Багряный лист

Нет ничего совершеннее меча, выкованного умелой рукой. Каждый раз я будто заново познаю мир, создавая из кусков стали волшебство. Я вижу, как глина впитывает шлак перед тем, как я дам металлу соединиться во что-то единое, я смотрю, как сталь раскаляется, как она перестает быть чем-то чужим, холодным ко всему миру, и как раскаляется ее сердце, чтобы стать божественным клинком. Я плющу ее молотом и складываю и так множество раз, пока будущий меч не обретет твердость, как и подобает благородному оружию, умеющему даровать достойную смерть и гордому воину и ничтожному крестьянину и даже самому императору. Да, твердость важна, но одной ее мало, для совершенства, как миру мало одной беспощадной мощи и он ищут равновесия в мягкости травы, шелесте летнего ветерка, тихом голосе ручья. Так и меч требует мягкости в самом своем сердце. Прах и глина, огонь и вода рождают совершенство, к которому не остаются равнодушными даже духи. Я слушал их, я учился у них заклинаниям, их знаниям, я пленил несколько из них, чтобы они даровали моим мечам свою силу и ярость. Многие даймиё и сёгуны желали получить мои мечи, как блестели их глаза в полутьме, огонь озарял их лица, выдавая нетерпение и жажду обладания. Но был один среди них, что долго смотрел, медленно скользил взглядам по клинкам, не спеша брал в руки, но ни разу не обнажил ни один из моих божественных клинков до конца. Печаль светилась в его лице. Старый сёгун протянул мне мой же меч и даже слегка склонился передо мной: «Велико твое искусство, мастер, силой, смертью и бурей веет от твоих клинков, будто неистовые духи закрыты там, ожидая часа своей поживы. Но нет среди них того клинка, что лишь силой своего духа может обуздать и вразумить врагов.» - Существует ли в природе такое оружие, - покачал я в ответ головой. - Белый мастер, что живет в Сагами но куни, кует клинки способные дарить жизнь. Дни слились для меня в один поток, в холодном поту просыпался я от жутких сновидений, в которых клинки мои рассыпались прахом на холодном ветру, белая фигура шла впереди, и я никак не мог догнать ее, как ни старался. Липкий пот и мерзкий хохот демонов на пронизывающем ветру. Тайны мироздания были открыты мне, духи приходили говорить со мной, но где-то, в соседней провинции жил мастер, которого считали лучше, чем я. И однажды я собрал свою лучшую сталь, инструменты, взял коня и отправился в путь в провинцию Сагами. И в каждом уезде - Ёроги, Миура, Камакура, расспрашивал я о Белом мастере. И многие с радостью рассказывали о нем истории, граничащие со сказками. Но однажды слуга путешествующего даймиё призвал меня к своему господину. Отвечал я господину подробно, что ищу Белого мастера, чтобы увидеть его работы или бросить ему вызов. Долго смотрел на меня господин испытующим взором, долго осматривал он один из моих мечей и , наконец, передал свой . Не было на этом клинке ни клейма, ни подписи, ни одного лишнего слова, лишь сами звезды, сошедшие с вечернего неба, усыпали сталь клинка. И не слышно в нем было ни звуков битвы, ни стонов раненых, покой исходил от клинка, такой, словно вечер спускался на утомленные горы, даря желанную прохладу. И дыра в груди моей вспыхнула с новой силой. Как никогда раньше, захотел я увидеть Белого мастера и померяться с ним искусством. А народная молва сама привела под ворота монастыря. Я ударил в колокол и поведал тому, кто открыл мне, зачем пришел я. Долго я стоял перед воротами один, и толпа шепталась за моей спиной, как распахнулись ворота. Храм принял меня в свои стены. Ни один из монахов не заговорил со мной, хотя я ловил их взгляды, но я шел за своим провожатым без страха. Все дал мне монастырь: и постель с циновкой, и чашку риса и кузню с помощниками. Я знал, что мой новый меч станет подлинным волшебством, полным силы духов, что шептались за моей спиной. Шаг за шагом, вслед за золой, глиной огнем и водой родился на свет мой «Дзюути Иосаму». И не было имени подходящего ему больше; его сияющей стали, от которой холодная дрожь пробегала по спине каждого, кто смотрел на него. Будто ледяной зимний ветер, белый снег соединились воедино, чтобы в битве напоить землю кровью. В тот же день, я послал настоятелю письмо, что меч мой готов к состязанию, готов ли мой соперник? Осень вступила в свои права, когда в туманное утро в сопровождении монаха вышел я из монастыря, неся свое истинное сокровище. Но пошли мы ни к дворцу правителя, не во двор к сёгуну и даже не в храм. Дорога наша была к небольшому ручью у леса. Тихи и прозрачны были его воды, плескались в нем маленькие рыбки, да несколько листьев. И я остановился, на другом берегу стояла фигура в белом. Белый мастер не спеша подошел к берегу и поклонился мне с почтением. За ним стоял монах, который держал в руках его клинок. На тонкий мостик через ручей встал настоятель: испытание назовет имя лучшего мастера. По велению монаха, оба клинка воткнули в ручей. В первый момент мне показалось, что от наступившей тишины зазвенело в ушах, а затем запел мой «Дзюути Иосаму». Дух разрушения и силы пел и плясал внутри клинка: «О, как я остер, я расправлюсь со всем, что будет преграждать мне путь!» Казалось, он рубит даже воду в ручье, будто это тончайший шелк, разрезает ветерок и багряный листик, проплывая мимо моей острейшей катаны, оказался разделен на две половинки. А что же меч Белого мастера? Что он может противопоставить волшебству? Ручей по-прежнему едва заметно тек вокруг его клинка, вот проплыла совсем близко маленькая рыбка и бесстрашно вернулась, закрутилась поближе, казалось, даже ветер стихает возле этого клинка. Да разве ж это меч?! Со смехом вскочил я на ноги и подбежал к берегу. Смеясь ,я указывал пальцем на странный клинок, который не мог ничего разрезать. На этот меч из гнилой палки. Опустил долу глаза настоятель и медленно поднялся на ноги сам Белый мастер. - Я победил! - выкрикнул я так, что меч мой зазвенел в реке, и тут монах рядом со мной изумленной вздохнул и указал рукой на ручей. Листок, разрубленный моим мечом, доплыл до меча Белого мастера. Плавно вода подхватила обе половинки и понесла к лезвию, и что-то изменилось в мире. Незримо, неслышно, лишь сердце успело стукнуть единожды, как две багряные половинки обошли лезвие меча и вновь стали одним целым. И замер крик радости в моем горле и не хотелось мне подпевать своему волшебному мечу, видя перед собой одно из главных чудес мироздания. Белый мастер подошел к воде и поклонился мне, так и не сказав ни единого слова. Он ушел, ушел настоятель, монахи, а я сидел на берегу ручья и вертел в руках алый лист с тонким поперечным шрамом.