яблочный париж

Париж — город влюбленных. Такое высказывание гуляет уже больше двадцати лет, это точно. Именно по этому Мэдхен прилетела на комикон со своим мужем, точнее, он настоял на своём присутствии. Поведение жены на прошлом фесте его не устроило: зачем она так показушно села на колени к этому Ульриху? Наверно, поэтому у Скита так испортилось настроение. Париж — город влюблённых, и он теперь один будет разгуливать по этим улочкам. Наверно, стоит забыть, что произошло больше трёх дней, а Скит отсчитывал каждую секунду, пусть это и не совсем подходит его образу, но Ульриху на самом деле наплевать. Мэдхен была рада тому, что муж поедет с ней в этот город, потому что был её поддержкой и опорой, но, на самом деле, она просто не хотела пересекаться с Ульрихом. Амик поставила себе некую цель — поставить мировой рекорд по игнорированию Ульриха. Она ещё не знает, что проиграет уже через час она забудет обо всем. Кон прошёл успешно, Мэд была рада, что Марисоль села так, что разделяла их со Скитом. Муж был в зале, поэтому она даже не пыталась лишний раз бросить взгляд на такого брутального мужчину, который одним своим видом заставлял все внутри сжиматься, заставляя ощущать самые не приятные-приятные чувства. Фанаты как-то поугомонились с расспросами про Фэлис, поэтому можно было блаженно расслабится в кожаном кресле. Дэвид сразу уехал, отмахнувшись, что хочет купить пару сувениров и снять шикарный номер для двоих. Но Скит не такой, он привык добиваться своих целей, даже если его цель сидит в трёх метрах от него и мило улыбается каждому человеку, конечно же, обделяя его. Так не пойдёт, Ульрих знал, почему она это делает, потому что те чувства, которые вспыхнули в том отеле, до сих пор были с ней, только теперь в «закрытым сундуке». В комнате отдыха Марисоль, которая была самая бодрая из всех, как обычно пришло в голову сделать фотографию «мамочек и папочек Ривера», потому что Амик выставила фотографию с Локлином, но не для того, чтобы подтрунить Скита, а для того, чтобы показать всем, что она любит всех товарищей по цеху. И Ульриха это не устраивает. Он же собственник. Поэтому на фотографии он устроился на плече у Амик. — Я устала, — грустным и хриплым голосом говорит Мэд и спешит удалиться в другую комнату. Но спать ей совсем не хочется, потому что на блузке остался его запах, который она, как собака, учует за километр. Но через несколько минут она все же проваливается в царство Морфея. Сон был не красочный, самый обычный, где она героиня какого-то черно-белого фильма. Разбудил её навязчивый запах карамели, а точнее карамельного яблока. Мэд сразу вспомнила детство, когда она так с папой гуляла по парку в Калифорнии и просила заветное яблоко в карамели. Тогда все казалось легким и простым, малышка Мэдхен была юна и беззаботна. Сейчас же все по-другому: работа, дом, работа, совсем нет места для детской радости, для этих излюбленных яблок в карамели. Запах доносился из соседней гримерной. Войдя в неё, Мэд увидела вальяжно развалившегося Скита, который ел любимое детское угощение. — Прости, что помешала, — слова застряли в горле, она совсем не хотела начинать этот разговор, но в то же время желала. — Ничего, — безразлично пожал плечами Скит. Амик аккуратно присела на диван, ей было неудобно, эта давящая на уши тиша буквально пожирала её, разрывала на кусочки сердце. — А где ты взял яблоко? — такой глупый вопрос. — Сходил и купил, — он опять с ней холоден. — Ты не имеешь права на меня злиться и разговаривать со мной так! — теперь Амик не выдержала, она буквально закипала внутри, но не переходила на крик, лишь на громкий шепот. — Он мой муж, Скит, ты должен это понять. Мы… — Мы не можем быть вместе, — подскочил он, кладя дурацкое яблоко на трюмо. — Я слышал это тысячу раз, если не миллион. Но почему-то когда тебе плохо ты бежишь ко мне, ты, наконец, целуешь меня без какой-либо робости. Разве это не даёт права мне злиться, — у них у обоих взрывной характер, каждый отстаивал себя и своё «я». Этот диалог был совсем как игра в крестики-нолики, три выигрышные комбинации из десяти, у них девятая комбинация, где опять ничья. Наверное, злость дала своё, огонь опять вспыхнул, сам по себе, как будто это была обычная зажигалка. Скит опять так просто поцеловал её, как будто ему дозволено делать это каждый раз, когда он захочет. Как будто он полностью владеет ей, подчиняет, но Амик не такая, она может побороться, именно по этому они ведут такую борьбу языками за место доминировать. Этот яблочный привкус дурманит, его губы сладкие от карамели, заставляли буквально прикусывать их. — А теперь, где ты взял яблоко? — она отстранилась и серьезно на него посмотрела, а после улыбнулась как невинный ребёнок. — Купил его в ларьке, — дразнятся он, хрустя лакомством, с каждым укусом прикрывая глаза и мыча от наигранного удовольствия. — Это не смешно, отведи меня, — теперь она по-детски хмурится и протягивает руку. Ульриху становится смешно от такого поведения взрослой женщины, но он ничего не может сделать, поэтому просто берет за руку и выводит на улицу. — Обещай, что после яблока ты пройдёшься со мной по Парижу и подаришь ещё один поцелуй, — он облизнулся как голодный лис, а после на его лице появилась ухмылка. — Хорошо, — кивок и детская улыбка. — Скажи «обещаю», — ему важно это слово, потому что он знал хитрую натуру Амик, которая будет вертеться как уж на сковородке, чтобы не делать этого. — Да обещаю, обещаю, — она закатывает глаза и гордой походкой начинает двигаться прямо. — Нам направо. — Я так и хотела! Сегодня она настроена чудить, потому что находится в Париже, в самом романтичном городе, она идёт покупать себе любимую сладость детства, так почему бы и не вести себя как ребёнок? Ульрих вёл её по каким-то абсолютно не знакомым улочкам, все тактично здоровались, создавалось впечатление, что прохожие — это старые друзья. Мэд постоянно хваталась за руку Скита, как за спасательный круг — она не хотела потеряться здесь, потому что словарный запас ограничился на: «Привет! Меня зовут Мэдхен. Как дела? Пока!». А Скит все это чувствовал, поэтому позволял сжимать руку и просто улыбался. Они шли ещё наверное полтора часа, Мэд рассматривала всю красоту парижских улиц, все кафе, из которых пахло вкусной выпечкой, детвору, которая радостно носилась, но не забывала содрогаться с проходимы. Они часто фотографировались с фанатами и отвечали на некоторые вопросы, которые были тактичными и интересными и вот, они подошли к тому месту, где проводился кон. — Где мое яблоко? Скит приложил палец к губам, снова схватил её за руку и потащил её в другую сторону. В ста метрах от этого здания стоял открытый фургончик, в котором и продавались эти яблоки в карамели. — То есть ты тащил меня через весь Париж, чтобы мы снова пришли сюда? — она не злилась, просто в голове придумывала план мести, потому что от его «экскурсии» жутко болели ноги. — Но ведь тебе понравилось, даже не отрицай, — он отвернулся, достал свой бумажник и обратился к продавцу. — Одно яблоко в карамели и самое вкусное, пожалуйста. Пока Скит расплачивался, Амик рассматривала здание, которое было выполнено в стиле барокко, что не было похоже на архитектуру Парижа. — Держи, — протягивает он ей сладость. — А теперь поцелуй. Она лучезарно улыбается и целует его в щеку. — У нас не было договорённости куда целовать, — хмыкает она и гордой походкой удаляяется не зная куда. — Нам налево, — Ульрих улыбается, потому что ребёнок-Мэд — самое милое, что он видел за всю историю.