Часть 1
1 апреля 2018 г. в 21:35
— Хорошо, должно быть, на улице сегодня, — доносился откуда-то из офиса голос Суго, и помещение следом наполнялось движением.
— Не ожидал, что сегодня выпадет столько снега, — отзывался стряхивающий с себя снежинки Гиноза.
— Хорошая бы была погодка для пробежки на лыжах, — продолжал тот, принося на всех горячий чай, — Но не для нас, жаль, прекрасная зима…
Зима уже почти кончалась, но снег и правда не прекращал падать, замедляя людские жизни и консервируя город.
А отчет застыл на месте, не меняясь уже несколько минут. Акане перечитывала текст. Тело отогревалось медленно — словно до сих пор мерзло на занесенной белым улице. Стоило отвести взгляд в сторону, и символы с экрана теряли всякий смысл.
Закутанный в плед Хинакава еле слышно чихал вместо разговора с коллегами, неумело повторяя себе что-то под нос. Быть может, заболел…
Она вдыхала поглубже, чтобы не слышать разговора исполнителей, — после бессонной ночи было тяжело смотреть в экран компьютера. В тексте становилось на предложение больше. Сколько времени уже прошло?.. Только недавно смена инспектора Шимоцуки закончилась, и еще же не смолк ритмичный стук ее каблуков…
— Что-то случилось, Хинакава?
— Я, н-на самом деле, жду весну… Весной тепло, — сбито проговаривал он.
Время теплого солнца и свежего воздуха. Легкого ветерка, летящего по чистым улицам. Еле заметного тепла и пробуждения, порывом заходящего в каждый дом. Пора лучших дней в начале месяца, с детства хранящих нежный счастливый оттенок…
— Красиво, когда цветет сакура, — невпопад отвечала Цунемори.
Се удивленно открывал рот.
Лучшим в апреле было время, когда весь Токио окрашивался в бледно-розовый цвет, — время любования цветущей вишней…
И разговор сбивал резкий звук сигнализации.
Любой разговор сбивал звук сигнализации. Поднимаясь каждое утро, она знала, что так будет, — такой была ее работа. Инспектор Цунемори даже отучилась жаловаться. После завтрака и пробежки ехала на работу. Сидела над отчетами в будничной тоске или листала архив. Перекусывала в кафетерии вместо обеда. И каждый раз заглядывала в зимний сад Бюро перед и после дежурства.
Изменить что-то не было сил уже с января по февраль.
Акане изредка встречалась с Каори вечером, иногда звонила родителям. Затем возвращалась без сил к незаправленной кровати, а просыпалась окончательно уже в зимнем саду Бюро…
Словно всю жизнь можно описать в кругах у одного дерева в здании и повторах сигнализации. Звук пробуждал в ней рассудок — заставляя кровь кипеть, окунал в работу с головой и приводил к новому решению. Дерево же просто тянуло к себе и дарило расслабление. У него ей почти не хотелось свернуться в клубок под одеялом в квартире… И причины этому Цунемори назвать не могла. Оно не выделялось красотой, не являлось чарующей редкостью, не имело даже запаха. С ним не было связано воспоминаний… В памяти осталось только, что когда-то это деревце стояло перед входом в Бюро.
Когда-то это деревце стояло перед входом в Бюро. Его она видела каждый день, приходя и возвращаясь на работу. Как и прохожих, молодой элемент программы озеленения ее ничем не привлекал. Акане сама даже не знала, настоящее оно или нет. Однажды дерево занесло снегом, и на лице выходящего к машине Масаоки промелькнула улыбка. Неужели оно и во сне под белым пухом может вызвать чувства? Цунемори не успела открыть рот для вопроса, а тот лишь пошел дальше, еле заметно произнеся какую-то фразу. Весь день исполнитель молчал и вечером написал то древо на холсте во всех красках…
Решимость спрашивать пропала. Сейчас не осталось ни того холста, ни Масаоки, ни прежнего рослого дерева… Растение пересадили в зимний сад Бюро, а Цунемори до сих пор не знала даже его названия. Но все равно заходила посмотреть на него перед дежурством.
— Вот оно что. И правда, — соглашался кто-то из коллег, подтверждая, что все было не иллюзией.
Это было не иллюзией, а необычной частью повседневности. И этот до непривычности тихий вечер — тоже. Сосредоточенная на почти законченном отчете, она опять сидела с чашкой холодного кофе — и снег на улице накрывал машины, дома и головы людей, заворачивая ее в кокон мыслей о новом деле.
Ей следовало держаться. Зима была почти на исходе, а весна должна была смыть все трудности и сомнения.
— В правительстве рассмотрят новую программу озеленения, — рассказывал Гиноза, — Из-за массовых случаев аллергии высадку деревьев сократили год назад и даже пересадили ряд уже высаженных видов…
— Таблетки от аллергии мне не советовали пить при курсе терапии, — вставлял вновь завернутый в плед Хинакава.
— Верно, но на состоянии оттенка граждан это сказалось отрицательно. Очевидно, от настоящих деревьев отказаться нельзя.
С опрокинутым кофе приходило новое осознание…
— И-инспектор, не желаете ли заглянуть в… в зимний сад? — виновато предлагал Хинакава.
…Неужели Акане попросту не хватало живого тепла?..
— Д-дело в том, что я тоже очень люблю сакуру, — выдавал пропустивший ее вперед Се…
Она делала шаг вперед и видела розовые лепестки, медленно летящие на пол. Легкие и нежные, быстрые и мимолетные, тонкие, как настоящие…
«С-с днем рождения», — шепотом раздавалось откуда-то издалека.
— Большое спасибо, Хинакава-сан.
Отступая к стене, исполнитель дрожал, однако сиял от счастья, не стесняясь краснеть от чувств.
Она стояла в этом саду вечность. Протягивала руку вперед и отдергивала словно в страхе уколоться. Оглядываясь на улыбки довольных исполнителей и кружила с отданным ветру бутону лепестков. Будто впервые оказалась на любовании сакурой. Словно опять удивлялась редкому для Токио снегу. Будто снова в руках держала картину Масаоки… Словно ожила вновь. Где же Цунемори была все то время раньше?..
А сакура все цвела: голографические цветы делали круг за кругом, исчезая и появляясь в необычных сплетениях, но никогда не повторяясь.
Нужно было что-то, чтобы дожить до оттепели и дышать полной грудью как раньше. Было что-то, что помогало держаться — это ветерок судьбы проносился со спасительным глотком кислорода… Вдыхая этот воздух, Акане чувствовала запах настоящей сакуры.