Живая

Нью-Касл, Канзас, 1693 год.       Вечерние сумерки уже давно сошли на город. В огромном здании с фасадом, выходящим на безмолвную площадь, светилось лишь окно личного кабинета судьи Сэмюеля Кройца. Судья неподвижно стоял у письменного стола и глядел на часы, которые показывали без пяти двенадцать. В комнате было душно, но он не смел открыть окно, словно боялся, что с терпким спертым воздухом его легкие покинут остатки решимости. На столе перед ним лежали бумаги, на которых не хватало лишь одной подписи. Его подписи.       За дверью раздался странный звук, словно по доскам тащили что-то тяжелое, затем послышались шаги. Судья Кройц вздрогнул, словно по всему его телу пробежал электрический разряд. Глаза впились в дверь, в которую минуту спустя двое охранников ввели молодую женщину. Ее руки были закованы в кандалы, а длинная тяжелая цепь от них волочилась по полу, потому что она не в силах была удерживать ее навесу. - Оставьте нас, - сухо сказал судья Кройц. Угрюмые охранники повиновались, и вскоре в комнате остались лишь две сгорбленные фигуры. Какое-то время оба стояли неподвижно. Затем женщина подняла голову и откинула с лица длинные волосы. Даже теперь, грязные и спутанные, они продолжали отливать золотом, когда на них падал отблеск свечей.       Ей было не больше двадцати лет. Широкие скулы, тонкие черты, яркие голубые глаза смотрели безжизненно. Она казалась почти безмятежной.       Кройц взял со стола ключ, подошел к женщине, и секунду спустя кандалы с тяжелым стуком упали на пол. - Ты знаешь, зачем я велел привести тебя, - судья старался, чтобы его голос звучал уверенно, - ты знаешь, что это твой последний шанс… ведьма.       Женщина ничего не ответила. Она продолжала смотреть в одну точку, куда-то вглубь темной комнаты, словно не слыша его голос. - Отвечай, согласна ли ты отречься от своего дьявольского искусства, прилюдно принести покаяние в своих преступлениях и… принять мое предложение?       По-прежнему молчание. - Отвечай немедленно, это твоя последняя возможность сохранить свою жалкую жизнь!       Выйдя из себя, судья схватил женщину и подвел ее к окну, которое выходило прямо на главную городскую площадь. В его руках она казалась тряпичной куклой. - Смотри! Смотри, о упрямая. Уже установлен столб, у которого завтра на рассвете тебя сожгут. Так и будет, не сомневайся. Ты будешь гореть, и тебя уже ничто не спасет. - Ты можешь сжечь меня, Сэмюэль, но это не потушит пламени, которое пожирает твою душу, - произнесла Мари. Она взглянула прямо в лицо Кройцу, отчего у него на миг перехватило дыхание. Эти глаза… О, эти глаза! - Твоим чарам наступит конец, - прошипел он. – Ты заплатишь… за все… - Моим чарам? Ты по-прежнему думаешь, что я околдовала тебя? Божий дар ты называешь кознями сатаны. - Не смей говорить о Боге! Ты попрала его законы, ты противишься его воле… - Я попрала ваши законы, и я противлюсь твоей воле. Я уже дала тебе ответ, Сэмюэль. Убей меня, если хочешь. Я прощаю тебя.       В эту минуту судья Кройц был готов истязать тебя, претерпеть любые муки, лишь бы унять дрожь во всем своем теле. Его сердце билось так сильно, что перед глазами то и дело возникали вспышки. - Увести ее, - прокричал он. Оставшись один, судья метался по комнате, словно зверь в клетке. Затем он подошел к письменному столу, взял перо и дрожащей рукой поставил подпись. В тусклом свете догорающей свечи ему показалось, что вместо чернил на листе бумаги растеклись капли крови.       На следующее утро судья Сэмюэль Кройц стоял у помоста, на котором зачитывали приговор юной ведьме, осквернительнице закона Всевышнего и проклятой пособницы сатаны Мари Аржантейль. На лицо Кройца падала тень черной шляпы. Руки в черных перчатках были судорожно сжаты.       Мари глядела куда-то вдаль, за горизонт, пока палач привязывал ее руки к столбу. Голубое платье колыхал ветер, а светлые волосы сверкали в лучах утреннего солнца. - Пощады! Пощады ее молодости! – закричал кто-то в толпе, которая окружала помост. Обычно казни ведьм сопровождались всеобщим ликованием, но сегодня стояла зловещая тишина. Одинокий возглас был подхвачен другими, и скоро толпа единодушно требовала помилования несчастной. Судья Кройц сурово пресек смуту. - Вы забываете, кто перед вами. Эта женщина – слуга Дьявола. Она отказалась от покаяния, и теперь ее ждет кара. Да помилует Господь ее грешную душу.       С этими словами он развернулся и направился прочь с площади. По его взмаху огонь был запален. Толпа гудела где-то позади, но судья Кройц не остановился. Внезапно ветер настиг его из-за спины. Ему показалось, что он услышал далекий звон, и кто-то мягко тронул его за плечо. - У бурных чувств неистовый конец, - прошептал ему ветер.