coincidental meetings - Случайные встречи

В этом постоянно меняющемся мире нет почти ничего, в чем можно быть уверенным. В этом замершем кошмаре нет почти ничего, что могло бы измениться. Вокруг — все те же стены, все так же откуда-то сочится вода, затапливая пол. Где-то вдалеке слышны раскаты грома, видны даже отсветы молний, словно это и правда идет дождь. Но сколько не вглядывайся, сколько не рассматривай пространство у себя над головой — кроме темноты ничего не увидишь. Стены складывают пространство в лабиринт, в котором не помогут ни хорошая память, ни карты: места повторяются, но каждый раз, в какой-то момент, изменяется их расположение. И выход вроде бы и есть, да только там — все то же самое, только, кажется, воздух гуще и, почему-то, темнее. Глубже? Он не пытался идти еще дальше, оттуда веяло нестерпимым сухим жаром, что отшибал сознание на раз. К этому всему можно привыкнуть, научиться, нет, не запоминать, конечно — невозможно запомнить переменное —, но угадывать, чувствовать, как именно сложился лабиринт, заставить непредсказуемость работать на себя, во благо. Иначе можно не выдержать. Потерять сознательность полностью, жить на инстинктах, как животные; отрешиться от всего и не реагировать уже ни на что; скатиться в безумие... что же, он видел все три варианта. Впрочем, оставшихся тоже нельзя назвать нормальными. Кроме тех, кого он встречал \должен ли он был удивляться тому, что знает их имена?\ вокруг сновали безмолвные, безымянные \с одним именем на вид, но он старательно заставлял себя забывать их\ существа, явно не способные иметь хоть какой-то разум, с пустыми, мертвыми глазами, кожей, натянутой под внутренним давлением воды. Утробный рев, а, может быть, стоны, придавали лабиринту оттенок настроения фильмов про зомби. Зомби... Он старался не думать об этом, но некоторые слова появлялись в голове сами, не смотря на его полную уверенность, что здесь он еще не слышал ни одного осмысленного слова, кроме как от себя самого. Он знал свое имя \ну или что-то похожее на имя, может, дань индивидуальности, может насмешка, издевательская попытка связать его и эту местность\, хотя точно его не придумывал и не слышал; знал вещи, которых здесь не просто не было — не могло существовать даже случайно! ...и помнил чувство собственной беспомощности в попытках выбраться из решившей забрать его водной стихии. Было бы смешно узнать, что нынешние его способности обусловлены тем, что когда-то он умудрился утонуть. Или не смешно. Нет, Рейнмейкер не находил это смешным ни в коем разе. *** — ...хотя и так ясно, что главный персонаж не спасся, — голос отражался от стен, уже давно привычно добавляя небольшое эхо его словам, так же привычно, как и его пародии на рассуждения, задрапированные в неумелые театральные выступления, попытки занять свои мысли хоть чем то, что не было бы похоже на этот вечный лабиринт. Рейнмейкер пытался выцепить из обрывков воспоминаний \или видений\ какую-нибудь крупицу информации, знак, что-нибудь, что он не замечал раньше, но нет – безмолвные воды качались над его головой, заставляя сознание уплывать в темноту и лишь вызывая безотчетный ужас. Но ему ли теперь бояться волн? Почти бесплотному \стал ли он призраком после смерти? Было ли это место его личным адом?\, способному управлять водой. Это не было смешно, нет, но... — Согласен, это иронично, — отчаянно жестикулируя, вещал он, — но что за ирония, если о ней не знает никто, кроме меня? Разве не лучше бы было представить всю эту ситуацию как драму о чьей-то жизни, оборвав повествование в момент наибольшего напряжения? Он уже почти не помнил, зачем повторял все это – страх глушил любопытство, останавливал все его попытки выбраться из этого места – даже мысленные. Он пытался. Нельзя думать на определенные темы – они превращались в очередную историю, фарс, где он мог только переигрывать, изображая себя, забывая об этом факте почти сразу же. Но неожиданная мысль заставила его дернуться. — А вдруг, вдруг, — он всплеснул руками, — так оно и было, так оно и виделось для тех, кто был там, там, там... Рейнмейкер в задумчивости крутанулся в воздухе. "Там" — это где? Наверху? Внизу? В другом измерении? В его собственном воображении?.. Теперь он завис вниз головой, сложив руки на груди. Не сказать, что ему это сильно помогло. — Понимаешь, о чем я говорю? Из ведра донесся восторженный визг. Один из полти, конечно. Единственные существа здесь, которые не вызывали у Рейнмейкера желания проблеваться \хоть ему было и нечем\, единственные, кто имел разум хотя бы на уровне домашних питомцев, ну, может, чуть выше, способные выполнять несложные команды, эмоционально реагировать на его слова, пусть даже писком и визгом, но это все же лучше, намного лучше, чем ничего. Невозможность общаться ни с кем, свела бы его попытки остаться в каком-либо подобии рассудка на нет. А еще у них было то, чего не было у него: постоянная возможность контакта с физическим миром. На его взгляд они пользовались ей весьма... странно. Кидались друг в друга ведрами, в которых сами и жили, ломали вещи и камни, в общем — развлекались на свой странный манер. Впрочем, польза от этого тоже была, для него. Они перетаскивали то, что он им говорил, блокировали пути прохождения "зомби", хотя бы тех, кто не мог плавать \бр-р-р-р, гадость какая\ и смотрели на него чистым восторженным взглядом. Он не хотел, чтобы так продолжалось вечность. Наверное. *** Когда обычное размеренное шуршание дождя нарушают отдаленные крики \не утробные стоны, а восклицания, не слышимые ему только из-за расстояния фразы\ все становится одновременно простым и сложным. Простым, ибо теперь есть цель, увидеть, узнать, кто это; безумно сложным, потому что внезапно нахлынувший страх сковывает все его подобие тела, не дает шевельнуться — кто-то кричит от боли. Вот только теперь это касается не его и желание узнать, это новое, немного неадекватное любопытство, пересилило страх. Все громче слышались голоса, вдалеке мелькал странный белый свет, настолько сильно отличающийся от молний, что это даже завораживало. Конечно же, словно по драматическому сценарию, он добрался до места действия в самую кульминацию сцены. Двое существ, раньше он подобных не встречал, чем-то похожих на него \антропоморфностью?\, чем-то — друг на друга, но все же разных. Время, замедлившее свой ход по щелчку пальцев одного из них; второй, почти не обращая на это внимания, все же двигается от этого лениво-пафосно — вскидывает на головой руку с зажатой в ней странной палкой-с-головой-лошади, исчезает мгновенно, словно и нет никакого замедления, и... вот, вот откуда этот непривычный свет. Силы его явно достаточно, чтобы вывести противника из строя на время, но недостаточно, чтобы убить с одного удара. Первый уклоняется от лучей света \гораздо быстрее, чем может следить за ним тоже попавший под замедление Рейнмейкер\, на свет же, кажется, это все не действует. Не действует, и атака проходит быстро, слишком быстро, второй появляется на том же месте, все такой же замедленный, но упорно повторяет жест. И, естественно, не успевает закончить. Одна из небольших, летающих рядом кругами, кос, повинуясь своему хозяину, пронзила его насквозь. И тут же свет заливает все пространство, не оставляя места для хоть какого-то маневра, задевает краем и почти ослепляет даже Рейнмейкера, что же говорить про них, находящихся в самом эпицентре? Они оба кричат от боли и неожиданности, а Рейнмейкер зажимает рот руками и ныряет под воду. Здесь все еще ярко, но уже не так больно. За какое-то мгновение до того как все исчезло, поглощенное ослепляющим светом, к нему приходит \осо\знание — Предвестники. А затем приходит оглушающая и ослепляющая боль. Предвестники. Смерть и Завоеватель. Как ни странно узнавать чужие имена \имена ли?\, лишь посмотрев на кого-то, в этом конкретном случае это оказалось невероятно удобно. Да, есть такая группа существ. Да, есть среди них такие личности. И да, сейчас они тут и атакуют друг друга, стоп... ЧТО ПРОИСХОДИТ?! Это похоже на панику от понимания собственной смертности, да, все правильно, сейчас он тоже под водой, но на этот раз водная стихия защищает, хотя бы пытается это сделать, а опасность на поверхности — двое \из которых один, кажется, уже мертв\ могущественных существ, что-то не поделивших. Можно ли умереть еще раз? Рейнмейкер не хочет знать ответ на этот вопрос, а потому выжидает еще немного после исчезновения света и только тогда выныривает и осматривает место действия. И ведь действительно, как театральная сцена, где разыгралась драма о вероломном предательстве, — ведь формально главный у них \был\ Завоеватель? — только предателя уже нет, осталась только жертва как ни странно живая. *** Рейнмейкер недоверчиво моргнул. Шевелится. Со сквозной раной вдоль уже присутствующего на груди шва, истекающий кровью \так у них все же есть кровь, да?\, обожженный собственной атакой, но все еще живой. Живой. Один из Предвестников. Ой-ей. Ой-ей-ей. Но Рейнмейкер все равно подлетает ближе, гонимый то ли больным интересом увидеть чью-то смерть, то ли желанием помочь, то ли... Предвестник \Рейнмейкер не смел даже мысленно назвать его по имени\ повернулся прямо к нему, глаза были закрыты, но, казалось, что тот мог каким-то образом видеть. И, честное слово, это пугало и будоражило одновременно. Мир туманного дождливого полусна оживал, пусть в атакующем свете, звуках сражений и криках боли, в виде крови и тихом, хрипловатом шепоте "кто..?", но, если раньше, стены виделись Рейнмейкеру серыми, весь этот лабиринт тонул в собственной бесконечной незначительности, годный лишь на вечное выслушивание трагических и безвкусных монологов, то сейчас, казалось, везде проступили цвета. Кто бы сказал ему, всегда ли молнии на мгновение превращали это место во что-то весеннее, звуки падающих капель сливались в странную музыку, а стены были не серыми, а лишь серовато-голубыми? И да, Предвестник. Живой, в сознании, даже чуть более яркий то сравнению со всем остальным. Или ему это лишь кажется? И теперь, что ему делать вообще? Его собственные руки дрожали, хотя нет, его трясло. Кто-то разумный здесь. Кто-то живой! Здесь! Пусть это ненадолго. Пусть. Но все же... — И как же мир мог так поступить, — трагически и надрывно начал почти успокоившийся Рейнмейкер, жестами подзывая ближе следовавших за ним полти, — чтобы позволить лишь узнать, что существует мой возможный собеседник, и тут же отобрать возможность, лишив его сознания и жизни?! Он уже хотел закрыть лицо руками в жесте печали и отчаяния, но спохватился и просто замер, шевеля губами в попытке сформулировать следующую фразу. Наступившую было тишину, разорвал тихий смешок. Рейнмейкер бросил свои попытки придумать что-то поэтическое, вслушиваясь — Предвестник пытался смеяться. — Вроде я еще жив, — медленно и почти неслышно произнес он. — Ты уж прости, что не в рифму и не в тон, но это вроде как тяжело.. формулировать, когда умираешь. Рейнмейкер кивнул сам себе, но, судя по дернувшемуся в усмешке рту предвестника, тот всё же мог видеть. Вот это да. — Ну что же, — Рейнмейкер откашлялся. Это, казалось, только сильнее вывело его из равновесия. — Что же... Есть у меня одно желанье — чтоб было с кем поговорить... Вот только не придет ли кто за нами, ведь ты же вроде знаменит? На секунду повисла тишина, предвестник дернулся, словно попытавшись подняться. — Я... — выдохнул он после небольшой паузы, — нет. Никто не будет искать и не придет. Можешь не... волноваться. Рейнмейкер подлетел совсем близко, зависнув прямо над ним. Страх перед этим существом окончательно исчез. Любопытство, впрочем, тоже. — Хорошо. Тогда не двигайся. — нормальным голосом произнес, какой голос он сам считал нормальным. На лице предвестника отразилось нечто похожее на тревожное удивление. Руками он захлопал по воде рядом с собой, словно пытаясь что-то нащупать. — Что? — почти потеряв голос, прохрипел он. — Не-дви-гай-ся, — Рейнмейкер не обратил никакого внимания на манипуляции предвестника. Он широко улыбнулся и поднял руки. То, что они немного тряслись — ничего, магии это никак не помешает. То, что он никогда раньше не пытался проводить что-то подобное... ха! Да кого это вообще волнует. Сколько там воды в крови? Не важно. Главное, чтобы она там была. Главное – чтобы ему хватило, чтобы повлиять хоть немного. Чтобы... чтобы... Остановить и контролировать воду \или кровь — тут уже все зависит от ситуации\ было очень легко, но в данном случае это причинило бы даже больше вреда. Ему же нужно было не позволять ей покидать определенное пространство, но не пытаться управлять — кто знает, чем это может кончиться. И позитивных вариантов там явно не наблюдалось. — Вообще, как у тебя с регенерацией? — на всякий случай уточнил Рейнмейкер, чья улыбка уже превратилась в нервный оскал, а руки так и не перестали трястись. Предвестник слабо улыбнулся, теперь его ответ был похож на шелест или еле слышный скрип. — Заме...чательно... — Л-ладно. Ладно, — Рейнмейкер попытался сделать все правильно. На секунду все замерло, а потом... Завоеватель распахнул глаза. Чтобы тут же зажмуриться, прижимая ладони к лицу, и хрипеть от боли. Рейнмейкер же потрясенно замер — кто, ну кто мог знать, что у такого существа как Завоеватель \и почему он боялся называть его по имени?!\ такой невообразимо пронзительный взгляд. Но что же такое ужасное должно было произойти с глазами, если тот не издал ни звука, когда его пропороло насквозь и чуть не разрыдался от боли, стоило только приоткрыть веки... о нет. — Не двигайся!.. — крик Рейнмейкера скорее напоминал визг. Завоеватель же, казалось, не слышал, мотал головой из стороны в сторону и судорожно втягивал воздух. — Не надо! — Рейнмейкер не мог дотронуться до него, чтобы остановить метания, не мог приказать это тем же полти, не мог выдавить из себя хоть что-то членораздельное, кроме полувизгливых, полу-скрипящих коротких воплей, но продолжал безнадежно пытаться не дать предвестнику истечь кровью. До тех пор пока Завоеватель не затих.