Неизбежно

Наверное, Соколова с самого начала знала, что этим все закончится. Поэтому и долго не отвечала Косте взаимностью. Принцип «никаких служебных романов» тоже, конечно, играл свою роль. Но девушка предпочитала, чтобы у любого ее решения было несколько причин. У нее были причины отказывать Лисицыну. Были и причины ответить ему. Вот только не нашлось ни одной причины для того, чтобы быть с ним всю свою оставшуюся жизнь. Говорят, женщина сразу знает, выйдет ли она замуж за того или иного мужчину, сразу узнает того, кто станет ее мужем. Да, Юля действительно любила Костю, она это знала. И он ее любил, в этом не было ни малейших сомнений. Но для совместного счастья этого оказалось недостаточно. Господи, да они даже не жили вместе! Иногда Соколова проводила ночь у Лисицына, иногда – он у нее. Но чаще – порознь. Любимая работа двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, едва ли не без сна и практически без выходных. Какая уж тут личная жизнь… Нет, они пытались, честно пытались. Как-то Юля прожила у Кости целых две недели. Это было так ново для нее… Возвращение туда, где тебя ждут, где тебе рады. Ожидание его – родного, измотанного, голодного. Налаживание какого-то общего быта… Через две недели капитан с трудом дождалась, когда Рогозина отправит майора в очередную командировку куда-то в другую область – и практически сбежала к себе на квартиру. Его присутствие, его близость давили на нее, подавляли. Это ощущение невидимого пресса, вроде незаметное в первые минуты, с каждым часом, с каждым днем, проведенным рядом с ним, становилось все явственнее. Конечно, вне стен ФЭС мужчина и девушка старались забыть, что они коллеги, старались забыть о званиях. Но Лисицын был тем, кем был: майором милиции, боевым офицером, привыкшим распоряжаться и все контролировать. Такие привычки въедаются в плоть и кровь, становятся частью характера, становятся сутью человека. И Соколова была такой, какой была. Упрямой, стремящейся быть свободной, независимой, чувствующей давление – и сопротивляющейся ему, защищающейся изо всех сил. Все чаще Юля внутри словно бы ощетинивалась, что бы ни начинал говорить Костя, принималась искать в его словах подвох, укор, поучение, приказ… и, конечно, подобная готовность порождала напряжение, а оно, в свою очередь приводило к ссорам. Девушка крутила в руках телефон, все порываясь написать сообщение и каждый раз останавливаясь. Нет, так не годится. Они взрослые люди, им надо сесть и спокойно поговорить. Да, можно написать сообщение – это гораздо проще, и не надо ничего объяснять, доказывать, опять-таки спорить. А можно вообще уйти, не прощаясь – как говорится, по-английски. Поменять номер телефона, сменить работу, затеряться – в большом городе при желании это можно сделать, даже уезжать никуда не надо. Но если Юля чему и научилась за годы работы в детективном агентстве и в Федеральной экспертной службе, так это ценить людей. Слишком наглядно работа в следственных органах демонстрировала, что стоящих людей вокруг очень немного. И ей не хотелось так поступать с Костей – потому что, несмотря на явную неизбежность расставания, девушке было дорого все, что связывало ее с этим мужчиной. Нельзя просто взять и перечеркнуть три года своей жизни. Пока Соколова поднималась к нему, ее всю колотило, руки дрожали, ноги были будто ватные. Хотелось просто развернуться и поскорее уйти, пока ее не заметили. Смешно: даже перед их первым свиданием она волновалась меньше. Но когда Лисицын открыл ей дверь, девушка вдруг успокоилась. Все, назад дороги нет. И когда они сели друг напротив друга, Юля уже чувствовала в себе достаточно сил, чтобы произнести: - Костя… нам надо расстаться. Мужчина замер, глядя на нее во все глаза – он явно не ожидал от девушки такого. Привычным жестом провел рукой по волосам и выдохнул: - Это… ты так пошутить решила, да? - Нет, я вполне серьезно. Конечно, Соколова его огорошила, ему надо все обдумать, понять… и принять – другого выхода она не собиралась ему оставлять. - Юль, но почему? Я сделал что-то не так? Скажи. Я… я ведь люблю тебя. - Я тоже тебя люблю, Костя. - И поэтому предлагаешь разойтись? Что-то я логики, - он развел руками, - не улавливаю. - Но ты же видишь, - девушка осторожно коснулась его руки. – Ничего у нас не выходит. - Что не выходит? Ну что не выходит?! Лисицын встал и принялся нервно мерять шагами комнату. Соколова только вздохнула про себя: ну а кто говорил, что будет легко? Костя несколько раз прошел туда-сюда и, наконец, остановился у окна, облокотившись на раму. Юля подошла к нему со спины, обняла, прижалась щекой к широкому плечу. Умный, веселый, надежный… сильный. Вспомнилось, как она один раз ответила на очередную подначку Николая Петровича: «Я слабых не люблю – выживает сильнейший». Дура, какая же она дура. Сама хотела быть с сильным – и сама же не смогла. И как ему теперь это объяснить? - Ничего, Костя, совсем ничего не выходит, не получается. Мы делаем вид, что мы вместе, но каждый все равно остается сам по себе, понимаешь? Лица мужчины она не видела, но его голос выдавал усмешку – короткую и совсем не веселую: - Ты ведь все решила, да? Все-таки Костя хорошо ее знал – как облупленную. На какой-то миг девушка даже заколебалась: а правильно ли она поступает? Любая женщина душу бы дьяволу продала, чтобы быть на ее месте. Но, прислушавшись к себе, Соколова снова уловила это ощущение пресса. Жить под постоянным давлением, пусть даже любимого человека… нет, это не для нее. По крайней мере, она точно не будет жалеть о том, что было.

Заплатили за любовь, за нелюбовь, за каждый выстрел. Отстрелялись - от мишеней лишь обрывки по углам. Это осень. Облетает наша память, наши мысли, наши смыслы, наши листья и другой ненужный хлам. В одну кучу все проблемы, все находки, все потери, чиркнуть спичкой, надышаться горьким дымом и уйти. Все, что было не по нам, не по душе и не по теме, не по росту, не по сердцу и совсем не по пути…