ты есть боль

если море здесь ты – я погибший крейсер, покорившийся дну и твоим голубым волнам. ты война ты не мир ты ружьё и пули персональный смертельный яд, самый острый нож вряд ли кто-то тебя вообще погубит я за выстрел тебе отдаю свой последний грош.

      4:05 утра.       Я должна это сделать.       Или сейчас или никогда.       Он ушел две недели назад. Ни проронив ни слова просто растворился в утреннем поток людей, даже не послав мне последний взгляд, хоть и знал, что смотрю ему в след. Я понимала, что он, возможно, не вернется, но зачем-то аккуратно сложила его футболку в шкаф. Сколько раз это еще будет повторяться?       «Ой, глупышка, разве ты не видишь, что он не любит тебя?» - отозвался в голове рьяный голос подруги.       «Он же пользуется тобой!» - вслед прозвучал грубый тон друга, вызывая очередную улыбку грусти.       Я знаю все это, прекрасно осознаю, что загнала себя в самый темный уголок его души и теперь не могу найти выход. Как бы долго не брела и не старалась отыскать хоть тоненькую линию света его чувств, которая указала бы мне верное направление, все тщетно.       Я сдалась.        Сдалась, наверно, еще тогда при первой нашей встрече, когда не смогла отказать его завораживающим изумрудным глазам и бархатистому голосу, эхом отозвавшемуся у меня в груди, хотя стоило. Ох, как стоило, просто сказать одно лишь «нет», развернуться и дальше продолжить веселиться с друзьями, игнорируя прекрасного незнакомца, свалившегося на меня как снег на голову в середине июля.       Сдалась тогда, когда его большие ладони легли на мою талию, крепко прижав к мускулистому телу; когда губы страстно коснулись моей шеи, оставляя там яркие следы и давая прямой намек на то, что я – его, хочу этого или нет; когда руки, обрамленные сетью татуировок, с легкостью стянулись с меня платье и бережно уложили на кровать; когда наши тела были настолько близко, что кажется даже песчинка бы не поместилась между нами; когда каждое его действие отдавалось во мне бушующими эмоциями, не сравнимыми ни с чем.       Глупая.       А он – умен.       При каждой нашей последующей встречи говорит то, что я хочу услышать и я, наивно, верю, в глубине души осознавая лживость сказанных фраз, но в груди в очередной раз что-то трепещет. Выслушивает каждую не вовремя приходящую истерию, даже не вникая в суть оскорбительных слов, летящих в его адрес, виновато опускает глаза, заставляя затихнуть. Улыбается, видя мои слезы, и мягко сцеловывает их с моих щек, шепотом прося остановиться и улыбнуться, ведь он не достоин их.       Ложь.       Глупая, наглая, вопиющая ложь.       Каждое прикосновение, каждая улыбка, поцелуй, объятие, движение, каждое чертово слово – все, что он делает или говорит – иллюзия, дающая мимолетное счастье на определенный момент времени. Маленькая большая ложь большой маленькой любви. Он не любит, не чувствует и не думает о последствиях.       «Чувства делают человека слабым и уязвимым» - холодный тон его бархатистого голоса раздается в мыслях, эхом отдаваясь в груди и посылая многочисленные мурашки по всему телу. Это ведь не любовь, если она съедает тебя изнутри. Это ведь не привязанность, если можешь жить без него, даже не зная вернется он в очередной раз или нет.       Это просто зависимость. И имя ей – Гарри.       Мысли о чудовищном незнакомом знакомом роем вьются в голове двадцать часов в сутки, семь дней в неделю. Остаются лишь четыре часа, где сон крадет его из мыслей и рисует образ драгоценных глаз, четко очерченных скул, переходя в страстную полоску губ, ниже рисуя очертания сильной шеи, где вздувается вена от его же мыслей о моей слабости перед ним, спускается к мощным плечам, опорой кажущиеся, вот только не для меня.       Я будто в плену.       Куда бы не посмотрела, куда бы не повернулась, не пошла и чтобы я не делала в любой точке этого замкнутого города – везде его образ, будто качается дымкой на ветру. Я волчица, пропитавшаяся преданностью к своему злейшему врагу – охотнику. Хожу из угла в угол собственной клетки, где каждая вещица словно пропитана его запахом, и пытаюсь забыться в бесчисленных чашках кофе, рюмок алкоголя и таблеток, которые, кажется, нельзя употреблять ни с первым, ни со вторым.       Пора это заканчивать.       Пора выбираться из этой квартиры, из этого города, от этих людей. Оставить здесь свое сердце для него, высказать все в последний раз и покинуть навсегда этот круг. Ведь кто-то же сможет полюбить меня даже без сердца? У каждого же своя половинка не Земле, да? В любом случае, лучше одной быть и умереть, чем изо дня в день вспоминать этот образ и сдаваться каждый раз, когда его одурманивающий запах впитывается в кожу.       Оглушающий звонок в дверь разрушает тишину и я подхожу к двери. Вдох-выдох. Былая храбрость немного остывает, но уверенность не дает этим стенам обрушиться. Одно слово и боль исчезнет, уйдет печаль и завтрашний день не будет казаться мукой. Я открываю дверь.       Сейчас.       – Ты нужна мне, – в его глазах нет ничего, кроме пустоты, но в голосе всего на секунду слышится дрожь.       Все рушится.       Я отступаю от двери, пропуская его, и закрываю дверь, понимая, что снова сделала огромный прыжок назад.       Н-и-к-о-г-д-а.

ты есть боль, потому ты совсем не боишься боль потому говорили, мол, с ним будь внимательна, острожна, но вот скажешь сейчас: «я люблю тебя больше воли» – я отвечу тебе, что тоже.*