Этого еще не хватало

С наслаждением потянувшись, Шура открыла глаза и, сев, осмотрелась. Саши не было. На тумбочке стоит тарелка, в которой еще вчера лежал пирог — пустая. «Сейчас и его бы съела, так кушать хочется». Спустив ноги на пол, она нашарила тапочки, но, поднявшись, села назад: между ног творится самый настоящий кошмар. Дверь распахнулась, и в комнату, с ведром воды, вошел Александр. — Доброе утро, — поприветствовав, улыбнулся. — Это… тут разве душа нет? — поинтересовалась она, удивленно моргнув. — Есть, — поставил на пол ведро. — Но ты же не думаешь, что я позволю тебе в таком виде разгуливать по дому? Помимо меня тут кучи мужиков полусонных бродят. Я еще в своем уме пока что. — Какие еще кучи? — нервно дернувшись, растерянно на него посмотрела. — Разве тут кроме твоих отца и брата еще кто-то есть? — Да, — подтвердил он и замолчал. В комнате повисла тишина. «Ну вот и конец», — поникнув, Александра опустила голову. Дальше будет всё, как обычно. Она кому-нибудь понравится, потом этот кто-то подкатит. После обязательно произойдет какое-нибудь недоразумение, и они с Сашей поссорятся… и, конечно, он ей не поверит. Еще бы… сколько они знакомы? Всего ничего. А еще эта чертова… мужская солидарность. Окончательно приуныв, Шура прикрыла веки. В памяти снова замелькали картинки из далекой юности. Сколько раз она, приезжая на дачу к друзьям с одним парнем, просыпалась с другим, а потом — сцена ревности, разрыв, сплетни и одиночество… — Я не смогу всегда быть рядом, — снова заговорив, он посмотрел на неё в упор. — Не расслабляйся, наивно полагая, что никто к тебе не станет подкатывать только потому, что ты считаешь себя недостойной чьего-то внимания. Ты… только строишь из себя недотрогу, а на деле… вообще сопротивляться не умеешь, — сжав кулаки, Саша отвел глаза, не в силах смотреть на её опущенные плечи. — Тебе же голову задурить проще паренной репы, а заставить еще легче! Расстроившись, он едва не задохнулся от дурного предчувствия. Конечно, Александра — не шлюха и неспособна на осознанную измену, но… из-за того, что она бросила его в прошлый раз, он больше ни в чем не уверен. Да, она живет с ним. Да, подчиняется правилам и самозабвенно отдается каждую ночь — просто возбуждается на раз-два. Она абсолютно искренна во всем, но она такая сама по себе! А если бы он её не держал взаперти? Если бы было куда пойти, она… осталась бы с ним? Матеря себя на чем свет стоит, он скривился. Во-первых, узы брака чтят тут сильнее любых других, а пока Шура ему не жена, то считается свободной! А во-вторых, что ему делать, если она влюбится тут в кого-нибудь?!. Молча развернувшись, Александр вышел из комнаты.       Когда за ним закрылась дверь, Шура нервно смяла простынь: настроение пропало окончательно. Всегда любила общаться, а женской компании с детства предпочитает мужскую. Вот только адекватные парни попадались всего несколько раз. Саша прав в том, что она не умеет отказывать, однако поводов никогда никому не давала. Всегда искренне не понимала почему такие вещи, как дружелюбие и внимательность, вежливость и воспитанность воспринимаются, как кокетство и флирт. Да и факт — закрывай глаза, не закрывай — остается фактом: имея чувствительное и отзывчивое на ласки тело, убедить возбужденного мужчину в том, что не хочет она с ним никакого секса — нереально. Так же как и убедить ревнивую женщину в том, что выслушать откровения мужчины не то же самое, что с ним переспать… Вздохнув, она хотела было подняться, но дверь снова открылась, и в комнату зашел совершенно спокойный Александр с тазиком в руках. — Саш, я даю слово… — Я не сомневаюсь в том, — перебил он её, даже не дослушав, — что тому, кого полюбишь, ты будешь верна до самого конца, — поставил таз на пол и выпрямился. — Но разве ты меня любишь? — посмотрел в лицо. Нахмурившись, Шура встала с постели и выпалила: — Раз ты считаешь, что «нет», тогда зачем? Потому что я ребенка от тебя жду? — Ты прекрасно знаешь, что не поэтому! — наклонившись, он вылил из ведра воду. Поджав губы, она проследила за тем, как Саша бросил в таз полотенце, которое еще вчера выступало в роли компресса, и прошептала: — Послушай… — Ногу на кровать, рубашку в сторону! — прервав приказал он, тут же выпрямляясь. Шура заморгала, но столкнувшись с его темным взглядом, молча встала вполоборота и, сняв тапок, поставила стопу на постель; затем приподняла края рубашки. Переставив таз и опустившись на одно колено, Александр отжал полотенце и начал аккуратно смывать с неё следы секса. — Саша, ты прав, но не во всем. — И в чем я не прав? — сполоснув ткань, принялся обтирать её левое бедро. — Больше всего в жизни я ценю в отношениях стабильность и постоянство, — погладив по щеке, коснулась подбородка. — Зачем мне кто-то другой, когда у меня есть ты? — спросила, глядя в подернутые зеленой поволокой глаза. — Ты мне очень нравишься, и я тебе тоже, — не разрывая зрительного контакта, потянулась к плотно-сжатым губам. — Я — люблю, — уходя от поцелуя, с упреком в голосе проронил он и, опустив голову, сполоснул полотенце. — Достал ты меня со своей любовью! Скольких ты таких «любимых» до меня сюда привозил?! Десять? Двадцать? Саша зажмурился. После развода с Юлией ни одной женщины в родительский дом не привез, но говорить это Александре — бесполезно. Она же слышит только то, что хочет. Не верит ни единому слову и всё подвоха ждет и предательства, а потому сто процентов только подвернется возможность, снова убежит от него. Так что, по идее, ему и терять-то нечего! — Я не собираюсь отрицать — женщин у меня было много, — произнес он, стирая с кожи последние следы, — но в любви я только одной из них признавался — самой первой! Шура поджала губы. Была-таки — любимая… — И она меня — предала! — бросив полотенце в воду, Саша задвинул таз под кровать и поднялся, выпрямляясь во весь рост. — С тех пор десять лет прошло, чертовых десять лет разврата и одиночества! — сжал кулак и, распаляясь все сильнее и сильнее, зарычал Александре прямо в лицо: — Любимые, говоришь? Все до одной — никчемные куклы: приспособленки и лгуньи, которым от меня были нужны подарки, деньги, машины, квартиры. Каждая норовила затащить в постель, залететь и женить! «Добрый, великодушный, щедрый, — затаив дыхание, думала она, слушая наполненные горечью слова, — я и представить себе не могла, что у него за спиной столько невысказанной боли». — Все до одной — пустышки и продажные шлюхи! — задыхаясь от ярости, схватил Шуру за плечи, и с ненавистью прохрипел: — Я всю жизнь мечтал о крепкой семье и детях, а моя любимая жена, на которую я надышаться не мог… сделала от меня аборт! Не выдержав, она крепко его обняла и прошептала: — Всё хорошо. — Пока ты со мною — да! — не задумываясь, крепко сжал её в объятьях, но замолчать так и не смог. — Я встретил тебя у магазина два года назад — увидел и не смог глаз оторвать: теплая и домашняя — родная до идиотизма. Подойти не решился, а когда уходила, взглядом провожал до самого конца, и всё ныло внутри от боли. Думал, справлюсь, но так и не смог, — охваченный воспоминаниями, он зашептал ей почти в самое ухо: — Сашенька, если бы я мог проникнуть тебе под кожу, то сделал бы это не задумываясь — лишь бы всегда быть рядом. Если бы мог, давно сделал бы тебя своей, потому что хочу, чтобы ты всегда была возле меня, а еще лучше прямо во мне — тогда я бы мог чувствовать твое тепло в любое время дня и ночи, в любом уголке земного шара, — зарылся рукой в её волосы и, сжав их на затылке, посмотрел Шуре в глаза. — Мне мало обручального кольца, я — обвенчаться с тобой хочу! Хочу оставить на тебе свой несмываемый след, заклеймить если надо. Сделать своей собственностью и защищать, чтобы ни одна тварь никогда в жизни не посмела причинить тебе боль или забрать тебя у меня! Замолчав, потому что едва не задохнулся, и, переведя дыхание, уперся своим в её лоб, сипло договаривая: — Чтоб удержать рядом, я готов связать тебя по рукам и ногам и, если понадобится, лишить всего: воли, разума, здоровья, сил… — впился в приоткрытые губы, жадно, едва не кусая. Полностью сраженная его откровенностью, Александра даже не подумала сопротивляться — просто обнимала, с нежностью отвечая на грубую силу.       Немного успокоившись, Саша разорвал поцелуй и, уткнувшись носом в её волосы, забормотал: — Милая, обворожительная и искренняя. Порою резкая и грубая, но на самом деле ты очень внимательная, а еще слишком добрая и, твою мать, абсолютно безотказная! — стиснул Шуру так, что она, вскрикнув, заехала ему по голове. — Да кому я, нахрен, тут сдалась вообще, кроме тебя, придурка?! — Не будь наивной дурой! — процедил он сквозь зубы. — Мужчины не только членом думают, чтоб ты знала! Внешность нужна лишь для знакомства. А для жизни — человек. Так что женщина — это прежде всего характер, — прикрыл веки, чувствуя, как она гладит волосы, и вздохнул, говоря: — Упрямая и вредная, но человек ты — золотой и душевный, и вообще у тебя настоящий талант очаровывать мужчин. Почему ты этого не понимаешь, я не знаю. — Саша, у меня только один талант — приключения на задницу собирать. Других талантов не имею, — произнесла она с улыбкой вполголоса.       Саша с Шурой вышли из комнаты только к обеду. Помирившись, они просидели обнявшись на кровати, думая каждый о своем. Согреваясь и укутываясь теплом друг друга, оба впитывали какое-то волшебное единение, осознавая, как им не хватает вот такой редкой взаимной тишины, когда не надо говорить, а просто хочется побыть рядом, проникая друг в друга по-особенному: сплетаясь чувствами, нежностью, сердцебиением, заряжаясь энергетикой друг друга. Держась за руки, спокойные, с легким сердцем, они спустились на первый этаж, где Саша сразу улыбнулся, приободряя Шуру. Она, пусть и немного, но открылась ему и рассказала о том, что вчера ей было всё равно из-за температуры, кто и как на неё смотрит, сейчас в принципе тоже, вот только перед его родителями немного неудобно. Они ведь так и не познакомились толком. Отпустив руку, он подтолкнул Александру сначала на кухню, а после к столу, обдавая шепотом ухо: — Смелее. Наблюдая за ними сквозь прикрытые ресницы, Вера довольно улыбалась. Выбор сына полностью одобряла. Хотя было очень нелегко усмирить материнскую ревность, ведь Алекс — особенный для неё… После развода с Юлией, своей первой избранницей, Саша замкнулся в себе и с каждым годом становился всё холоднее и отчужденнее. Она давно забыла, как он выглядит, когда смеется или просто от души улыбается. И вдруг он приезжает с невестой: счастливый и довольный жизнью, даже не взрослый, а по-настоящему возмужавший. Разве она могла не принять ту, которая сумела вернуть её любимому сыну искреннюю улыбку и душевный покой? Поднявшись, Вера пошла навстречу невестке. Дочери Александры сразу отличились: похитили сердце мужа с самого первого взгляда. Сергей всегда хотел дочь, но бог дал им троих сыновей: гордых и упрямых, но она любила их. Они — её свет и счастье. Такими и останутся, что бы ни вытворили. Протянув руку, она подцепила Александру за локоть, будто они сто лет закадычные подружки и сказала: — Я так рада, что тебе стало лучше, — подвела её к стулу рядом с собой. — Располагайся. — Простите за доставленное беспокойство, — шепнула Шура в ответ. Присев на край стула, она сглотнула. Господи, сколько же тут народа за столом, и все сейчас будут на неё пялиться, а потом косточки перемывать за спиной… Взяв себя в руки, она вдохнула побольше воздуха, подняла глаза и, прогнав остатки робости, обвела всех присутствующих взглядом. — Здравствуйте, я — Александра. — Сергей Николаевич, — кивая головой в знак приветствия, произнес красивый пожилой, нет — немолодой мужчина. Это глава семьи. Очень горделив, и напоминал чем-то великосветского вельможу. Шуре подумалось, что будь они в сказке, то непременно роль короля она отдала бы ему. При взгляде на Сергея она внутренне собралась и восхитилась. Если Саша в этом возрасте будет хоть чуть-чуть на него походить, то ей будет чем гордиться. Судя по тому, как возвышался над столом, Сергей высок, статен и, наверняка, силен. Кудрявые темные зачесанные назад волосы открывали и без того высокий, почти без морщинок лоб. У Сергея квадратное лицо с глубокими темно-синими глазами, в которых читалась заинтересованность; высокие скулы, прямой нос, растянутые в полуулыбке губы, обнажающие белоснежный ряд зубов. На старика глава семьи не тянул однозначно, как впрочем и его жена. Шура слегка смутилась под его любопытным, изучающим взглядом и перевела глаза влево. Стул рядом с Сергеем оказался пуст. Наверное, на нем будет сидеть её будущий муж. Расположившийся немного подальше парень на неё не смотрел. Со скучающим видом он наблюдал за Настей и Валей, которые находились в самом конце стола и ели пирог, переглядываясь и смеясь, пачкаясь вареньем. Шура скривилась. Если бы её посадили рядом — надавала бы им подзатыльников за такое игривое настроение за столом, да еще и в гостях. Парень молод. На вид лет двадцать. Короткие светлые волосы топорщились в разные стороны, как иголки у ежика. Тонкая линия сжатых губ. Лежащий на руке подбородок. Судя по всему, он невысок и слегка полноват. Возможно, именно поэтому он показался ей милым и очаровательным созданием. Чуть подальше сидит девушка. Наверное, подруга. Она ему совершенно не подходит. Яркий макияж. Вытянутое лицо. Жадно бегающие по лицам присутствующих карие глазки. Словно искала себе кого-то получше. Александра внутренне содрогнулась от этой мысли… как вдруг на плечи легли чьи-то ладони. Вздрогнув, она задрала голову. Склонившись к уху, машинально сжимая сильнее пальцы, Саша взволнованно прошептал: — Мне надо уехать, я постараюсь вернуться как можно скорее. Шура невольно вспомнила утреннюю ссору и, коснувшись его руки, тихо пообещала: — Я буду вести себя, как самая примерная девочка из всех примерных… — Что за телячьи нежности, аж тошнит. Раздалось раздраженное неподалеку, и Шура, повернув голову, столкнулась с колючим взглядом синих глаз. — Заткнись, Матвей, — прошипел брату Саша. Убрав с плеч невесты руки, он пошел к выходу, оставляя её совсем одну в большой столовой, среди совершенно незнакомых людей. Шура моргнула. Раньше испугалась бы сто процентов и сбежала в комнату, прикрывшись внезапной головной болью, но… Отчего-то внутри легко и спокойно. Словно всегда сидела за этим столом. Словно нет ничего обыденнее чужих смешков, переглядываний и перешептываний. И если бы раньше она насторожилась, принимая всё на свой счет, то сейчас ей абсолютно всё равно. Переведя свой взгляд, Александра невольно сглотнула, признавая, что Матвей действительно похож на Сашу. Возможно, даже больше, чем на отца, разве что комплекция — другая. Матвей довольно худой, но одного роста с её будущим мужем. Стрижка полубокс ему невероятно шла, делая еще привлекательней. С легкой щетиной на лице, хмурый и недовольный. Напоминал нахохлившегося воробышка. Шура невольно расплылась в улыбке, чем вызвала откровенно гневный взгляд у разглядываемого. Матвей явно намного лет младше Саши, возможно, одного с ней возраста. Руки у него тонкие, с изящными длинными пальцами. Почему-то к ним очень сильно захотелось прикоснуться… Опомнившись, Шура одернула себя и, отвернувшись, столкнулась с внимательным взглядом. — Он добрый на самом деле, — с улыбкой произнесла Вера. — И красивый, — всё еще находясь под впечатлением, невольно пробормотала она. — Что есть, то есть. Поднявшись, Вера захлопала в ладоши, желая прервать детский галдеж, а когда девочки затихли, сказала: — Александр был вынужден ненадолго нас покинуть, поэтому обедать мы будем без него, — огладила ткань платья и, присев обратно, пожелала: — Приятного всем аппетита. Шура слегка растерялась, когда вопреки ожиданиям чего-то более небрежного и резкого, Матвей аккуратно поставил перед нею тарелку с горячим супом. — Ешь, чего уставилась? Несмотря на грубость что-то в его тоне, а, может, слова Веры подействовали? заставило её подумать, что он просто притворяется злюкой. Раздалось предательское урчание — еще бы, не есть почти сутки — Александра кожей почувствовала, как на неё устремилась куча любопытных взглядов, отчего в любой другой раз кусок в горло у неё бы не полез, но кушать хочется очень, да и запах приятно щекотал нос так, что потекли слюнки. Боясь показаться жадной, она старалась поглощать суп как можно медленнее, но тот оказался таким вкусным, что Шура довольно мурлыкнула, прикрывая веки. Рядом раздался смешок, и она скосила глаза в сторону. Матвей тихо посмеивался, наблюдая за нею вполглаза. Их взгляды встретились, и он в тот же миг показался ей таким родным, что по телу прошла странная дрожь. Она сразу напряглась и, отвернувшись, уткнулась взглядом в тарелку — этого еще не хватало…