обратно на спину, даже позабыв про штаны.              — Ты бы оделась уже, наконец. А то сейчас как придёт Цири, да как застанет тебя со спущенными штанами…              — Неужто заревнует? — игриво уточнила брюнетка, всё же аккуратно поднимаясь. Из-под чистой белой, хотя уж скорее серой повязки на бедре — пришлось использовать предварительно прокипячённую местную ткань — высыпалось несколько бесцветно-серых песчинок-пылинок. — Ну вот, теперь из меня песок так и сыпется, — обречённо вздохнула девушка, — а вроде не старая ещё… Долго он так будет?              — Недели две, может месяц, — я пожал плечами, — дефектным микроботам и шлакам от очистки нужно время, чтобы покинуть организм. Обычно их выводят сразу после операции, но у меня нет нужного оборудования. Так что терпи. Это не смертельно.              — И вновь не поняла ни слова, — ухмыльнулась Сианна, застёгивая узкий кожаный ремешок с простой пряжкой.              — Так уж и ни слова?              — Ну, — она, нахмурившись, почесала кончик носа, — старухой с песком я перестану быть через месяц. Здравствуй, новая жизнь!              — Иди уже давай, «новая жизнь». Тебе ещё своих оболтусов строить.              — И то верно, — заулыбалась она, пригибаясь в низком проходе, но в последний момент обернувшись и враз посерьёзнев, негромко произнесла, — спасибо, Владислав, я этого не забуду. Обещаю.              А в следующий миг на её лицо вновь наползла лёгкая беззаботная улыбка, не сходившая с него уже дней пять как, и, выпорхнув наконец наружу, она принялась звонко и ёмко раздавать указания своим лоботрясам-наёмникам.              Вот такая она Сианна-Ренаведд — редкостная сволочная стерва до недавнего времени, и — вполне милая весёлая девушка сейчас. А граница-то оказалась всего в четыре вампирских когтя длиной.              Да, с того памятного сражения с вампирами минуло уже шесть дней. И все шесть из них мы провели в дороге. Тронулись в путь в тот же день, ближе к полудню, сразу, как разобрались с ранеными да похоронили погибших. Возможно, слишком поспешно, но я не мог обвинять этих людей — никому не хотелось ночевать рядом с руинами, из которых вылезло сразу четыре вампира. Мало ли, что там ещё водится? И пусть Цири утверждала, что раз там гнездились вампиры, то других монстров можно не бояться — вампиры, особенно гаркаины, очень не любят соперников в своих владениях и изничтожают их в первую очередь, но Тибор решил перестраховаться. Ренаведд… Точнее Сианна к тому моменту ещё не очнулась, так что уцелевшими людьми руководил он. Коротышки-краснолюды идею убраться подальше поддержали единогласно, как и трое уцелевших купцов.              Потери были, конечно, ужасающие: из почти сорока человек, кроме нас с Цири, выжило всего восемнадцать. Могло бы и больше, будь у местных нормальные медикаменты. Наверное, и я мог бы вытянуть ещё двоих-троих, полностью истратив на них всё содержимое аварийной аптечки, но… Честно говоря, я и Сианне-то помог, больше руководствуясь эмоциями, чем разумом. Возможно, это было глупо… Да нет, это и было глупо — в условиях ограниченных припасов тратить часть бесценных лекарств ради жизни какой-то малознакомой мне девчонки-аборигенки. Но стоять и просто смотреть, как умирает молодая девушка, зная, что можешь её спасти… Я не смог.              Мысленно отдавать команду на пуск ракет и видеть, как из-под плоскостей твоей машины вырываются дымные полосы, уносящиеся к вражескому транспорту, было просто. Это враг, и его надо уничтожить. То, что на транспорте было несколько тысяч человек, никакой роли не играло. Это война. Вжимать спусковую кнопку, стреляя по любой движущейся в пыли тени, там, под сводами имперского сената, тоже было совсем просто. Ёлы-палы, да даже то, что я покрошил тех непонятных разбойников-ищеек, встреченных в пустыне, не вызывало у меня никаких моральных бзиков и дилемм. Враги, угрожавшие смертью мне и Цири. И произойди такое ещё раз — рука у меня не дрогнет. Но вот так стоять и наблюдать за смертью… Нет, я просто не смог отвернуться в тот раз. Совесть не позволила.              К вечеру первого дня Сианна всё же очнулась, была напоена, накормлена, шокирована тем, что от чудовищной раны остался лишь рваный бледный шрам, и вновь уложена спать. Цири всё это время поглядывала на меня каким-то странно-задумчивым взглядом, и что ещё страннее — за весь день не задала ни единого вопроса. Так-то эту болтушку-почемучку не уймёшь, а тут молчит!              На второй день брюнетка наконец-то пришла в себя и принялась наводить порядок. Нет, первым делом она повозмущалась, что её не привели в чувство раньше, но без особого огонька, так, больше для галочки. К счастью для её людей, активно двигаться я ей запретил, равно как и ездить верхом, да и самой девушке ходить пока было тяжело. Так что вся её активность ограничилась раздачей словесных пинков и обещаний всех небесных кар на головы криворуким дебилам, которые без неё ни черта не могут. «Криворукие дебилы» прониклись и забегали быстрее. Даже те, кому бегать в силу здоровья было ещё в общем-то не положено.              — Так ты чародей? — разогнав всех окружающих и прочих любопытных, поинтересовалась Сианна тем вечером второго дня, сразу после ужина. Отчего-то сказано это оказалось с откровенным неприятием, чуть ли не ненавистью.              — Нет, не чародей, — малость опешив, покачал головой я, откидываясь на массивный дубовый ствол позади, — ты не первая, кто меня принимает за чародея. Но я не владею магией.              — Не владеешь магией, значит, — девушка поджала губы, резко заложив левую руку за спину, — что дальше? Скажешь, что и вампир меня всего лишь поцарапал?              — Не скажу. Вампир порвал тебе бедренную артерию — без помощи ты бы умерла очень быстро. К счастью, я оказался поблизости.              — Не нужно держать меня за идиотку, Владислав, — мгновенно вспыхнула доселе скрываемым раздражением черновласка, — я знаю, как выглядят такие раны и что от них бывает. И этот шрам выглядит так, будто ему уже несколько месяцев!              — Чего ты хочешь от меня? — тут уже и я не выдержал. — Я спас тебя от смерти. Быстро и качественно. Это не магия — технологии моей родины способны и не на такое. Я потратил на тебя часть своих запасов. Очень скудных, заметь! И вот это твоя благодарность?              Я не кричал, нет, даже голоса не повышал, однако девушка как-то разом сникла, потупившись и растеряв весь боевой запал и уверенность. Так и не ответив, она уже, похоже, собралась уходить, но я её окликнул. Не хотелось оставлять непонятные недомолвки и претензии за спиной.              — Послушай, Сианна…              — Не стоит, — как от удара поморщилась девушка. Впрочем, сейчас она говорила уже куда спокойнее, — зови лучше, как и раньше.              — Почему?              — Это… Долгая история. И не думаю, что тебе стоит её знать. Сианны больше нет — есть Ренаведд.              — Тогда ночью ты сама сказала…              — Да знаю, знаю! — раздражённо стукнула черновласка своим свеже-выточенным берёзовым костылём об землю. — Не знаю только, что на меня нашло. Испугалась, наверное. Да, испугалась — кто бы там не испугался? Вот, решила умереть с родным именем.              — По-моему ты пытаешься убедить в этом лишь саму себя.              — Думай, что хочешь, но не называй меня Сианной. Это раздражает.              — Как скажешь, — примиряюще поднял я руки, — Ренаведд, так Ренаведд.              Посидели в молчании. Я медитировал на колыхающиеся на ветру листья — она злилась.              — Ах, d’yeable с тобой, — почти прорычала она, швыряя осточертевшую деревяшку наземь, — меня выгнали из дома. Я младше твоей подружки была, когда откуда ни возьмись вылез тот старый, замшелый пенёк со своим дебильным пророчеством, залюби его мантикора. Тоже чародей, мать его, выискался!              — Что за пророчество?              — Да бес его знает, где он эту чушь раскопал! Якобы есть такие девочки, рождённые под тенью Чёрного солнца, и что внутри они совсем не от рода людского и только и жаждут, как бы уничтожить весь мир, залив его кровью*.              — Звучит, как бред сумасшедшего, — честно признал я, — и… Кхм, Чёрное солнце?              — Полное солнечное затмение, — сплюнула за спину она, — случилось как раз в день моего рождения.              — И твои родители, как я понимаю, поверили этому эээ… Пеньку-чародею?              — Ну, папаня-то мой во всю эту чушь не особо верил. По правде говоря, ему вообще было плевать на всё кроме шлюх и вина, а вот маманя прониклась, — лицо Сианны приобрело ожесточённое выражение, а узкие ладошки сжались так, словно оно мысленно кого-то душила, — может, будь я как моя младшая сестрёнка, всё бы и обошлось, но я-то была той ещё пакостницей. Все эти юбки-платья терпеть не могла, постоянно грязная ходила да исцарапанная. Этикет, манеры, танцы — всё не для меня. Мне бы рогатку побольше, камешков, да идти стрелять по голубям в парке. Или удочку — и с мальчишками на рыбалку. Маманя пыталась всё это изжить, да где там! Только ссорились. Никак не получалась у неё образцовая наследница кня… Эх, неважно.              — И из-за такой глупости тебя приняли за какого-то уничтожителя мира? — я почувствовал, как моё лицо невольно вытягивается. Нет, ну бред же! Но я видел, что девушка не врала. Может, чего-то недоговаривала, но она была искренна.              — Порой надо так мало, чтобы спустить лавину, — невесело усмехнулась она, — в тот день мы с сестрой замыслили очередную проказу. Да ещё какую, хех, закидали горящими шарами с рыбьим жиром самого господина, мать его, нильфгаардского посла! Идейка была моей сестрёнки, но всех собак, как обычно, спустили на меня. Меня тогда впервые по-настоящему высекли и посадили под замок. Тогда же и вылез из какой-то выгребной ямы тот хер с пророчеством. А через неделю я уже ехала в сопровождении четырёх верных, — девушка с отвращением скривилась, — отцовских рыцарей. Эти самодовольные ублюдки даже говорить со мной отказывались, а ведь совсем недавно кланялись в пол! На вторую ночь я попыталась сбежать обратно домой, так они меня поймали и так отмудохали, что я всю ночь только подвывать могла!              Ренаведд замолкла, тяжело дыша и покусывая потрескавшиеся губы. Рассказ давался девушке тяжело, но, похоже, она просто устала держать всё это в себе и ей надо было кому-то выговориться. И, видимо я, вытащивший её из могилы, подходил для этого как нельзя лучше.              — Что, неужто жалеешь меня? — исподлобья уставилась она на меня.              — Жалею.              — В гробу я видала всю вашу жалость, — вновь озлобилась девушка, хотя я был готов поклясться, что заметил в уголках её глаз бисеринки слёз. Впрочем, Сианна тут же сморгнула и, сумев взять себя в руки, тихо добавила, — не нужна мне ничья жалость.              — И тем не менее, как любой нормальный человек, я тебе сочувствую.              — Где же вы были, «нормальные люди», когда меня гнали из дома, когда измывались надо мной… — протянула она уже без прежней злобы, лишь с обречённой пустотой в голосе.              — Я был так далеко, что вряд ли ты сможешь даже представить, а другие… Я не могу отвечать за других людей.              — Меня просто бросили посреди леса, когда мы оказались в Метинне, — немного помолчав, продолжила Сианна, — не знаю, сколько я бродила там, пытаясь выйти к людям. Жрала какие-то корешки, кору с деревьев. Один раз меня саму чуть не сожрали волки… А потом вышла на бандитский лагерь. Я думала, меня изнасилуют и убьют. Или ещё хуже, оставят как рабыню и будут насиловать, пока я сама не сдохну, но, ты не поверишь, этого не произошло! Меня выходили, отмыли, откормили и приняли, как свою! Ты представляешь, — в глазах девушки зажегся лихорадочный блеск, — какие-то наёмники, почти бандиты, оказались благороднее и милосерднее, чем все эти расфуфыренные «блестящие» болваны-рыцари моего чёртового папани?              — Видишь, значит всё же нашлись те самые «нормальные люди»?              — Нашлись, — глубоко вздохнув, успокаиваясь, пробормотала она, — нашлись. И многие из них остались на той проклятой поляне у руин.              — Эй, — я аккуратно потрепал по плечу повесившую голову девушку, — ты ничего не могла сделать. Даже мне вампиры доставили хлопот, а уж окажись вы одни — у вас не было бы ни шанса!              — Я знаю, но от этого ничуть не легче, — мрачно проронила она, поднимаясь. Резко развернувшись, не прощаясь, Сианна ушла к палаткам. Костыль так и остался лежать в траве.              После вечернего разговора я думал, что девушка постарается избегать меня или в крайнем случае просто держать дистанцию, но я ошибся. Уже следующим утром она ничем не показывала, что те ночные откровения вообще были. Ну и стала более общительной, что ли? Подолгу болтала со мной, пыталась выспрашивать про магию, но всякий раз получала один и тот же ответ. Временами они спорили о чём-то с Цири, даже ссорились, после чего, впрочем, быстро мирились. Одним словом, как заметила моя белобрысая спутница: «Бука растеряла весь образ буки».              В том, чтобы часы напролёт трястись по неровной дороге в скрипучей телеге, а то и вовсе в седле, весёлого было мало, так что я совмещал приятное с полезным, расспрашивая Сианну об окрестных землях, людях, местных обычаях — в общем, о всём том же, о чём и Цири. Чтобы выжить, мне требовалось узнать как можно больше об окружающем меня мире. И обе девушки, порой наперебой, рассказывали обо всём сразу. Цири уже была привычна к моему любопытству и незнанию «элементарных» на её взгляд вещей, а черновласке, похоже, было просто скучно. Ехать в седле ей всё ещё не стоило, в бою, случись он, толку от неё тоже пока было бы немного, так что всю дорогу она либо сидела на деревянной лавке возничего, либо и вовсе валялась на шерстяном ковре в одной из повозок. И конечно же, она не могла не задаться вопросом, откуда я такой взялся, что ничего не смыслю в окружающем мире. Я не видел особого смысла что-либо скрывать, так что в ответ рассказывал о своей жизни и мире за облаками у далёких звёзд. Мне, кажется, не верили, но, как выразилась Сианна: «за неимением трубадура, и эти байки сойдут развеять скуку». Хотя, по-моему, ей просто было интересно.              Так мы и провели последние дни. Местность вокруг была безлюдная — несколько раз встречались заросшие вырубки да охотничьи заимки, но людей за всю дорогу мы так и не встретили. Как, впрочем, и чудовищ. И вот сегодня мы наконец-то вышли к цивилизации. Ну как, к «цивилизации» — небольшой деревеньке, дворов на семь, окружённой полями да садами. Заходить в неё мы не стали, предпочтя встать на ночлег у узкого ручейка неподалёку от селения.              Я как раз собирался залезть под полог нашего шатра — Цири давно уже сопела в две дырочки, уютно свернувшись калачиком на термо-подстилке, но меня перехватила Сианна. В последние дни она быстро шла на поправку, пусть общая бледность ещё оставалась, но те же черные круги под глазами, ещё совсем недавно делавшие её похожей на эдакую нахохлившуюся панду, исчезли. Куртку и прочные высокие сапоги девушка уже скинула, оставшись в одной лёгкой, небрежно зашнурованной светлой рубашке, широких штанах да в мягких кожаных мокасинах, отчего-то на босу ногу.              — Хочу взглянуть на брод, — поймав мой недоуменный взгляд, она спрятала руки за спину и как-то неуверенно проговорила, — сходишь со мной?              — Брод? — удивился я. — Там же всего лишь полусухой ручей. Да и темнеет уже.              — Нууу, — протянула она, отчего-то шаря взглядом по сторонам, — мне сказали, там всё раскисло и телеги могут застрять. Надо бы убедиться, чтоб завтра поутру не было неожиданностей.              — А я-то тебе зачем?              — А вдруг там утопцы? — как ни в чём ни бывало захлопала глазками она.              — Утопцы? В ручье, с одного берега которого можно переплюнуть на другой? — я начал подозревать что-то неладное. Уж больно странно девушка себя вела.              — Ручей впадает в реку, а утопцы…              — Ладно, пошли, только быстрее, — поняв, что иначе от меня просто не отстанут, ответил я. Не то чтобы я ей не доверял, но выносную сигналку, смастерённую не так давно на коленке при помощи аварийного набора и такой-то матери, я в шатре оставил.              Брод, как и ожидалось, был под стать ручью. С одного берега на другой можно было не то что доплюнуть, но, по-моему, даже и нассать. Но Сианна на этом не успокоилась, потащив меня на тот берег, где за невысоким кустарником виднелись возделываемые поля и несколько свежескошенных стогов сена.              — Красивый закат, правда? — указала ручкой на алеющий восток ушедшая чуть вперёд девушка, — когда-то я любила сидеть на башне вечерами и любоваться, как солнце медленно заползает за горизонт и в мир приходит злобная тьма…              — Тьма не злобная, тьма — есть лишь отсутствие света, — вздохнув, философски пожимаю плечами и оборачиваюсь. И так и замираю.              В последних ало-рыжих лучах солнца, неловко улыбаясь, замерла обнажённая Сианна. Совсем невысокая, даже ниже Цири, с чёрными, как межзвёздная пустота, волосами и бледной, будто горящей в лучах заходящего солнца кожей. И если красоту моей спутницы можно было описать как едва раскрывшийся бутон прекрасного цветка, то у Сианны красота была совсем иная. Красота буквально пышущей жизнью зрелой молодости: тонкая талия, округлые бёдра и очень приятные, упругие даже на вид груди. И пара корявых шрамов совсем не портили её, нет, наоборот, придавали девушке ещё большее чувство жизни и энергии…              — И чего ты ждёшь? — иронично подняв бровь, Сианна с усмешкой поглядывала на меня.              Я же судорожно пытался найти подставу. Или ловушку. Или ещё какую-нибудь неправильность. Даже сканер биоформ на полную мощность врубил, на пару секунд, едва не оглохнув от вороха звуков и пришедших данных. Но нет — мы были здесь совершенно одни. Ничего крупнее какой-то белки в соседнем стоге сена.              — Неужели не нравлюсь? — положив руки на великолепные груди, игриво улыбнулась черновласка.              — Нравишься, — выдохнул я, делая шаг назад и выходя из раскрывшейся брони.              В конце концов, а почему бы и нет?