***
— Заходишь или уходишь? Она сидела за барной стойкой, с точеной спиной, перед ней на столешнице лежала развернутая газета. Рэйли почувствовал, как на его лице расплывается улыбка в ответ на интуитивно заданный вопрос, ведь он даже не успел сделать и пары шагов внутрь. Он наблюдал, как её лопатки плавно двигались под рубашкой, и изгиб её шеи; все ее непринужденные и так хорошо знакомые движения несли годы с гораздо большим изяществом, чем его собственные в эти дни. — Есть проблема, — как бы отвечая на её вопрос, касаясь её плеча, чтобы просто стоять рядом. Женщина нечасто спрашивала его о бизнесе, в который он попал за пределами покрытия кораблей, хотя, вероятно, потому, что она знала все об этом, ведь никто на архипелаге не был так информирован, как его жена. Шакки грациозно склонила голову. Её темная бровь взметнулась вверх. — Ты и есть проблема, — напомнила она ему, и Темный Король почувствовал, что смех разрывает его изнутри. Как только она подняла бутылку горячительного, чтобы налить ему, пульсирующее напряжение даже спало в какой-то степени с его плеч. Сильверс откинулся назад со вздохом: — Надеюсь, достаточно, чтобы они нейтрализовали друг друга. Она улыбнулась, но глаза говорили, что знают, вещи не всегда работают, так как мы хотим этого. Но она была сотворена из тех же вод, что и он, и поэтому она не сказала ему быть осторожным. Вместо этого: — Повторить, прежде чем ты пойдешь? — Спасибо. — Просто не забудьте оплатить счет на этот раз. Стакан запотел от его смеха, прежде чем ответить, он вернул его на барную стойку: — С такой обдираловкой, как у тебя, мне придется вернуться и заплатить позже. У меня нет таких наличных денег. Пират видел, как её улыбка стала ещё шире, и, когда он повернулся, чтобы уйти, Шакки с легкостью вернулась к газете, это никогда не было показухой. — Смотри, что ты делаешь.***
Иногда, в особенные дни, у нее не было времени спросить — она слышала, как скрипела и поворачивалась дверь, знакомые слова зависали на кончике ее языка, но его руки были уже в её волосах, а поцелуй украл все её вопросы и дыхание. И в эти дни она не спрашивала — или напоминала ему, что он был слишком стар, чтобы целовать ее, как мужчина в расцвете сил. Вместо этого барменша сорвала его очки с переносицы и провела пальцами по его волосам, дергая до тех пор, пока это не становится болезненным для него, потому что если он что-то почувствует в такие дни, то это будет только она. Ей обычно нравилось курить после секса, но сейчас она не заморачивалась по этому поводу, чувствуя его благодарность в безмолвном движении его ладони по спине, подушечки пальцев касались кончиков ее волос. Женщина не спрашивала ни о человеческом рынке, ни о том, что он не мог сделать. Они были старыми существами со старыми неудачами, и у них было достаточно времени, чтобы волноваться об этим под суровым светом дня — не сейчас в приглушенной темноте их спальни. — Хороший человек, — сказала она, слушая довольное урчание, всё это время её любопытные пальцы дергали серебряные пряди. А затем — озорная улыбка, сверкающая возле его шеи, храня многое, что он не мог видеть, но она точно знала, что он услышит это в словах: — Ещё одну, прежде чем ты уйдешь?***
— Он славный малый, — сказала она, рассматривая плакат «разыскивается». — Монки-чан. — Хм, — согласился Рейли, улыбнувшись, ярко сверкая, со спокойной гордостью, Шакки всегда чувствовала домашнее тепло, когда смотрела на это выражение лица. Такая же гордость появлялась, когда в газете всплывали имена «Клоун Багги» или «Красноволосый Шанкс». Кажется, Монки Д. Луффи тоже затесался в этот список, пиратка почувствовала, что на её лице тоже расползается улыбка. Женщина провела большим пальцем по шраму на лице, задаваясь вопросом, как он его получил, но вспоминая мальчугана с его слишком большими размашистыми движениями и заливистым смехом, она знала, что это должно было быть что-то безрассудное. Она не говорила: «представь если бы у нас был такой», — но она знала, что её муж понимает это, видя, как её пальцы каждый раз задерживались на картинке. Но она никогда не позволяла себе сожалеть о том, что это особое благословение не было даровано им за все эти годы. В этих бескрайних морях было так много сирот, и мир так остро продемонстрировал какова опасность родится не той крови. Хотя, беря во внимание ее мужа, со всей его гордостью, она иногда не могла не удивляться. Затянувшись сигаретой, она почувствовала, как её плечи немного расслабились, низкое мурлыканье застряло в её горле: — Что-то мне подсказывает, что ему понадобится помощь, — сказала она, коснувшись пальцем ухмыляющегося лица на плакате. — Слишком уж много безудержной энергии ко всему прочему. Шакки следила, как взгляд Рейли устремляется на её лицо, ощущая его понимание: — Я слышал, что это проблема с молодыми в наши дни. — Тем больше причин для тебя, чтобы дать ему парочку напутствий. Преимущество старости. Он сотрясался от смеха: — И это судьба старого поколения просвещать новое, — размышлял пират, но в его выражении была странная искра чего-то такого, похожая на решимость, и у нее был соблазн сказать ему, что он никогда не выглядел моложе, они встретились взглядами — он улыбался. — Возможно, это не худшее наследие, чтобы оставить позади.***
Война разразилась с примерно такой же напыщенностью, как и ожидалось, и некоторые участники приняли это во внимание. Теперь было бесполезно спрашивать, и вместо этого она сказала: — Позаботьтесь об этих старых костях. Она смотрела на его ухмылку, и солнце мерцало в его очках. Он плохо отполировал их, но Шакки держала себя в руках от комментария по этому поводу, зудящие пальцы так и норовили исправить ситуацию, но они были выведены из игры, ведь пиратка опиралась на барную стойку, полностью лишая себя возможности сделать это. — Я вернусь, — сказал Рейли, накидывая пальто на плечи, все то же, как в любой другой день, и как обычно его ждали корабли на покрытие, как будто мир был таким же, каким он был вчера, хотя они оба знали, что это не так. — Да, — сказала Шакки с долгим выдохом, когда за ним захлопнулась дверь. Она не спросила, как долго, а он бы не ответил, не из-за сомнений, что он не вернется, а просто потому, что это не то как они живут и действуют. Хотя она молча размышляла — доверие, такое старое, как их, не так-то легко разрушить или просто пошатнуть, но даже когда она безоговорочно доверяла своему мужу, мир… Теперь это было совсем другое дело.***
Матрас прогнулся, Шакки проснулась, прежде чем почувствовала нежное прикосновение к плечу, но не открыла глаза, чтобы поприветствовать мужа или сумрачные тени, которые становились всё темнее и эта темнота оседает над комнатой с ощутимым весом, что не заметить просто невозможно. Полтора года сна в одиночестве, пиратка четко ощущала неправильность происходящего, не с его присутствием, а с его возвращением — со знакомым прогибом матраса рядом с её спиной, и его тяжелым вздохом, призрачным вдоль ее шеи. Рейли не снял очки, и она почувствовала холодное прикосновение к своей коже. Он пах потом и морской солью — это был обычный признак того, что он направляется в другое место, а сейчас только заглядывает: — Останешься? — спросила Шакки, с уверенностью, что этот вопрос устарел, но они всегда так делали. Она узнала ответ по его улыбке, в изгибе её шеи, а когда она сдвинулась, то он последовал за ней, старые конечности переместились так, чтобы совпасть с её телом подобно пазлу, а матрас тонет под их общим весом, как вздох. — Ты мог бы и помыться, — тихо отругала она, прижав нос к его горлу, чувствуя его пульс. — Старики забывают такие вещи, — раздался смеющийся голос, и крепкие объятия укрыли её за плечи. — Хмм. Монки-чан? — спросила Шакки, медленно проваливаясь в сон, глаза налились свинцом, а нос щекотал запах моря. — Готов взять мир штурмом. — А ты? Его нос уткнулся в её волосы, и, когда он говорил, в его голосе было полтора года невысказанных вещей, усталых, но окрашенных чем-то поразительно приятным, как человек, который сделал что-то правильно и чувствовал это до мозга костей. — Готов спать.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.