Heavy

За прошедший год моя жизнь кардинально поменялась, тем самым сбив меня с привычного ритма. И я абсолютно не был готов к таким поворотам судьбы. Моя жизнь разделилась на «до» и «после», тем самым оставив меня в непонимании и шоке. В тот самый запоминающийся год случились такие события, которые, наверное, растоптали все мои нервные клетки и вычеркнули моё природное спокойствие. Плохие новости так и преследовали меня на каждом шагу. Но самая плохая новость из плохих — это потеря и уход друга, брата, коллеги, отца и просто хорошего, доброго человека. Наверное, так плохо я себя не чувствовал никогда. Никогда я не чувствовал себя таким убитым, потерянным и опустошенным. Такое ощущение, что нормальную чувствительность боли увеличили раз так в сто, если не больше. Будто бы тебя резко развернули с твоих привычных сто восемьдесят, на все триста шестьдесят. Я не помню, как именно мне сообщили эту новость. Помню только то, что в груди был какой-то резкий удар, от которого реальность уходит из-под ног, а приходит самый настоящий шок, а затем самые солёные и горькие слёзы, превращающиеся в настоящую истерику. А затем церемония прощания… Самая серая, душераздирающая, молчаливая… У меня было столько эмоций, на которые был способен я. Это была как книжка, но вместо красивых и красочных картинок, были только бесцветные и без жизненные. Моя душа молила хоть о каком-то спасении, чтобы как-то отвлечься от суровой и горькой реальности. И я шёл в свою домашнюю студию, забрав только кофе и немного вафель. Это было для меня, как спасение. Конечно, меня поддерживала Анна, парни, знакомые, ну и неугомонные фанаты. Но сколько бы раз я не слышал слова поддержки, для меня это звучало заезженно, хотя мне было приятно. Но самое сложное было то, что меня спрашивали о дальнейшем существовании группы, о Честере, о том, что возьмём ли мы нового вокалиста, или всё оставим так, как есть. Было больно слышать его имя, понимать тот факт, что не будет так, как раньше. Что нужно что-то решать. От этого некого тупика, я бессильно падал на кровать и тихонько плакал. Плакал от бессилия, от щемящей боли где-то глубоко в груди, от того, что мне тяжело. Хотелось рвать на себе волосы от всего происходящего. И я вновь шёл в мою студию, спасать себя от апатии, которая у меня была несколько дней после известия новости. Я брал бумагу, карандаш и писал то, что накопилось на душе. Писал то, что чувствую и переживаю в данный период. Через какое-то время мы встретились с парнями у меня дома. Конечно, из нас, теперь уже пятерых, никто не был весел и бодр. Было принято всеобщее решение — нужно подготовить концерт памяти Честера, который стоило бы сделать ради него. Это была как обязанность. Затем была подготовка к концерту, которая просто выматывала меня и парней. Каждая песня отзывалась такой сильной болью в груди, что хотелось орать и рыдать одновременно. Я не сдерживал слёз на репетициях. Как только подходила новая волна слёз, я останавливался, закрывал кепкой лицо и старался перебороть нахлынувшие эмоции, а затем, с комом в горле, продолжал дальше. В день концерта моё состояние было самым отвратительным. Мне было страшно до дрожи во всём теле. Я боялся, что не смогу выступить, что сорвусь и заплачу на публике, что этим самым подведу всех фанатов, ребят, Тэл и, как бы странно не звучало, Честера. Я чувствовал, что это нужно ему, нужно фанатам. Перед самым началом, обычно, за кулисами и в гримерках, было громко и весело, слышался смех, распевки, какая-то музыка, мелькала камера, слышались шутки, пахло кофе, организаторы, с блеском в глазах, носились кто куда, пытаясь всё успеть и уложиться вовремя. Будто бы бурлила беззаботная жизнь, дарящая такие незабываемые моменты, которые греют душу и сердце. А сейчас… Та самая беззаботная жизнь осталась где-то далеко, будто бы другой вселенной. Было непривычно тихо и не так шумно, не мелькала привычная камера, были не слышны распевки и, самое главное, тот голос, который дарил эту теплоту, беззаботность, энергию и отличное настроение. Смотря на такую перемену, мне становилось не по себе, ком в горле нарастал, а дрожь в теле усиливалась. Я старался держаться, не давать волю эмоциям, но с каждым разом это становилось всё тяжелее и тяжелее. А потом сцена, прожектора, почему-то непривычно светящие в глаза. А потом фанаты, те самые со слезами на глазах, с плакатами и флажками, яркими футболками и тёплыми сердцами. Такие настоящие и искренние. Мне стало чуть легче, ведь понял, что я не один. Мы с парнями пытались выложиться на все сто процентов, и думаю, что у нас это получилось, потому что я почувствовал хоть немного, но, облегчение. Но самая трудная песня, которая не оставляет кого-то равнодушным, была One More Light. Хотя это не удивительно. Я старался держаться, старался не испортить её, не обращать внимания на дрожащий голос, который уже конкретно меня выдавал, и просто петь. Петь для него. Для всех фанатов. Так прошло три эмоциональных часа, самых тяжёлых, но нужных, за всю нашу, с парнями, карьеру. И мы справились. Мы сделали это. Меня переполняли эмоции, которые я хотел выписать на бумагу. Я хотел написать что-то своё, не связанное с группой и личным проектом. Я решил, что это будет некое моё спасение и высказывание эмоций и состояния. Я надеялся на то, что благодаря тому, что когда-то возродится, мне станет легче и начнёт хоть немного отпускать. Это для меня как спасение. И ещё раз я убедился в том, что судьба нам может преподносить такие повороты, что поменяет абсолютно всё. Судьба не спрашивает, а готов ли ты к такому. Она делает так, как считает нужным, и это мы должны понимать. Только, что она именно преподнесет, и что из этого выйдет — никто не знает.