***
Их связь была чистой воды безумием. Неловким, не имеющим никакого объяснения безумием. Тело Мередит, жесткое, поджарое, оказалось источником такого невозможного наслаждения, о каком Орсино не мог и помыслить. Все, что он ранее испытывал, глядя на нее во время тренировок, лаская себя по ночам, не шло ни в какое сравнение с горячими губами самой Мередит, туго охватившими его плоть. Или с тем, как она скрещивала длинные стройные лодыжки на его спине, заставляя вжиматься в нее до упора. Они почти не разговаривали. Не потому что было не о чем, а потому что чувствовали, что стоит заговорить и все, что их разделяет — самоубийства магов, жестокость храмовников, равнодушие Церкви, — поглотит обоих с головой. Навсегда. Иногда они вымещали друг на друге злость. Мередит приходилось прятать покрасневшую от ожогов кожу на бедрах и пропускать тренировки под надуманными предлогами. А Орсино в совершенстве освоил изготовление мази от синяков. Назначение Мередит рыцарем-командором, а затем и то, что Орсино стал Первым чародеем, еще сильнее усложнило их и без того сложное положение. И все же они продолжали раз за разом встречаться в укромных уголках, позабытых кладовых, собственных кабинетах. У Орсино было несколько мимолетных интрижек с чародейками Круга. Но он мигом забывал их лица и имена, глядя сверху вниз на светлую макушку Мередит, стоящей перед ним на коленях в очередном пыльном чулане. В его сердце жила только одна женщина — Мередит. Только о ней он грезил ночами, только ее видел во снах. С годами эта любовь, крепко замешанная на ненависти к тому, что делала Мередит с Кругом, причиняла Орсино все большее страдание, но у него не было сил отказаться от нее. Потому что знал точно — он нужен Мередит так же, как и она нужна ему.***
— Вы вызывали меня, Рыцарь-командор? Вопреки обыкновению, Мередит не сидела, а стояла перед столом, положив руку на спинку кресла для посетителей. Что-то было в выражении ее лица, в том, как побелели костяшки пальцев, сжимающих слишком сильно спинку кресла, что Орсино почувствовал, как ему стало жарко. — Закрой дверь, — ровно сказала она. Орсино повернул ключ в замочной скважине и подошел к Мередит. Мередит облизнула губы. Орсино молча смотрел ей в глаза, столь же яркие, как и в молодости, хотя вокруг уже появилась тонкая сеточка морщин. «Я так сильно люблю тебя, — думал он с горечью. — И ненавижу, потому что ты разрушаешь все, что мне дорого. Все, за что я борюсь. Понимаешь ли ты, что моя любовь больше моей чести, больше совести? Но рано или поздно я сломаюсь. Потому что это не жизнь». Будто в ответ на его мысли Мередит медленно подняла руку и погладила его по щеке. Как всегда, ее прикосновение отдалось дрожью во всем теле. Орсино прикрыл веки от удовольствия. Пальцы Мередит оглаживали скулы, губы, подбородок, переместились на затылок. Орсино глубоко вздохнул, Мередит прижалась к нему плотнее. Их дыхание смешивалось, но она больше не шевельнулась. Что бы не происходило в Киркволле и Казематах, залитых кровью, здесь и сейчас Мередит ждала его первого шага. Орсино притянул ее за талию, жадно целуя, и на какое-то время выпал из реальности. Но при этом как-то умудрился усадить ее на стол. Мередит бесстыдно терлась о его пах. Орсино оторвался от ее губ и поцеловал в шею, Мередит откинулась назад, прямо на стопку каких-то документов, мигом разлетевшихся по всему столу. Умудренный опытом, Орсино не стал сражаться с пуговицами на рубахе, а сразу потянул ее вверх, обнажая плоский бледный живот и по-девичьи упругую грудь. Мередит вздрогнула и застонала, когда Орсино обвел языком ее пупок и спустился ниже, к завязкам штанов. Это тоже было частью хорошо знакомого ритуала: Орсино одной рукой распутывал шнуровку, другой ласкал грудь Мередит, не переставая покрывать поцелуями каждый дюйм ее живота. Наконец, он справился с завязками. Мередит перевернулась, легла на стол, чуть оттопырив зад. Орсино запустил ладонь ей между ног — просто, чтобы ощутить ее мягкость и влажное тепло. Мередит нетерпеливо шевельнула бедрами, и Орсино не стал ее разочаровывать. С каждым его толчком серебряная чернильница, чуть подпрыгивая, сдвигалась в сторону края стола. Это почему-то показалось Орсино очень символичным: так же и они, давно запутавшись в своих жизнях, неумолимо двигались куда-то к точке невозврата. Мередит вскрикнула, замерла, как-то по-особенному прогнувшись в пояснице, и Орсино перестал думать о чем-либо вообще. На ковре рядом расплывалось чернильное пятно.***
Гулкий звук колокола отмерил ровно восемь часов вечера. Мередит пришлось сделать паузу, пережидая, пока стихнет звон. Орсино сидел напротив, уставившись на свои сложенные на коленях руки. — Надо прекратить то, что происходит в Круге, — жестко сказала Мередит. Орсино поднял глаза. — В Круге не происходит ровным счетом ничего необычного: людям свойственно быть недовольными, если к ним относятся, как к скотине. А маги — тоже люди. О чем вы постоянно забываете, — произнес он с яростью. Щеки Мередит вспыхнули от едва сдерживаемого гнева, губы порозовели. Орсино невольно залюбовался ею — злясь, она всегда удивительно хорошела. — Я предупреждала, что не потерплю смутьянов в моем Круге, Орсино. Даже тебя. — Она стукнула кулаком по столешнице. — Я была с самого начала против назначения тебя Первым чародеем. Но я пошла на поводу у Эльтины и не стала вмешиваться. — Мередит… — Я закрывала глаза на то, что ты снюхался с отступниками, плел интриги за моей спиной. Но своим выступлением сегодня ты перешел все границы! — прошипела она. — Не надейся, что это сойдет тебе с рук. Орсино покачал головой. Он слишком хорошо знал ее и давно уже ни на что не надеялся. Мередит еще что-то говорила, но Орсино не стал слушать — подхватил посох и молча вышел из кабинета.