Я ни о чём не жалею...

На крыльях веры, С первым порывом ветра. Птицам — неба, Улицам — зрелищ и хлеба. В атмосфере Другим воздухом дышим… Выше, выше, выше! (Г. Лепс)

— Стажер Гущин! — громкий и твёрдый голос. — Я! — чуть замешкался Алексей, тут же поворачивая голову в сторону звука. Надо признать, что спокойно стоять на плацу по сорок минут, а то и больше, и выслушивать нудные инструкции, которые он знал наизусть, ему не нравилось. — Ко мне! — Есть! Гущин едва заметно кивнул в своей манере и с лёгкой полуулыбкой сделал два шага вперед, приближаясь к высоченному и крепко сбитому пилоту. Мужчина был действительно выделяющимся на фоне остальных. Алексей в первые мгновения ощутил какой-то странный страх. Он почувствовал себя уязвимым, как в первых рейсах с Леонидом. — Стажер Гущин, — опять повторил пилот. — Я крайне недоволен вашей невнимательностью на занятиях! Почему вы позволяете себе отвлекаться, когда речь идет о… — Об устройстве двигателя самолета, — вздохнул Алексей, откровенно не понимая, какого черта будущие пилоты обязаны это зубрить. — Я вас слушал… — Здесь я буду решать, что можно просто слушать, а что нужно услышать и запомнить с первого раза! — резко сказал мужчина, поправляя фуражку. Гущин стал предельно серьезным и выпрямился, желая показать всем своим видом, что готов внимать. Пилот, усмехнувшись, продолжил: — Во-первых, вам стоит понять, что авиаперевозки — это не только «взлетел в одном городе, а сел в другом». Кажется, Гущин, что ваше «почти героическое» прошлое сильно мешает сосредоточиться на настоящем. — Товарищ… — Лёша понял, что не знает имени-отчества пилота и стушевался ещё больше. И почему сегодня решили докопаться именно до него?! Он давно не опаздывал и уж тем более не заваливал зачетный экзамен по физподготовке, как это сделал его сосед, стоящий справа. — Я вам не товарищ, стажер! Рановато пока! — казалось, что мужик разозлился. — Назначаю вам штрафную неделю! В «штрафную неделю» у стажеров гражданских авиаперевозок входили дополнительные занятия на тренажерах, а также дополнительная строевая, надувание матрасов безопасности и самое унизительное для каждого — мойка лайнеров. Поистине, адский труд. Армия никуда не делась. Она все ещё поскрипывала. Даже здесь. — Во-вторых, я беру вас на особый контроль, Гущин, — зеленые глаза сузились и в них не было ничего, кроме раздражения. — Я лично буду присутствовать на каждом занятии и лично оценивать вашу подготовку, и поверьте мне, — пилот сделал небольшую паузу. — Ваши трюки, которыми вы так любите пользоваться на борту, больше не пройдут. — Можно вопрос? — робко вставил Алексей. — Вы даже не знаете, как нужно обращаться к старшему по званию! — взревел инструктор и стоящие за спиной Гущина коллеги захихикали. — Виноват, — поправился брюнет. — Разрешите вопрос… — Не разрешаю! Алексей сжал губы. Ему не нравился этот мужик. Да. Абсолютно точно. Никак. И за что такое счастье им всем привалило? Везет же Сашке — она давно прошла всю эту канитель. К ней так не придираются… — Разрешите идти? — А вот это — пожалуйста! — бросил пилот. — На все четыре стороны! Гущин ещё раз посмотрел ему в глаза: злобный взгляд, как рентгеновский луч, пробирался к каждой клетке тела и не оставлял никаких надежд на взаимопонимание. — Есть! — И не советую впредь меня перебивать! — донеслось в спину стажеру. Алексей, выматерившись про себя, направился в диспетчерскую доложить о том, что был выгнан с занятия. В журнале посещаемости и успеваемости у него давно не было прочерков. А вот теперь, судя по всему, будут. — Здорово, Лёха! — пилот Захаров, недавно ставший главным в подразделении, пожал ему руку. — А ты чего слоняешься здесь? У вас ведь занятия с новым инструктором… — Да пошел он, — сказал Алексей, увидев приближающегося Зинченко. — Задрал меня на ровном месте, блин! — Такая работа у него. — Он пытается совместить работу пилота с работой инструктора-всезнайки? Всё и сразу? Юлий Цезарь просто. — И про тебя такое говорят, — Захаров как бы невзначай чуть толкнул коллегу. — Да ну? — Не скромничай, стажер. Все стюардессы от тебя в восторге. — Я от них тоже, — широко улыбнулся Алексей. — Молчал бы! Женатик! — Завидуй молча. — Лучше б инструктору показал свои способности, а не мне… — Оно ему, разве, надо? Может, просто отсеять некого? — Ты это брось. Мне говорили, что мужик непростой, но толковый. Даже очень. Притретесь друг к другу… — А вот меня терзают смутные сомнения. — Гущин покачал головой и развернулся. — Терпи, стажер — пилотом станешь! Здравствуйте, Леонид Саввич, — Захаров, улыбаясь, отдал честь и, махнув Алексею, скрылся за поворотом. Зинченко остановился рядом с Гущиным. — Здрасьте. — Привет, — мужчина пожал Алексею руку. Они недавно перешли на неофициальное приветствие. Зинченко вернулся из отпуска. В журнале, в его столбце уже давно стояли зачеты по всем имеющимся дисциплинам и экстремальному пилотированию. Леонид вернул себе статус за несколько недель. — Как дела? — Как сажа бела, — Алексей посмотрел на старшего товарища как ребёнок, которого несправедливо обидели. — Леонид Савич, вы знаете нового пилота? — Как не знать, Гущин, — хмыкнул пилот. — Это же Миронов. — Что? Серьёзно? — удивился молодой человек. — Однофамилец того самого… — Нет. Сын. Лёшка застыл. Этот назойливый мужик оказался сыном его кумира? Что ни день, то новое открытие. Бравый генерал, летчик высшего пилотажа, Ибрагим Миронов, был одним из самых профессиональных пилотов за всю историю российских истребителей. Повторить его двойную мертвую петлю не удалось ещё никому. — А почему здесь? — спросил Алексей полушепотом. — Он же, вроде, на миноносцах должен служить… — А ты себя вспомни, — предложил Леонид, усмехаясь. — Тоже проблемы с характеристиками? — Со здоровьем, — Зинченко глянул на часы и заторопился. — Вы летали с ним? — Не довелось пока, — пилот вздохнул. — А ты, я вижу, успел ему понравиться? — Больше, чем вам полгода назад, — Гущин развел руками. — Я так и подумал. — Зинченко козырнул парню. — Удачи, стажёр! — Спасибо, — запоздало ответил Гущин, задумчиво смотря в сторону зала с новейшими тренажёрами. *** Стоял ясный декабрьский день. Лёгкий мороз прихватил витрины аэропорта замысловатым узором. Дома было пусто и чертовски одиноко. Саша должна была вернуться из рейса раньше, но приехала уже за полночь. Алексей не спал. Ему было не до сна. Он сидел на кухне, изредка нарушая тишину звяканьем ложки в чашке с кофе. — Привет! — девушка подошла сзади и обняла, утыкаясь носом в его затылок. Алексей слабо кивнул. Он был рад ей, но выражать радость словами не хотел, чтоб жена не поняла его состояния. — Лёш? — Прости, я задумался, — смог выжать улыбку. — И о чем же? — Александра села напротив и допила его остывший кофе. — О несправедливости. — Интересная тема, — она посмотрела ему в глаза. — Продолжай… Гущин нахмурился и выдал: — Тебе не понять. — Лёша, мы это уже проходили. — Да, я знаю! — Алексей встал и прошелся от угла до угла. — Я знаю, что могу летать как орел, а все видят во мне только птенца, недавно выпавшего из гнезда! — Кто это «все»? — Миронов, например! Саша вяло улыбнулась. — Что ты знаешь о Миронове? — Всё, что нужно, — буркнул Алексей. — А что? — Читал его биографию? — Представь себе. Почти наизусть её знаю… «…Ибрагим Миронов в деталях знал о том, что собой представляет полёт птиц — он когда-то работал в лаборатории изучения влияния воздушных масс на живые организмы. Никто из его семьи никогда не поддерживал этого стремления быть ближе к физической природе явлений и процессов, протекающих в эволюционном развитии планеты. Мать его была учительницей немецкого языка. Женщина прагматичная и довольная резкая в общении, она постоянно напоминала сыну о том, что его удел — это выгодная партия с дочерью видного посла, приезжавшего к ним в захолустье раз в год. Отец, до своей смерти, работал в порту, но не рыбаком, а механиком судна, преследующим браконьеров. Люди, не знающие того, насколько серьёзно и жестоко могут их покарать за отлов рыбы в здешних заповедных озерных водах, были уверены, что смогут поживиться, дав старому смотрящему пару тонн гниющих отходов. Провинциальный городок, расположенный ближе к северной части Карельского полуострова, славился огромным притоком туристов, практически в любое время года. Семья Мироновых переехала сюда из глухой деревни рядом с Германией. Эмигранты. Это были самые задворки страны, и от настоящих немцев там осталось лишь одно название. Ибрагим смутно помнил о том, что матери как-то раз предлагали хорошую квартиру в центре Хагена. Он тогда учился в лицее и мог свободно изъясняться по-немецки, претендуя на поступление в Хагенский заочный университет. Однако Гертруда Генриховна отказалась ото всех привилегий и уволилась с перспективной должности директора кафедры лингвистики западногерманской языковой группы, никому ничего не объясняя — это было в её духе. Ибрагим списал её поведение на смерть отца. Их отношения были хоть и неидеальны, но гармоничны. Сама же Гертруда никогда не говорила сыну об этом, но он знал — семья для его родителей не пустой звук. Союз, созданный ими для того, чтобы воспитать потомство, был построен на взаимном уважении, если и не на любви. Карл всегда хотел много детей. Это пошло из его детства, где он жил по соседству с многодетной семьей, которая, не смотря на трудности, справлялась с миссией, возложенной на их плечи — содержать дом сирот, обанкротившийся из-за неуплаты налогов. Мечты так и остались мечтами — первые четверо детей не дожили до своего рождения. Мироновы были уверены, что больше пытаться не стоит, но через пару лет Гертруда всё же решилась в последний раз забеременеть. И на свет появился малыш, возможно, чуть менее желанный, чем те, что были до него в утробе матери. Ибрагиму с раннего детства казалось, что мать недолюбливает его… И потому, бросив престижную работу, он сорвался в столицу, в военное училище. За штурвал сел спустя почти десять лет обучения…» — Остановись, — попросила Саша. — Я тоже эту статью читала. — Ты чего? — Гущин оторопел. — Это тебе не какой-то выпендрёжник! Это же Ас пилотажа! — Да, я знаю. — И почему опять я оказался крайним? — Я знаю ответ, но промолчу, — усмехнулась Гущина. — Бу-бу-бу! — Ты как ребёнок, честное слово. Лёш, ты не пробовал прислушиваться к словам других, а не накручивать себя раньше времени? Он нормальный. — Он тебе нравится, что ли? — прищурился Лёша. — Саша? — Ты с ума сошёл, Гущин? — Уже и не знаю. Если он такой «нормальный», то… — В смысле — опытный. Илья когда-то начинал с малого… — Илья? — Гущин зацепился именно за это слово. — Ты его всё же знаешь?! — Мы учились на одном курсе чуть больше года. — И что, он и тебе штрафные недели назначал? — Нет. — А, кажется, я понимаю. У вас были куда более высокие отношения, верно? — Лёша, ты себя послушай! Воцарилась недолгая тишина. — Постой, — Гущин потряс головой и облокотился о стол, внимательно смотря жене в глаза. — Ты училась на военного летчика? Александра выдержала паузу, прежде чем ответить: — Было дело. — На лётчика-истребителя? — глаза мужчины расширялись все больше. — Попытка — не пытка, верно? — Саша ещё раз улыбнулась, поднимаясь с табуретки, и поцеловала его в щеку. — Лёш, закроем эту тему. Не хочу вспоминать. — Саш, постой, — Гущин хотел задержать жену. — Может, поговорим? — Нет. — Прости, если я… — Я ни о чём не жалею. Знай. — Саш… — Спокойной ночи. Теперь Алексей понял — поспать у него точно не получится.