Сон о тьме

      Она обтачивала камень. Методично. Один за другим. В ее ушах раздавался звон, производимый такими же, как она, работающими в вечном сумраке пещер. В ее голове был лишь этот звон. В груди - лишь этот мрак.       Снаружи послышалось оживление. Она отстраненно слушала долетающие звуки. Они были не похожи на привычные звуки драки. И на привычные звуки оргии тоже. Это были звуки многочисленных ног гоблинов, спешащих, похоже, к Тронной площади. Это было непривычно. Необычно.       Она положила камни, которыми работала, и встала. Другие не обратили на нее внимания, методично продолжая свой труд. Возможно, они не заметили непривычных звуков. Возможно, не смогли заметить в царящем повсюду мраке.       Она развернулась и вышла сквозь узкий проход к небольшому выступу, обрывавшемуся в огромный зал главной пещеры. Это был круглый зал, освещенный факелами, окруженный высокими стенами, испещренными зияющими черными провалами. От пещер к пещерам, вдоль всех стен тянулись грубые подвесные мосты, выдолбленные в теле скалы проходы, веревочные дороги. Это был их мир. Мир гоблинов.       В центре этого мира, этих пещер, этого огромного зала была Тронная площадь. Там восседал их вождь, король гоблинов. Она не помнила его имени.       Сейчас, король восседал на троне, грубо высеченном из камня. Со всех стен на площадь были устремлены взгляды, казалось, всех жителей пещер. Стены пещеры как будто шевелились – с каждого моста, с каждого прохода, из каждого зияющего провала выглядывали любопытные гоблины. Они кричали, галдели, рычали, улюлюкали…       Это было необычно.       На ее части стены вышедших на шум было мало. Это был низший ремесленный сектор. И гоблины, работавшие в пещерах этого сектора, часто не слышали ничего, кроме звуков, которые сами производили во время своей монотонной, методичной, беспрерывной работы. Казалось, даже если бы этот сторонний шум разорвал их барабанные перепонки, они бы не обратили на него внимания.       Она в отрешенном ожидании смотрела на площадь. Толпа гоблинов со стен загомонила еще громче, еще безумнее.       Вдоль подвесных мостов внизу к Тронной площади гоблины-стражи вели…кого-то.       Их было около дюжины. Их руки были связаны. Пленники? Но они были не похожи на гоблинов. По правде говоря, они были не похожи ни на что из всего, что ей доводилось видеть.       Они были немного выше ростом, чем ведущие их к Тронной площади стражники. У них были длинные волосы разных цветов, покрывавшие их головы и лица под носом и ртом. У них были прямые спины, чистые платья, прямые руки и ноги. Но более всего их отличали лица. Да, она могла видеть их лица даже издалека. И эти лица, настороженно осматривающиеся и беспокойные, таили в глазах огонь. Это были необычные лица.       Слово… когда-то она слышала слово… она его никогда не использовала. Что там! Она не то что не говорила, но и думала мало. Ей не было нужды запоминать и использовать слова. Но она была уверена, что все еще помнит то слово. Какой-то гоблин сказал его, когда был найден необычный камень… Она нахмурила свой бородавчатый серый лоб, вспоминая… «кра… красивый»?       Да, это было оно. То самое слово. Их лица были красивые.       Она горбато стояла на краю выступа и наблюдала за тем, как пленников подвели к королю. Как у них отобрали оружие. О, какое это было необычное оружие. Красивое. Она слушала их беседу с королем. Она мало понимала. Она привыкла слышать, но не привыкла слушать. И голоса пленников были необычными. Они были красивыми.       В ее груди что-то громко забилось. Что это? Это необычно. Она обхватила свое еще молодое, но сухое, морщинистое тело руками. Что-то быстро стучало за ее ребрами. Что это?       С необычным для себя вниманием она вглядывалась в то, что происходило на площади. Король насмешливо хохотал. Его презрительная речь вызвала негодование пленников. Она не понимала, о чем они говорят. Но она смотрела. И чувствовала по голосу короля гоблинов, - который был привычен, но сейчас почему-то вызывал у нее отвращение, - что судьба пленников предрешена. И она чувствовала, как в груди что-то, чего там раньше не было, сильно бьется и все больше болит.       Она не поняла, в какой момент что-то изменилось. Пленники бросились бежать. Сталкивая бросившихся их остановить гоблинов, выхватывая их оружие и срубая преследователям головы, пронзая их болтающиеся животы. Пленники, освободившись от пут, отчаянно рвались на свободу.       Она почувствовала в груди странный подъем. На ее уродливом лице губы растянулись в непривычной гримасе. Стук в груди, отдававшийся болью, нес теперь переполняющую ее энергию.       Она не испытала ничего, когда увидела, что пленники убивают ее сородичей. Смерть сородичей – это было привычно. Король, чтобы взобраться на трон, наступал на нескольких, чтобы дотянуться до сиденья, раздавливая их весом своей туши. Во время драк – пьяных или просто бессмысленных, гоблины ежедневно привычно убивали друг друга и хохотали над трупом побежденного. Во время оргий гоблины могли отыметь другого гоблина до смерти, или гоблин, которого что-то разозлило, мог прибить имеющего его или ее камнем. Это было привычно. Она это видела каждый день. Это был их мир. И сейчас, подумав об этом, - и удивившись тому, что она думает, - она почувствовала всей грудью, которая словно ожила, отвращение.       Что с ней происходит, она не понимала. В ее голове, где никогда ничего не было, кроме мрака пещер, проносились образы и мысли. В ее ушах был не стук камней, не визг, не ругань, не гогот, а красивые голоса. Перед ее глазами были красивые лица с яркими волосами и прямым, дерзко горящим взглядом. В ее груди что-то билось, словно стремясь вырваться, и энергия переполняла ее.       Вырваться. Странный внутренний импульс, рождённый в глубине тела, толкнул ее и заставил бежать. Она юркнула в пещеры, привычно пробираясь сквозь их сумрак, иногда переходящий во мрак. Импульс велел ей выйти к тем мостам, по которым сейчас пробирались пленники, и следовать тенью за ними.       Она пронеслась на четвереньках сквозь зал, в котором неизменно работали ее сестры-гоблины, монотонно, методично обтачивая камень. Они не заметили ее, пронесшуюся мимо них тенью.       Перебирая цепкими руками и ногами, она спускалась по петляющим проходам пещер, многие из которых сейчас были пустынны, поскольку большинство гоблинов собрались и глазели на происходящее на Тронной площади. Однако были и пещеры с неизменно занятыми своим тяжелым трудом рабочими. Были пещеры, из мрака которых доносились крики и стоны, скорее всего оргий, участники которых так же не обратили внимания на необычный переполох. Были пещеры, где дрались, где выпивали, где забылись в споре, стремившемся вот-вот перерасти в драку.       Она проносилась мимо своего привычного мира и не чувствовала ничего. Нет, это раньше она не чувствовала ничего. Теперь она чувствовала, помимо гонящего ее все быстрее и быстрее вперед импульса, питающее его отвращение.       Она нашла их. Пленники пробирались по лабиринту пещер в поисках выхода. Серая высокая фигура впереди вела их.       Выход? Из пещер? А есть ли такой? Есть ли что-то еще кроме пещер? Куда он ведет?       Она не знала.       Откуда пришли эти красивые существа с горящими взглядами?       Оттуда? Куда они сейчас бегут?       Вырваться!       Она отчаянно, но бесшумно бежала за ними.       Погоня отстала. Впереди показался свет. Это не был свет факелов. Он становился ярче и сильнее по мере того, как они приближались к нему. Он был на другом конце пещеры. Пленники, воодушевленные им, бросились к нему еще быстрее.       Свет. Золотистый и теплый. Заливающий собой все вокруг. Красивый. Но режущий ее привыкшие к мраку глаза. Причиняющий ей боль.       Они пришли оттуда? Это их мир?       Пленники убегали в свет и исчезали в нем. Один за другим.       С другой стороны – со стороны света – она слышала их победные крики. «Ра… радостный»? Радостные крики…       Она замерла в тени камня у стены пещеры, ведущей к свету. Ее разрывало – она чувствовала, как ее изнутри рвет на части противоречие. Импульс, какого она никогда прежде не испытывала, велел ей следовать за красотой огненных взглядов и твердых голосов вперед. Однако мир, в котором она родилась и выросла, жила и работала, звал ее привычным мраком назад.       Хе-хе-хе-хе!       Она обернулась на звук противного гоготания. Гоблин стоял в нескольких шагах от нее. Почему-то он внушил ей страх. Почему-то он внушил ей отвращение.       - Ты что, собираешься за ними? – этот гоблин мог говорить. Значит, он был из военного сектора, не рабочего.       Она молча, в растерянности и испуге, отпрянула от него. Ее спина уперлась в камень.       Гоблин продолжал насмехаться.       - Ты, жалкая рабочая! Ты и говорить-то не умеешь! Ты только и можешь, что точить камни да давать себя иметь. Хочешь туда?       Она перевела взгляд на режущий глаза, радостно проникающий в пещеру и рассеивающий ее мрак, свет. Ее грудь зажглась болью, и к глазам из глубины ее тела что-то поднялось, заставляя их жечь.       Все так.       Гоблин за ее спиной продолжал.       - А ты знаешь, что ждет тебя там? Те уроды просто схватят тебя и убьют. Либо еще проще - стоит тебе выйти из пещер, и этот свет сожжет тебя, - зловеще говорил гоблин.       Что-то влажное скатилось по ее грубой щеке. Попало на губы и в рот. Оно было соленым.       - Твой мир здесь, ничтожная.              Все так. Она бросила взгляд на теплый, красивый, но режущий до боли глаза свет. Легкий поток воздуха донес с того конца света запах. Это был красивый запах. Это был мир тех красивых существ.       Она уродливая. Она ничтожная. Она не принадлежит тому миру.       Она повернулась спиной к свету.       - Правильно, иди ко мне, - хищно, развязно, похотливо ухмыльнулся гоблин. Он протянул к ней руки. Эти руки были скользкими, склизкими, волосатыми, грязными, липкими, кривыми. Ее были такими же.       Она вспомнила красивые руки пленников. Их прямые ноги, прямые спины, прямые взгляды.       Сознание опустеет. Глаза перестанет непривычно жечь. В груди угаснет боль. Она забудет. Она просто шагнет во тьму. Мрак ее дом.       Омерзительные руки гоблина схватили ее. Вонючее дыхание окутало отвратительным облаком. Ее утянули во мрак пещер и имели. И это было долго и привычно. Стирая из сознания воспоминание о красоте, о свете, о радостных криках, о чувствах, о мыслях, о жжении в глазах, о соленой капле во рту, о боли в груди, о безымянном импульсе, что гнал ее через всю пещеру…       Гоблин, удовлетворившись, удаляется во мрак. Она поднимается на четвереньки.       Пусто. Привычно. Она возвращается во тьму.              Руки гоблина схватили воздух.       Она что есть сил неслась на четвереньках в сторону выхода из пещер.       Вырваться!       Свет все больше ослеплял ее. Причинял боль. В груди была боль. Отчаянная боль.       Носа коснулся красивый запах. Тело окутало мягкое тепло. Сияние приняло ее в свои объятья, когда она, словно дикий зверь, выскочила из зияющего мраком провала своего мира.       Того, что прежде таковым было.