не быть собой

господи блять иисусе, как же невыносимо жить по указке божьей и щекý подставлять терпимо, как же чертовски вымученно я смеюсь над своей изувеченной рожей - всё такой же снаружи, внутри же я покорёжен, изломан, распилен, выпотрошен - и франкенштейном собран обратно, по кусочкам, по миллиметру зашит и вывернут наизнанку. оттого и смеюсь, задыхаясь кровью, захлёбываясь истерикой - моя воля давно в нокауте, открыл же я, блядь, Америку, изобрёл себе собственный гнутый велосипед - я смотрю, смотрю в зеркало, а меня там нет, а меня там и нет, не моё отражение, боже, боже всемилый, оно лишь на меня похоже, а глаза не мои, не моя в них змеится растерянность, я стою перед зеркалом, а на глади его - только тени, все разбитые, тихие, покалеченные, они ждут, когда в амальгаме появится трещина, на коленях стоят, ожидая исхода судьбы - им бы маленький скол, а уж там бы они смогли, умудрились бы извернуться, пробраться в эту бессмысленную реальность, я гляжу в это чёртово зеркало, не моргая, понимая, что там, за прозрачной преградой - я же, только правильный, целый, не замаранный желчным ядом, тот, которого все хотели бы видеть, видеть, смотреть, любить - и нисколько не ненавидеть. я понимаю. я и сам бы хотел себя осознать и принять - но кому такой нужен я, вашу мать? перебитый, разорванный, склеенный - я и себе-то не нужен, что говорить о потерянных, о таких же, как я, что снаружи блуждают во тьме, на свои натыкаясь руки, их там много, за окнами - я слышу глухие звуки их бормотанья - они прямо как я, раскуроченные, превращают страдания в рифмы и прочерки, за которыми море, океан нерассказанного - их когда-то давно, как меня, не сберегли от сглаза, от проклятия древнего - жить и безудержно мучиться, превращать свою боль в стихи, и себя же корить за участь - потому что никто другой не в ответе за наши горести, потому что мы все заглушаем порывы совести, призывающей встать и идти, открывать, творить - нет, мы тонем в слезах, мы предпочли испить из источника вечной боли, осушили его до дна, сами себе учинили тот библейский, по классике, Ад, театрально вздыхаем, наливая себе вина - это только наша, на всех нас одна вина. мы создатели собственного безумия, как потерянные Алисы, блуждаем в чертогах раздумий, подливаем масла в огонь своей преисподней - ну же, гори сильней, ярче пылай, и буйно цвети маковым красным цветом - нас всех заберёт печаль, с новым придя рассветом. я не хотел так жить. я не хотел писать в истерике эти стихи, я не хотел кричать бешено, грозно, дико - я бы хотел молчать, и мирно глядеть на мир, не пряча в глазах кинжал, я бы стал херувимом, и целым бы снова стал, я бы от счастья плакал, а не от боли тупой, что поселилась под сердцем и всё заняла собой, я бы жёг костры, славя солнце, а не поджигал мосты - я бы хотел быть светлым, а вышел совсем больным, изувеченным, искорёженным, перекрученным и сухим - словно гнилое дерево, обозлился на целый мир, вытянул голые ветви, изогнул устрашающе стан - пафосная гротескность, глупый, смешной изъян, грязный, дурацкий, мерзкий - моя дикая, странная суть. во мне столько всего таится, я и сам не решаюсь взглянуть, рассмотреть поближе, почётче эту бездну в моих глазах - и зловещий порочный хохот всё грохочет, скрывая страх, что однажды, уснувши целым, я проснусь и сломаюсь вновь. потому и калечу тело - воду мутит моя же кровь, и истерика вновь по горлу, в запечатанный болью рот, я смеюсь, задыхаюсь кровью, и плюю на небесный свод, матерюсь и курю взатяжку, и надеюсь исподтишка, что когда смерть придёт за мною, она будет ко мне добра, заберёт меня быстро, мягко, не заставит меня страдать - потому что жизнь постаралась всё, что есть, у меня отнять, так, что создал себе я снова жадный мир, мою жрущий плоть, и в зеркальном его разломе поселил я свою любовь к свету, к счастью, к теплу и смеху, звукам радости и весны, поселил я там всё, что ценно, запер дверь и сломал ключи, чтобы помнить, хранить и верить - но туда уже не попасть, чтобы то, чего я лишился, меня стало вперёд толкать. только как я ошибся, боже. это стало моим крестом. мне нести его вечно? что же. схороните меня весной. мне однажды приснилось всё же, как бреду я ночной порой по дорогам в пыли и стуже, прокажённый, седой, больной... и счастливый. так много счастья я не видел и не читал про такое безумное чудо. я не верил, но сон пропал, оставляя в глазах туманом лёгкий флёр той живой мечты, разжигая пожар надежды, возвращая на свет мосты, что спалил я давно и ярко, расставаясь со всем, чем мог, когда только ещё учился свои планы писать меж строк, танцевало огнём прекрасным пламя истинной красоты... я почуял - пришло то время сделать шаг и открыть замки, распахнуть в свою душу двери, цепи снять и презреть свой рок. только я оторвать подошвы от иссохшей земли не мог, я не мог развернуться выше, прянуть крыльями в небосклон, меня что-то тянуло снизу, обвивая тугим узлом, я всё рвался с крючка сорваться и раскинуть свои крыла, но не мог... как не мог сдержаться, оглянулся на миг назад - всё хотел я взглянуть, увидеть, что так тянет меня к земле. я взглянул. то, что я увидел, приковало меня навек осознанием страшным, тёмным, выжгло веки мои дотла - на земле, гнилой, чёрной, грязной, я увидел тогда себя. и тогда я всё понял, боже, ведь ответ был такой простой. всё, чего я хотел всё время - это просто не быть собой. 27.02.2018