Невидимая рана

Рана всё еще беспокоила, ногу приходилось расхаживать, но ясно было, что опасность миновала. Не то по криворукости, не то от излишнего милосердия, дон прострелил только мышцу, кость не была задета. А забота, с которой ухаживал за ним мичман Кеннеди, гарантировала заживление без нагноения и лихорадки. Хантер устало присел на скамейку и закрыл глаза, чтобы не видеть опостылевший дворик испанской тюрьмы. Он так мечтал отсюда вырваться! Он сделал всё возможное и даже невозможное – пока молодой исполняющий обязанности лейтенанта приятно проводил время, ужиная с комендантом и сопровождая герцогиню во время прогулок по берегу, он, всего лишь мичман, возглавил растерянных матросов и придумал план побега. План, который казался отличным. И почти сработал. Вцепившись в скамейку до боли в суставах пальцев, Хантер едва удержался от ядреного ругательства. Ни к чему было привлекать к себе внимание, матросы явно не разделяли мнения Хорнблауэра и Кеннеди, сторонясь того, кого сочли виновным в провале. Пусть лучше и не вспоминают про его существование. Он и сам с удовольствием бы о себе забыл. Хантер не мог бы сказать точно – когда именно открылась другая рана, та что воспалялась с каждым днем. Ее не было, когда Мэттьюз и Стайлз приволокли его в камеру и бросили как мешок на койку, поспешив во двор, к своему бесценному командиру, а он остался сам перевязывать сильно кровившее бедро. Не было, когда он услышал, что Хорнблауэр взял на себя его вину в организации побега и что комендант назначил ему суровое наказание. И даже когда возившийся с ним Кеннеди, старался на него не смотреть и почти не разговаривал, предпочитая общество книги – не было. Мичман приоткрыл глаза и уставился в небо, прятавшееся за потоками проливного дождя. Даже у стены, где он сидел, его доставали холодные брызги, но мундир промок еще раньше, так что не о чем было и беспокоиться. Хантер пытался молиться, но серое небо грозило штормом, не обещая прощения. Хотя Хорнблауэр простил. Да, верно. В тот момент, когда вынутый из узкой и низкой земляной ямы молодой человек не мог стоять без чужой помощи, но, щурясь от света и неуверенно шевеля потрескавшимися губами, первым делом спросил: «Как ваша нога, мистер Хантер? » там, глубоко внутри, где никогда ничего не было мягкого, что-то испортилось и распахнулась жестокая рана. Услышав, как в сумерках засуетились испанцы, а потом и пленные англичане, Хантер поспешил покинуть свой угол, будто почувствовав некую важность событий для себя лично. И нюх не подвел старого морского волка: опять прогуливавшийся по берегу Хорнблауэр увидел, что на Зубы Дьявола напоролась «Альмерия» и ему одному ведомым способом убедил коменданта позволить им выйти на шлюпке в море, чтобы спасти... испанцев! Рисковать жизнью своих, чтобы вытащить из бушующего моря врагов? Хантер стиснул зубы и, проклиная свою хромоту, поспешил сперва впереди отряда, затем всё более и более отставая от катившейся по волокам большой шлюпки. К его счастью, отряд замедлился, загружая провизию, которая могла понадобиться, если придется до рассвета ждать, пока стихнет шторм и появится возможность причалить к берегу. И хотя он не сумел подавить стон боли, когда пришлось резко перевалиться через борт, это уже не имело никакого значения, главное – его взяли с собой. Хантер не был уверен, зачем он напросился в этот опасный рейд, но крестик на его груди грел теплом и, казалось, обещал путь избавления от мыслей, становившихся невыносимыми. Возможно, в общем тяжелом деле он снова заслужит уважение матросов или докажет офицерам, что не зря они так великодушно с ним обошлись. А возможно... В ночном море ведь всё возможно... Так что, даже прыгнув в леденящие волны, Хантер еще не знал, что будет дальше. Перед ним стояла простая задача – выловить в бурлящей около рифа воде немощного капитана «Альмерии». Ирония судьбы, над которой можно было бы посмеяться за стаканом грога. Испанцу со сломанной ногой спешил на помощь англичанин с простреленной ногой. Благо море не суша, руки и легкие здесь намного важнее. Чудом ухватив испанца за ворот, Хантер с трудом различил силуэт шлюпки и с радостью, какой сам от себя не ожидал, передал спасенного в протянутые матросами руки. Наверное, это можно было назвать искуплением. Никому другому не пришлось рисковать собой. Никому, кто умеет плавать. Хантер поднял голову и увидел лицо того самого человека, о котором думал. Хорнблауэр тянул ему руку, тревожно переводя взгляд с него на что-то позади. Мичману Хантеру, с его выслугой на флоте, не было необходимости оборачиваться, чтобы убедиться, что у тревоги есть основания. Следующая большая волна готова была ударить по шлюпке. Но те, кто в ней, имели шанс уцелеть. У того, кто оставался в воде, шансов не было. Хантер на короткий миг вспомнил, как забирал еду у решившего уморить себя голодом Кеннеди, а затем впервые за долгие дни посмотрел прямо в глаза Хорнблауэру и оттолкнулся руками от борта, подставляясь под милосердную волну и лишая себя возможности передумать.