Cruel life, cruel love.

Силы полностью покинули меня, превращая моё тело в настоящее царство боли. По каждому сантиметру меня шла невозможная ломка, даже смочить горло, высохшее от интенсивного дыхания, проглотив свою слюну, было невыполнимой задачей. Я чувствовала себя полностью сломленной, никакого сопротивления, только смирение. Полнейшая безысходность. Сильные руки переворачивают меня на спину, чужое тяжелое колено упирается в грудь, утяжеляя любой глоток кислорода. Удар. Он казался таким знакомым, от него тело начинало дрожать, руки вместе с ногами немели, полностью отказывая своей хозяйке. Удар. Кровь начинает интенсивно бурлить внутри, адреналин начал своё выделение. Возбуждение наполняло меня, заставляя кусать нижнюю губу в сладких предвкушениях. Удар. Тело начинало делать непроизвольные движение, выгибая мою спину вперёд, из уст вырывается стон, схожий с тем, какие издают актрисы порнофильмов, стараясь заводить своего зрителя. Удар. Волна экстаза вместе с оргазмом накрывают меня, придав сил приподнять себя, уцепиться за шею моего мучителя, поднеся губы к его уху, постанывая, словно дёшевая шваль, которая отдается любому при виде денег, нашёптывая одно единственное желание. "Продли мои мучения". Ладони мужчины, восседающего поверх меня, крепко хватают моё горло, начиная удушать. Окружающий мир начинает меркнуть в глазах. Вдох драгоценного воздуха становится невозможен. Его руки двигаются по шее, хватая её разными способами, с остервенением вгрызаются в кожу, будто вампир, смакующий свою жертву, тянет своё удовольствие. Мои пальцы лишь слегка скользят по шее моего палача, чувствуя каждый сантиметр крепкой шеи. В голове проигрывается слишком много приятных сцен. "Это слишком хорошо и приятно, чтобы быть правдой". Картина мира меркнет в глазах, погружаясь в черноту, приближая меня на ещё один шаг к столь желанному явлению. Смерти...

***

Возвращение в реальность оказалось мучительным, неприятным, мерзким для осознания. Голова трещала по швам, была готова взорваться от любого звука, исходящего со стороны. Глаза было невозможно открыть, веки были слишком тяжелыми. Ощущение, будто мою голову сдавливает пресс, перед этим предварительно выбив всю мою дурь бейсбольной битой, подвесив меня вверх ногами. Элементарно пошевелить пальцами руки было невероятно сложно, слабость пробивала моё тело, как пуля, голову врага навылет. Собрав всё, что осталось во мне, я приоткрыла глаза. Свет одной лампочки, ненадежно висевшей на одном единственном проводе с патроном, был сейчас ярче, чем сотня прожекторов или световая граната, разорвавшаяся в упор к моему лицу. Падающие капли воды были громче выстрела любого танка, громче любого снаряда, разорвавшегося столь близко к тебе. Голова лежала в луже крови, которую можно было заметить краем глаза. Прошла вечность, перед тем, как силы начали возвращаться, и, взявшись за раковину, я смогла хоть как-то встать. Всё тело изламывалось внутри, каждое движение отдавалось невероятной болью, которая сопутствует мне всю жизнь. С гигантским усилием, опершись на раковину и подняв себя, я увидела картину, которая отлично описывала внутреннее состояние. Рана на голове была не столь большой, но успела выделить много крови, пока я находилась без сознания. От яркой бирюзовой челки слева остались лишь вкрапления, посреди тёмно-красного оттенка крови. Щека была покрыта багрянцем. Сосуд в левом глазу лопнул, полностью залив его алой жидкостью. "Мой внешний вид полностью соответствовал состоянию моей души". Невозможно сказать, как долго я "любовалась" собой, но силы передвигаться и выживать теперь точно были. Опираясь на стену и всё, что годилось для удержания человека на ногах, я доплелалсь до холодильника. Я презирала и ненавидела весь алкоголь, какой не имел в своём названии слова "Виски". Холодный, но в то же время горячий напиток хлынул в горло, заставляя приободриться и полностью вернуться в серую реальность. Все губы, усеянные мелкими ранками, куда попал спирт, мгновенно вспыхнули. Во рту было очень горячо, но это было единственное тепло, которым я довольствовалась в жизни. Отставив бутылку обратно в дверцу холодильника, я упала на кровать. В голове стоял извечный вопрос, который преследовал меня уже несчётное количество времени. "Закончатся ли мои страдания в этом бренном мире сегодня?" Раздумья прервала неожиданная усталость, вновь вогнавшая меня в сон.

***

Это была мирная польская провинция. Такая светлая, такая беззаботная, такая... мирная. Вдоль устланной красным кирпичом, дорожки, мирно развернулась вереница домов, коттеджей, усадеб. Слышался девственный и заливистый детский смех. Заглянув через забор, можно было увидеть мальчика, который неуверенно крутит педали велосипеда. Неаккуратное движение, потеря равновесия, и дитё падает на асфальт. Счастье сменяется грустью , разочарование и боль охватывает ребёнка, заставляя его глаза слезиться, а его самого залиться плачем. В следующий момент два человека уже сидят около ребёнка. Женщина берёт ребёнка на руки, целуя его в щеку и утирая руками слезы, поглаживая по голове. - Давай я тебя буду страховать, а ты будешь крутить педали. - с этузиазмом, произносит мужчина, стоящий рядом. Ребёнок кивает, поднимая транспорт и садясь на него. Отец же придерживает его велосипед за небольшую площадку на заднем крыле, куда обычно дети вставляют бутылку сладкого лимонада, купленного на купюру, которую любезно предоставила любящая мать, в знак любви к своему чаду, или отец, который поощрил труд своего дитя. Спустя десяток шагов, мужчина убирает руку, останавливаясь на месте, продолжая подбадривать своего сына. Через пару десяткой метров, малыш останавливается, оборачиваясь в сторону папы, который стоял далеко позади него. Радостный крик, после чего, в следующую секунду отец и сын уже обнимаются, подоспевшая жена также хвалит своё дитя. Идиллию разрушает запах гари, приближающийся сзади, в следующее мгновение чужие руки уже поднимали меня над землей за воротник. - Ты опять посмела сбежать!

***

Напористый стук в дверь вновь вернул меня в реальность. С каждым ударом дверь всё сильнее отдавала шумом, вынудивший меня окончательно проснуться. - Эльжбета? Ты дома? Мужской голос звучал не угрожающе, а скорее слегка растеряно, желая скорее получить ответ на свой вопрос. Ко мне никогда никто не заходил, никаких гостей у меня не было и быть не может, но тот, кто стучался в дверь, был действительно желанной фигурой в моём жилье. Накинув для приличия свою толстовку, я провернула замок дважды, наклонила ручку вниз и потянула дверь на себя. Какая может быть реакция у мужчины, когда он видит перед собой девушку, которая своим внешним видом напоминала бойца из горячей точки, нежели представителя прекрасного пола? - С праздни... Это ещё кто тебя так?! В голосе Брунсмайера звучала не только растеряность, так несвойственная ему, но и отголоски ярости. Только по этому голосу я поняла, как я сейчас выглядела перед ним. - Если честно, - ответила я, растеряно запустив руку в волосы, - это долгая история... Проще говоря, приложила сама себя. - Невозможно вот так вот себя разрисовать, в зеркало себя видела? - с недоверием, ответил он. Тем временем, мой взгляд упал на порядочный букет алых роз, а также бутылку. С виски. Внутри у меня всё перехватило. - У меня вопрос другой, на свиданку решил затащить, притащил всё это. - сделав тон как можно более серьёзным и, от части, презрительным, сказала я. - То есть, приходить к своему сослуживцу в день его рождения с подарками я не должен был, да? - также презренно ответил он. Поперхнувшись собственной слюной, я перевела взгляд на календарь у двери. На нём было восьмое число одиннацатого месяца года. - Слушай, глупо говорить, - откашливаясь, говорила я, - но я сама забыла про то, что у меня сегодня праздник. С этой жизнью не только про такое забудешь, ты уж извини за грубость. - откашлявшись, закончила я. - Ничего, случается. - уже спокойно ответил он. - Ещё раз с праздником. Через секунду благоухающий букет уже покоился на моих руках, а правая рука сжимала порядочную бутылку спиртного. - Да... - замявшись, сказала я, - пожалуй, это лучшее, что я видела за свои тридцать три года жизни. - попытавшись улыбнуться, сказала я. Нащупав в глубине буфета пустую вазу, я поставила в неё цветы, попутно подставляя под кран. - Штрайхер меня в шесть утра поднял, дабы спланировать мероприятие в честь твоего праздника. - с недовольством, послышался голос немца. - Ого, а я думала он самовлюбленный дурень, который только и умеет хвастаться собой, не думая о других. - саркастично ответила я. - На самом деле, он хороший человек, просто социально необразованный. - ответил немец. - Идёшь? - Ну, раз даже Штрайхер позаботился о моём дне рождения, - говоря также с сарказмом, протягивая фамилию, - то я согласна придти на свой же праздник. - закончила я. - В таком случае собирайся, и да, сделай из себя человека, а не подобие куклы для битья. - решительно сказал Брунсмайер и скрылся за дверью. Даже здесь он оставался командиром. Элементарную заботу никто не отменял, но из его уст всё звучало с ноткой грубостью, презрения, может, какой-то злобы. Я не привыкла, да и не хотела привыкать к какой-то нежности или любви. Это меня не впечатляло. Цветы завянут, а вот алкоголь поможет мне прожить ещё пару дней, без мыслей о кончине. Суицид, в моих глазах, был уделом слабых, недостойных и полностью сломленных. Как же было приятно слышать о том, что мой папочка поступил именно так. Слабак. У меня был обширный выбор групп оперативников, куда я могла влиться. Но именно немец, под позывным "Бандит", привлек меня к себе сильнее всего, действительно заинтересовав своей, довольно интересной и тяжелой биографией. Такой командир как минимум обещал нотку адреналина в крови одним своим приказом. Я не видела смысла надевать что-то нарядное или торжественное. Свой день рождения я никогда не отмечала, никогда не придавала смысла дню, когда тебя произвели на свет только с одной целью - страдать.

***

Не удивилась я и бару, который эти немцы так полюбили, считая своим вторым домом. Украшения, броские цвета и энергичная музыка. Полный коктейль из того, что я терпеть не могла. - Вот она, виновница нашего торжества! - воскликнул Штрайхер, вскакивая со стула. В обычной обстановке я бы мгновенно перехватила его руки, делая подсечку и роняя на пол, надавив ступней на его грудь. Но сейчас приходилось мириться с объятиями этого заносчивого немца, ответив только парой легких ударов по его спине. После началось застолье, слишком уж шумное для четырех персон. Штрайхер острил, продолжал восхвалять каждое свое, якобы успешное действие, которое доводило операцию до успешного завершения. Заливистый смех Моники меня смущал, а Брунсмайеру редко удавалось вставить слово, между речами своего товарища. Хотелось сесть в свою обычную позу, закрывшись от них, продолжая утопать в своих мыслях. Но приходилось быть вежливым гостем, фальшиво улыбаясь или имитировать смех, когда остальные им по-настоящему заливались. Для меня было это скорее пыткой, чем праздником. -А вот и главный атрибут любого дня рождения! В зал внесли, достаточно больших размеров, торт. Когда же его поставили на столе, взгляд сам собой начал пересчитывать свечки. Их было ровно 33. -Думаю, напоминать то, что делают со свечами, тебе не требуется. - радушно сказала Вайс. Желание у меня было только одно - как можно скорее отсюда уйти. Задув свечи и осилив один кусок приторно-сладкого десерта, я удалилась на улицу, под предлогом духоты в помещении. В кармане куртке рука нащупала небольшую картонную пачку. У меня никогда не было зависимостей ни от курения, ни от алкоголя. Просто в определенные моменты возникала потребность в этих вредных продуктах. Маленький огонек появился из пластикового сосуда, сверток с табаком и фильтром начал дымиться. Делая затяжку, горло обжигал дымок, слегка одурманивая и опьяняя. Наконец-то тишина. На улице уже вечерело, но погода стояла теплая, даже для начала ноября. - Штрайхера легко обидеть, особенно когда деньги он мог потратить на свой медовый месяц. Сзади раздались тяжелые шаги, и в следующую секунду, стоящий рядом Брунсмайер уже раскуривал свою сигарету. - Я вроде и не просила что-то делать для меня. Этот день такой же, как и остальные. Теперь уже два дымка красили фон вечернего неба, заполняя тишину между короткими фразами. - Могла бы и сказать ему банальное спасибо, эгоистка. Он даже весь бар арендовал, ради нас четверых. Суровость и нотка обиды за друга звучала в его голосе, дополненная закуренным голосом. Перекур закончился в обоюдном молчании. - И всё же, ты работаешь с нами уже четвёртый месяц, а слов проронила меньше, чем только что прибывший рекрут. На заданиях постоянно отделяешься от группы, а я в конце концов нахожу тебя вместе с кучей трупов бывших террористов. Почему? - У меня совершенно нет желания говорить, именно здесь, именно об этом. - Cказать честно, праздники в компании Мариуса не всегда приятны тому, в честь кого устроили торжества. - сказал Брунсмайер. В следующий момент его машина издала пару звуков, вместе со звуком открывающихся замков. -В более приятном месте поговорить не желаешь? - обратив свой взгляд на меня, произнёс он. Сев на переднее сидение, и свернувшись в своей любимой позе, я ждала немца, который по всей видимости, пошёл попрощаться. Через пару минут из заведения вышли две мужских фигуры. - А ведь это даже и не половина того, что я хотел сделать. - заслышался удрученный голос Штрайхера. - Она хотя бы оценила? - Не беспокойся, конечно. У человека плохое самочувствие и ему будет лучше переварить хорошее настроение во сне. - солгал Брунсмайер. - Могли бы уже отдыхать на Гавайях с Моникой, а в итоге торчим всё ещё здесь. - выдохнул Мариус. - Да ладно тебе расстраиваться, вы можете также прогуляться по Берлинским улочкам. Я бы не говорил, не будь я уверен в том, что ей понравится. - бодро сказал немец. - Пожалуй, дружище, ты прав. Главное же что вместе, а где, уже второстепенный вопрос. - с энтузиазмом, ответил Штрайхер. Крепко пожав друг другу руки, пилот удалился обратно в заведение, а Доминик сел в машину. Говорить о чем-то более-менее личном, сидя в этом пикапе, совсем не тянуло. Через некоторое время, машина въехала на пригорок, развернувшись и остановившись. Выйдя из машины и пройдя чуть дальше по холму, глазам открывался вид на небольшой провинциальный городок, который пестрил уличными фонарями и множеством светящихся домов. Я сидела на багажнике пикапа, закинув ноги, положив правую на металл, а левую подогнув как можно ближе к себе. Через секунду подошёл и немец, забросив на край пикапа сетку с жестяными банками. - Задумал меня споить и вызнать все мои секреты? - саркастично спросила я. - Содовая. - с ноткой презрения сказал он, метая мне один из сосудов с жидкостью. Вновь наступило молчание, наши взгляды были направлены на ночной городок, который продолжал жить даже в тёмное время суток. Ветер слегка трепал мои волосы, вместе с этим делая банку с напитком в моих руках более холодной. В воздухе витала по-своему особая атмосфера. Но вместе с этим обстановка казалась накалённой из-за моего черезчур вызывающего поведения. - Так всё же, почему тебя прозвали бандитом? - задала я вопрос, на который давно знала ответ. - Действительно хочешь знать, что я прошёл, находясь под прикрытием в "Ангелах ада?" - ответил спокойным тоном немец. - Ну а может это моё самое сокровенное желание? - с сарказмом ответила я. - Хочешь действительно знать, какого это? Быть не каким-то обычным воришкой, а состоять в целом наркокартеле. Как ко мне приходили подростки с окровавленными деньгами и руками, которые были добыты путём убийства, чтобы на секунду уйти в экстаз от веществ? Хочешь знать, какого было брать заложников, какого видеть страх женщин и слёзы детей? Хочешь знать, какого вспарывать глотку умоляющей о пощаде девушки, демонстрируя серьёзность своих намерений, зная что на это смотрит её чадо?! Тебе действительно хочется узнать вкус жизни, с кровью сотен неповинных на руках? - яростным тоном выпалил немец. "Как жаль, что этот вкус я уже познала". - Думаешь, мне легче жить в тени своей старшей сестры? Думаешь, у меня судьба сложилась лучше, и я встаю с постели, радуясь каждому новому дню? О, как ты ошибаешься. - также ответила я. - В отличие от тебя, Зофья, дисциплинированный солдат, который... Жестяная банка в моей руке мгновенно сжалась, жидкость выплеснулась на землю, а сам испорченный сосуд отправился в полёт. - Не произноси даже её имя. - яростно, сквозь зубы, сказала я. Спрыгнув с багажника, я пошла туда, куда только глядели глаза, пока тяжелая пятерня не впилась в моё запястье. - Куда ты собралась? - с тяжестью в голосе, произнёс немец. - Домой, - сквозь зубы, ответила я, - отцепись от меня! Попытки высвободить руку оказались тщетными, Брунсмайер тем временем продолжал: - Я тебя сюда привёз, обратно в часть и верну. - Спасибо, но я уже большая девочка, - ответила я, с усилием освободившись от хватки. - Я несу за тебя ответственность, - сказал Доминик, - мне за тебя отвечать головой. - Да какая тебе разница, что со мной случится?! - уже с яростью, выпалила я. Немец не сдавался, продолжая свои попытки приструнить меня, пока резко появившийся в моих руках клинок, поднесённый к его горлу, его не остановил. - Эгоистичная kurwa! Ты хоть о ком-то думаешь, кроме себя?! - сказал он, приподняв руки. - Даже если и да, то что с того?! Как ты меня собираешься затащить обратно в машину?! Что, включишь в себе бесчувственного убийцу, каким прекрасно умеешь быть?! - выкрикнула я. Через мгновение мои быстрые руки уже вложили в его ладони нож, который только что угрожал жизни немца. Мои пальцы помогали сжаться его пальцам, помогали обхватить рукоятку. Наши взгляды стали близки настолько, что ими можно было обжечься. Его взгляд выражал ярость, непонимание, с оттенком проступающего волнения. Острие моего же ножа упиралось мне в живот, пальцы и руки немца начинали сопротивляться. - Да ты сдурела! - выкрикнул он. - Что, руки уже забыли, какого это?! Убивать. - с напором ответила я. - Сумашедшая! Он всё сильнее старался освободиться от меня, но адреналин в крови и желания давали сил куда больше, чем было у него. - Давай же Брунсмайер, будь мужиком, приструни женщину, ты ведь обязан это уметь! - Ты окончательно свихнулась! Звук рвущейся плоти нарушил спокойствие ночи. Холодная сталь казалась слишком горячей. Тело мгновенно бросило в жар, к горлу подкатила тошнота, а конечности начали ослабевать. Взгляд поплыл, искажая реальность, но последние силы были брошены на утоление моей потребности в боли. Такой прекрасной и такой желанной. Только я, он и боль, проникающая по всему телу. Ещё одно движение, руки охватывают его сильные плечи, рукоятка ножа упирается в его мощный пресс, вгоняя клинок ещё глубже в меня. Тело вспыхивает с новой силой, мгновенно накрывая волной оргазма. - Я тебя обожаю... - прошептала я из последних сил и ушла в забытье...