Красивая и любимая

Первый раз Изумо видит ее на церемонии окончания старшей школы, куда приходит вместе с Суо по приглашению Тоцуки. Актовый зал переполнен, и их трио, с трудом протиснувшись сквозь толпу, успевает занять чудом оставшиеся свободными стулья в одном из первых рядов. Общий балаган из нескольких сотен голосов продолжается около четверти часа и резко затихает, когда на сцену выходит совершенно простой, непредставительный мужчина лет сорока пяти – директор. Изумо толкает локтем под ребра умудрившегося задремать при таком гомоне Суо. Тот лениво поднимает голову, натыкаясь на укоряющий взгляд, и обращает-таки свое внимание на сцену. Тоцука, сидящий по левую руку от Суо, в нетерпении ерзает на месте, глаза его горят, как у первоклашки, только-только пришедшего в школу, рот чуть приоткрыт: паренек явно чего-то ждет. Но Изумо не удается расспросить его на этот счет, так как директор начинает произносить речь – не заученные фразы с листочка; своими словами, запинаясь время от времени, чтобы подобрать выражения, он поздравляет учеников с завершением одного из этапов их жизни, выражает искреннюю надежду на то, что их дальнейшая жизнь сложится удачно, и украдкой вытирает слезы, когда говорит, что каждый из собравшихся в зале школьников занимает свое место в его сердце. Звучит это все проникновенно и очень естественно, и в зале слышатся сдавленные рыдания: многие ребята тоже не хотят расставаться с полюбившимися им преподавателями и, конечно, друг с другом. Запас терпения Тоцуки постепенно исчерпывает себя, по нему видно, что он уже готов вскочить на ноги и потребовать того, чего ждет столько времени. Директор передает слово выпускникам, а сам покидает сцену. Его место занимает красивая пышногрудая блондинка с аккуратно заколотыми сзади волосами, и внимание мужской части зала сразу обращается к ней. Изумо тоже не упускает случая понаблюдать за столь привлекательной особой и с удивлением замечает, что Тоцука, до этого сидевший как на иголках, притих и, не отрывая полного восторга взгляда, смотрит на вышедшую девушку. Так он ждал ее? Авашима Сери – так она представляется – звучным и мелодичным голосом приносит благодарности педсоставу и остальному персоналу школы, своим товарищам, годы с которыми, по ее словам, были проведены в дружелюбной и доверительной атмосфере тепла. От лица всех выпускников Сери дает обещание, что они станут достойными людьми, которыми их учителя и родители смогут гордиться. Окончив свое выступление, она дарит цветы директору, который от переизбытка чувств обнимает ее, и возвращается в зал. Изумо провожает Сери заинтересованным взглядом, пока из-за сидящих между ними людей ему не становится видна только ее макушка. Тоцука тянет его за рукав. – Кусанаги-сан, не правда ли, Сери-чан очень красива? – звонко интересуется он, и Изумо не может не согласиться: с его-то опытом по части отношений с противоположным полом он припоминает лишь одну девицу, не уступающую Авашиме по красоте. – Она тебе нравится, Тоцука? – со смешком интересуется Кусанаги. – Почему не предложишь ей встречаться? – Что ты, нет! Сери-чан слишком строга, ничего бы у нас не вышло. И еще она чересчур требовательна к мужчинам, – беззлобно бурчит Татара, разводит руками и едва не попадает по лицу Суо, одним ухом прислушивающемуся к их разговору. – За те три года, что мы знакомы, стать ее парнем повезло только одному. Изумо ловит себя на мысли, что он не прочь попытать счастья. – Познакомишь нас? – Рассчитываешь на свое умение обворожить любую, а, Изумо? – хмыкает Суо. – Кто знает, кто знает… После вручения дипломов зал постепенно пустеет, и друзья, уже беспрепятственно пробираясь к выходу, замечают в проеме Сери. Рядом с ней стоит высокий молодой человек в деловом костюме и горячо ее в чем-то убеждает. Со стороны Суо слышится многозначительный хмык, и Изумо, приглядевшись, узнает в собеседнике Сери Мунакату Рейши, с которым Суо учился вместе со средней школы. Весьма неприятная личность. Последние метры, разделяющие их, исчезают, и Кусанаги одновременно слышит холодное «Я подумаю, спасибо» Сери и радостное «Сери-чан, можно тебя на минутку?» Татары. Мунаката оборачивается на голос последнего - губы его складываются в саркастическую усмешку, а в стеклах очков отражается луч солнца. – Надо же, никогда бы не подумал, что встречу здесь тебя, Суо Микото. – За какую-то долю секунды интонации его с язвительных меняются на уважительные, и Рейши поворачивается к Изумо. – И вас, Кусанаги-сан. – Мунаката, – Суо с одному ему понятным наслаждением перекатывает на языке имя своего заклятого не то врага, не то друга – в школьные времена они так и не разобрались с этим – и делает шаг вперед. – Что ты здесь забыл? – Я прибыл сюда исключительно по делу, Суо. А у тебя, как я вижу, здесь друг? – Кивок в сторону Тоцуки, вместе с Сери отошедшего поболтать в сторонку. – Если ты закончил, проваливай. У меня нет никакого желания смотреть на твою рожу. – Любезности ты так и не научился. Печально, большой ведь мальчик уже. – Несмотря на слова, в голосе Рейши ни грамма сожаления из-за неучтивости Микото. – А сейчас мне и правда пора, посему вынужден откланяться. – Кланяется он только Кусанаги. После чего направляется к ожидающему его за воротами школы «Ниссану». – Вот уж не думал, что мы еще встретимся с ним, - смеется Изумо. – Вы по-прежнему готовы убить друг друга взглядами. – Да ну? – Наигранное изумление на лице Суо. – Ваше общение мне напоминает одну услышанную где-то фразу. – Какую же? – «Какой красивый галстук, можно я тебя им задушу?» Микото галстуки ненавидит, и по его глазам видно, что он не прочь сказать такое Мунакате. - Король! Кусанаги-сан! – окрикивает их Тоцука. Дождавшись, когда он и Сери подойдут к ним, Изумо принимается беззастенчиво разглядывать Авашиму. Вблизи она кажется еще прекраснее, и теперь Изумо знает, что у нее голубые глаза с затаившимся в них льдом. – Сери-чан, позволь познакомить тебя с моими друзьями. Суо Микото, – жест рукой в сторону Суо, – и Кусанаги Изумо. Король, Кусанаги-сан, это Авашима Сери, мой хороший друг и староста нашего класса. – Бывшая староста, – поправляет его Авашима и сдержанно улыбается. – Приятно познакомиться. Тоцука-кун постоянно о вас говорит. – А мне-то как приятно. – Изумо чувствует, что на лице сама по себе расплывается улыбка, и даже не думает ее сдерживать. – Спасибо, что присматриваешь за ним. Надеюсь, он не доставляет много хлопот? – Ровно столько, чтобы я не перестала с ним общаться, – уклончиво отвечает Сери и смотрит ему прямо в глаза. – Эй! – прерывает их возмущенный голос Татары. – Не говорите обо мне так, будто меня здесь нет. – Прости, - в голос отзываются Изумо и Сери. Татара тратит минут пять на уговоры подруги, после чего все четверо отправляются в ближайшее кафе. Изумо пытается задавить в себе собственника, говорящего, что Сери ему необходима. Спустя год с небольшим Суо становится Красным Королем и создает Хомру. Кусанаги и Тоцука – его первые последователи. По прошествии еще полутора лет Мунаката Рейши занимает пустующий уже одиннадцатый год пост Синего Короля. Авашима Сери – его личный помощник. Когда Изумо получает от Сери письмо с приглашением на фуршет, устраиваемый ее начальником, он, надо сказать, какое-то время пребывает в недоумении. Рядом забавляется Суо, поджигая адресованный ему белый конверт с печатью насыщенного синего цвета, в опаленных линиях которой угадывается герб Синего Клана. – Он такой смешной, – насмешливо тянет Микото, пропуская пепел сквозь пальцы. Он течет подобно песку – прямо на лаковое покрытие барной стойки. Изумо не выдерживает этой пытки и от всей души прикладывает Микото свернутой газетой по вихрастой рыжей голове. – Совсем с ума сошел?! – рычит Изумо, сгребая пепел и натирая стойку до блеска чистой тряпкой. – Забыл, что я тебе говорил? Бар и все, что в нем находится, неприкосновенно, Микото! – Ну да, да. Я очень сожалею, – отмахивается Суо и заваливается на диван. – Передавай Мунакате мои соболезнования. Я не собираюсь туда тащиться. – Что? Микото, подожди, а ну не засыпай! Что значит «не собираюсь»? Его вопрос остается без ответа, но Кусанаги задается целью: заставить Суо пойти на прием. Он что-нибудь придумает. – Прекрати, - Изумо несильно бьет Суо по рукам, когда тот пытается незаметно расстегнуть пару верхних пуговиц рубашки. То, что Суо избавлен от обычной одежды и посредством долгих увещеваний одет в брюки, рубашку и жилетку, уже делает Изумо честь. – Один вечер, Микото. Потерпи. – Это несправедливо. Пока я буду тухнуть от скуки, ты будешь наслаждаться обществом той цыпочки. – Зато тебе достанется сам Синий Король, – по голосу Изумо понятно, что его даже забавляют предполагаемые «мучения» друга. – Вот, кстати, и он, – добавляет он полушепотом. Мунаката, облаченный в темно-синий фрак, подходит к ним и учтиво склоняет голову в приветствии. За его спиной стоит Сери – они не виделись с того дня, когда Мунаката стал Королем, и Изумо приходит к заключению, что за эти несколько месяцев она снова похорошела – хотя, казалось бы, куда больше? Платье светло-бирюзового оттенка облегает идеальную фигуру, волнами шелка струится почти до самых лодыжек, распущенные волосы спадают на плечи, обрамляя лицо, на котором ни тени улыбки. Ничего, думает Изумо, у него впереди целый вечер, чтобы пробить маску спокойствия и холодности Бессердечной Женщины, как он однажды окрестил Сери. – Добрый вечер, Мунаката-сан, добрый вечер, лейтенант Авашима, – Кусанаги улыбается за двоих, видя, что все, на что хватает Суо, – небрежное «Здрасьте» и презрительный с долей вызова взгляд в сторону Рейши. В такие моменты Изумо особенно четко понимает, как тяжело быть правой рукой Красного Короля. – Мы благодарим вас за предоставленную возможность насладиться этим прекрасным вечером. – Надеюсь, у вас не появится повода пожалеть о своем согласии, – с той же отстраненной вежливостью произносит Мунаката и концентрирует внимание на Суо, позволяя Кусанаги и Авашиме пообщаться наедине. – Ты выглядишь божественно, Сери-чан, – Кусанаги отвешивает полушутливый поклон и с удовлетворением наблюдает за легкой улыбкой, тронувшей губы Сери. – Не имеешь ничего против того, чтобы мы провели эти часы ни на шаг не отходя друг от друга? Сери кивает и, жестом подзывая парнишку, разносящего напитки, спрашивает, как дела у Хомры. Шампанское искрится, пузырьки бьются о тонкие стенки бокала, и Изумо рассказывает о своих шалопаях. Перечисляет каждый огрех ребят и припоминает, сколько раз в день они могут вывести его из себя. Сери слушает его внимательно, проводит кончиками пальцев по кромке бокала, между покрытых помадой пухлых губ время от времени мелькает язычок, птицами порхают вверх-вниз светлые ресницы. Изумо внезапно замолкает, ведет длинными пальцами вдоль ее руки, затянутой в перчатку, и обхватывает предплечье, отбирает бокал, на дне которого сиротливо плескается шампанское. Сери и бровью не ведет, когда ухо ее обжигает сначала прикосновение губ, а потом шепот: – Уверен, в таком большом здании обязательно найдется свободная комната. Они покидают зал, по мере удаления от которого звуки приглашенного оркестра и разговоры затихают, в молчании проходят по длинному коридору, поднимаются на два этажа по витой лестнице и наконец, когда Изумо уже открывает рот, чтобы спросить, долго ли им еще блуждать, Сери останавливается у одной из комнат. Изумо смотрит, как она поворачивает ключ в замочной скважине, как перешагивает через порог и, потянувшись было к выключателю, передумывает. Дверь за ними захлопывается, и Изумо улыбается, подобно лису, обнаружившему мышиную нору, - хитро, предвкушающе. – Сери-чан, – едва слышным в звенящей тишине голосом. Шелк спадает к ее ногам, стоит Изумо коснуться молнии на спине. Сери собирается снять сама хотя бы перчатки, но ей это не удается: мужские руки уже стягивают ткань – осторожно, чтобы не досталось потом за порванные вещи. Она понимает, насколько холодны пальцы Изумо, когда они скользят вдоль ее позвоночника, застывая у основания, заставляя выгнуться. Изумо разворачивает Сери к себе лицом, мягко целует опущенные веки, кончик носа, впечатывает поцелуй в раскрытые в ожидании губы. Языком щекочет нёбо, дразняще проводит по зубам, ласкает. Одной ладонью Изумо плавно оглаживает изгиб бедра, другой нежно-нежно ведет по ложбинке между грудей, выбивая из Сери тихий чувственный вздох. Он делает шаг назад, увлекая ее за собой к примеченной еще на входе кровати, и не прекращает этой восхитительной прелюдии: осыпает поцелуями лебединую шею, вылизывает ямку между ключиц, мучительно медленно избавляется от кружевных трусиков. Когда Сери спиной ощущает кажущуюся сейчас грубой ткань покрывала, а Изумо, уже без рубашки и брюк, склоняется над ней, ровный даже до этого момента стук сердца сбивается, и тело начинает вести едва ли не отдельную от мыслей своей хозяйки жизнь. Близко-близко льнет к чужому телу, словно в желании срастись с ним, впитывает его тепло в себя, отвечает даже на самые незначительные прикосновения. Изумо мнет ее грудь, чувствительно щипает соски, растягивает, проникая пальцем в щелку, целует в губы – долго-долго, пока предплечье не оцарапывают острые ноготки, давая понять ему, что Сери почти задыхается от нехватки воздуха. Их взгляды встречаются, и Сери молча дает понять, что хватит тянуть резину, им надо вернуться ко всем до окончания фуршета. Изумо не ждет, когда она облечет это в слова, разводит ее бедра коленом и подается вперед, срывая с губ Сери ласкающий слух стон. Он хочет чаще видеть ее такой - возбужденной, просящей, неравнодушной, - но обстоятельства постоянно складываются не в их пользу, не давая им насладиться друг другом. Изумо движется размеренно, словно не было этого «ну-поспеши-же-ты» взгляда, припадает губами к поднимающейся и опускающейся неровными рывками груди, обводит языком ореолы сосков, оставляет влажные следы на разгоряченной коже, перебирает пальцами разметавшиеся по подушке локоны, любуется лицом Сери. Она выглядит донельзя довольной, шепчет его имя, царапает спину, вычерчивает линия за линией метку Хомры на правой лопатке – она помнит ее расположение наизусть, с точностью до миллиметра. Сери подается навстречу, принимает его всего, до конца, и откидывает голову назад, заходясь в беззвучном крике – даже сейчас что-то не дает ей раскрыться полностью, сдерживает ее. Но Изумо счастлив уже этим: было время, когда и об этом он мечтать не мог. Но вот она, под ним, раскрасневшаяся, изгибающаяся, податливая, не думающая ни о ком, кроме него. Подушечками пальцев он касается губ Сери, гладит ее скулы, бедра вжимаются в бедра, даря ощущение полного единения. Она принадлежит ему, пусть только в этот конкретный момент. Красивая и любимая. Они возвращаются в зал такими же, какими его покидали. Одетыми с иголочки, ни единой выбившейся из прически пряди, ни единой складки на платье или рубашке. Взглядами ищут своих Королей, но видят, что те спокойно и почти непринужденно – ну надо же! – о чем-то беседуют (хотя говорит, конечно же, по большей части Мунаката), и решают наконец попробовать закуски, которых, благо, на столах еще предостаточно.