***
28 сентября — Чёрт. Что-то летает вокруг станции, подлететь будет сложно, — сказал первый. — Погоди-ка, — ответил ему второй. — Мне кажется, или это что-то — содержимое самой станции? — Разгерметизация? — Дерьмово. — Если верить докладам этого дежурного — его донимала какая-то нечистая сила. На стенах рисовала, изменяла названия тюбиков с едой. — Что за бред? — Сейчас взглянем, подлетай поближе. — Ага. Их корабль подлетел вплотную к открытому настежь шлюзу. Напялив скафандры, они выбрались наружу и едва не поседели от ужаса: Прямо перед шлюзом, слегка выглядывая в него, свисал труп, одубевшими руками вцепившийся в поручень. Его лицо было искривлено в безумной, жуткой улыбке. Остекленевшие глаза были наполнены нездоровой радостью. Он был мёртв. Давно мёртв. — Матерь божья… — Идём дальше. Войдя внутрь, они подключили резервный генератор. Станция загорелась огнями освещения. Оба новоприбывших вновь ужаснулись, ведь все стены были покрыты надписями на неизвестном языке. — Это и есть его загадочные письмена? — Похоже на то. Они вошли в главный зал, осмотрели поврежденный компьютер, разрисованное чёрт-знает-чем заднее окно, выломанные двери, вездесущие иероглифы. Затем заглянули на склад: — Гляди, тюбики-то нормальные, — сказал первый. — Ага, — ответил второй. — Обычная этикетка производителя, никаких изменений. — Погоди, восстановлю подачу энергии на комп. С моим уровнем доступа мы сможем просмотреть записи с камер наблюдения. Пока первый занимался компьютером, второй продолжал осматривать помещение. На секунду задержал взгляд на пустоте за окном и перешёл в спальню. Прошло несколько минут. — Эй! — окликнул его первый. — Чего? — Как думаешь, мог он знать этот язык? — спросил он. — Да вряд-ли, — ответил второй. — Он ведь просил перевести ему эти надписи. А что? — Да вот, гляди, — не своим голосом сказал первый, указывая на экран. На записи была ночь двенадцатого августа. Медленно выйдя из спальни, дежурный, двигаясь словно сломанная кукла, достал со склада тюбик и начал рисовать на стене первую надпись. Всё это время он что-то нашёптывал на странном, неизвестном языке, повышая голос по мере рисования. Доводя последние штрихи, он уже визжал нечеловеческим воплем, срываясь на хрип, после чего бросил тюбик и вернулся в каюту. С того момента эти хождения повторялись с завидной периодичностью. Он визжал на неизвестном языке, время от времени переходя на английский и кричал «ВЫПУСТИТЕ ИХ» куда-то в стену. В другие дни он был явно здоров. Недоумённо и испуганно осматривал надписи, писал записи в дневник, бродил из угла в угол. С каждым днём его состояние всё ухудшалось. Всё больше дней он проводил в этом бесноватом режиме, метаясь по каюте словно бестия, брызгая слюной и размахивая руками. Он постоянно порывался снять одеяло на заднем окне, но резко отпрыгивал. Закончив просматривать записи на месте, где он, открыв окно и простояв перед ним около часа, пошёл открывать шлюз, они перешли к записям в дневнике. Перешли — и остановились. Что-то было не так. Начиная с 16 сентября, записи велись на этом же самом языке. Однако, компьютер подтверждал что с 16 сентября шлюз был открыт, а значит, сошедший с ума дежурный — мёртв. Впрочем, записи продолжались почти ежедневно. Сотни страниц, исписанных этим же самым словом. Внезапно, загудели насосы. Началась подача воздуха. Оба переглянулись. Это было возможно лишь с закрытым шлюзом. И в этот же момент, где-то дальше по коридору у них за спинами раздался звон магнитных подковок, стучавших по полу.Часть 1
2 мая 2018 г. в 02:18
18 июня по земному календарю
Сегодня меня определили на окраинную станцию №59128. Знаете, я слегка нервничаю. Нет, не подумайте, я не откажусь от такого. Всё таки, за дежурство на окраинных платят огромные деньги, гораздо больше, чем за патруль, где я проработал добрых пять лет с момента выпуска. Да и работать-то всего год. Вернусь, получу денежки, обязательно найду себе жену и устроюсь так, что все обзавидуются. Всего-то год на окраине, подумаешь.
29 июня
Итак, вот она, моя станция. Мы ещё только подлетаем, поэтому пока что я вижу лишь небольшое мерцающее пятнышко на фоне сплошной темноты. К моменту, когда человечество освоило всю галактику, кто-то поднял шумиху по поводу возможного вторжения из другой галактики. Сперва все лишь смеялись, но когда внезапно оборвалась связь с первой экспедицией, стоило ей отлететь от нашей галактики, как учёные очкарики забеспокоились и устроили цирк с этими окраинными станциями, утыкав ими все подступы к нашей галактике. Страшное место, однако. Вот гляжу я на эту точечку на фоне сплошного чёрного и не по себе мне становится. Эта идея уже не кажется такой заманчивой. Впрочем, обратного пути нет.
30 июня
Даже не попрощался. Просто закрыл шлюз и улетел. Не пилот, а ублюдок невоспитанный. Ладненько, чёрт с ним. Пора осмотреть мою станцию. Собрав свои скромные пожитки, которые все умещались в небольшой чемодан, я вышел из шлюзовой камеры в основное помещение. Здесь располагался пульт управления, приёмник и передатчик, удобное кресло и два иллюминатора. Один показывал нашу галактику. Отложив чемоданчик, я подошёл к нему.
Мириады звёзд самых разных цветов красовались передо мной. Тоненькие мерцающие линии космических трасс, вспышки маяков и пульсаров, яркие туманности, сияющие квазары и множество прочих деталей предстали моему взору. Сверкающее месиво из разноцветных объектов. Жизнь кипела. Это удивительное зрелище.
Развернувшись, я решил взглянуть в другой иллюминатор.
Пустота. Сплошная тьма. Казалось, окно просто завесили чёрной шторой. Однако, это зрелище завораживало. Ещё никогда я не сталкивался ни с чем подобным. Самое настоящее ничего. Это пугало. Сильно пугало. Чем дольше я смотрел в эту тьму, тем страшнее становилось.
Отпрянув, я попытался успокоиться и вернуться к делам насущным.
2 июля
Состояние систем стабильно. Радар показывает нулевую активность. Помех не обнаружено.
Прошло два дня. Я уже более-менее освоился. Помимо командного пункта, здесь была небольшая спальня и санузел. В дальнем углу находился склад, в котором стояли штабеля ящиков с рационом. Именно безвкусным содержимым этих тюбиков мне и предстояло питаться следующие двенадцать месяцев. Разумеется, ни о какой гравитации не приходилось и мечтать. Если бы не магнитные подковки на ботинках — летал бы я по всей станции, которая, кстати, была крошечной. Метров пятнадцать квадратных — вот и вся моя жилплощадь.
Благо, кресло было повёрнуто к окну, открывающему вид на галактику. Почему-то я просто не мог смотреть в другое. Оно пугало меня. А от того, что оно постоянно располагалось у меня за спиной, становилось ещё хуже. Мне было не по себе.
17 июля
Состояние систем стабильно. Радар показывает нулевую активность. Помех не обнаружено.
Первый сеанс связи, наконец-то. Дежурная, какая-то девушка с очень сонным голосом, что, впрочем, неудивительно, учитывая сколько станций она так проверяет каждый день, задала мне пару вопросов о самочувствии и состоянии систем станции. Я честно ей ответил по поводу всего, не рассказав, правда, о моём страхе заднего окна. Впрочем, такая мелочь не должна её беспокоить. Это мои собственные заморочки.
Кстати, окно меня раздражает всё больше и больше. Я стал намеренно избегать взглядов в него, словно боясь увидеть там нечто. Сидеть за пультом становилось очень сложно. Меня постоянно не покидало ощущение, что кто-то смотрит на меня через это чёртово окно. Дерьмово.
22 июля
Состояние систем стабильно. Радар показывает нулевую активность. Обнаружены небольшие помехи, связаны с недавним взрывом сверхновой.
Чёртово окно. Я так больше не могу, завесил его одеялом. Теперь стало гораздо лучше. Пару раз оглядывался по привычке, но всё равно лучше. Сегодня среди тюбиков рациона попался какой-то странный. Вместо привычного названия фирмы производителя была какая-то тарабарщина с иероглифами. Видимо, шрифт сбился. На вкус та же дрянь, что и всегда.
8 августа
Состояние систем стабильно. Радар показывает нулевую активность. Помех не обнаружено.
Давненько я не писал дополнительные записи. Впрочем, ничего необычного-то и не происходило. А вот сегодня — произошло. Опять сбой в системе шрифтов. Опять какая-то тарабарщина, но теперь уже на мониторе состояния. Мигал несколько секунд как бешеный, показывая ту же надпись, что и на тюбике, потом успокоился. Надо бы доложить в центр. Не нравится мне это.
13 августа
К чёрту это дерьмо. Мне страшно. Чертовски, мать вашу, страшно!!! Сегодня после сна обнаружил чёртовы иероглифы на стене. Нарисованы какой-то тёмно-синей дрянью.
Обыскал всю чертову станцию, каждый уголок, нигде ничего. Откуда надпись — непонятно. Мне страшно. Кстати, у меня почему-то сильно болит горло.
Сфотографировал надпись, отправил в центр. Надеюсь, мне скоро ответят.
15 августа
Бог с этим отчётом, тут дела пострашнее творятся. Ещё две надписи. Одна на складе, другая — прямо на переднем иллюминаторе. Теперь уже красным. До меня дошло, что это — содержимое тюбиков. Словно кто-то рисовал ими по стенам.
Стоп. А почему сегодня-то пятнадцатое? Я ведь вчера отчёт писал, а было тринадцатое. Непорядок, но в системе компьютера сбоев нету. Странно это всё.
28 августа
Наконец-то пришёл ответ из центра. Пришёл и вогнал меня в животный ужас. В глазах темнело, меня бросало то в жар то в холод, всего трясло от озноба. На глаза наворачивались слёзы. Надпись, которая повсеместно появлялась на корабле была сделана на языке давно вымершей цивилизации, которая исчезла ещё до появления человечества. И надпись эта повторяла одно и то же слово: ОТКРОЙ.
В центре попросили не паниковать, заявили что уже вызвали ко мне экспертов. Осталось всего-то подождать один месяц. Месяц — и меня заберут отсюда. Всего месяц.
4 сентября
Теперь уже все тюбики с этой надписью. Забавно, будто они просят, чтобы их открыли. Нет, конечно же я знал, что это. Оно просило меня открыть окно. Оно хотело видеть меня. Но я не поддамся. Я не дурак. Уже скоро, скоро меня заберут и всё кончится. Ещё чуть-чуть. Оно не сломит меня.
12 сентября
Я не открою. Не открою. Даже не надейся.
16 сентября
Оно зовёт. Оно хочет видеть. Я должен открыть. Я хочу покончить с этим. Я тоже хочу видеть. Я открываю. Одеяло падает на землю. Вот она. Пустота. Она смотрит на меня. Смотрит — и я вижу. Вижу его. Оно не одно, их много. Тысячи, мириады. Они не вымерли, не исчезли. Они ждали. Ждали меня. Им холодно. Я должен впустить их.