Твоё согласие было началом конца

      Костры остались далеко позади них, но Регис всё ещё различал звуки музыки и голосов, когда они с Уиннейтид зашли в небольшой перелесок. Молодые деревца шелестели свежей листвой над серыми валунами, поросшими мхом. Свет восходящей луны испещрил тропинку еле заметными сизо-серыми тенями. Эльфийка легко ступала по скользким камням и, казалось, ни разу не опустила взгляд под ноги, предпочитая рассматривать еле заметные узоры на каменных глыбах.       — Твоя просьба, Уиннейтид… Я так и не услышал её.       — Терпение, мой гость. — Эльфийка схватилась за ствол молодого дерева, оттолкнулась от него и почти беззвучно вспрыгнула на высокий валун. Травник собирался было подняться за ней, но был остановлен. — Нет-нет, тебе лучше остаться здесь.       Он прислонился к дереву и осмотрелся. Крохотная тень вспорхнула из кустов на ближайший камень. Следя за её коротким полётом, Регис обратил внимание на плоскую поверхность глыбы с темнеющей сетью орнаментов, сделанных, без сомнения, рукой эльфийского мастера. Обычно в таких местах его окутывало спокойствие, но сейчас мысль о том, что Уиннейтид привела его на развалины эльфийского святилища, отдавалась прохладной тревогой в позвоночнике.       «Что тебе нужно здесь от меня?»       Тьма сгущалась над руинами, время тянулось, и вампир всё глубже погружался в раздумья, неосознанно сжимая ремень торбы.       — Эй, Регис, — окликнула его эльфийка, стоящая теперь вдалеке, — так все эти твои травы только для вида, или ты действительно разбираешься в них?       — Разбираюсь, в силу своих скромных познаний.       — Тогда вот моя просьба: здесь в округе должен расти Миосотис. Кажется, нильфгаардцы называют его Vergeet-mij-nietje. Собери мне несколько побегов. А я пока разведу костёр. — В темноте она не могла заметить недоумение, с которым вампир смотрел на неё.       Ему понадобилась четверть часа, чтобы собрать цветы. Всё ещё не понимая, зачем ей понадобилось это банальное растение (на всеобщем наречии оно именовалось незабудкой), он подошел к большому плоскому валуну, на котором Уиннейтид уже разожгла крохотный костерок, не годный даже для обогрева.       — Так и будешь стоять там, Регис? — Она улыбалась ему, но что-то в её лице выдавало боль и усталость. — Поднимайся, хочу побеседовать с тобой.       — Должен сказать, я был несколько обескуражен твоей просьбой, Уиннейтид. — Он приблизился к огню и положил небольшой букет у её ног. — Миосотис — обычный полевой цветок. Он не используется ни в одном известном мне рецепте. Пользуясь алхимическим жаргоном, я мог бы назвать его… не валентным.       — Предполагаю, что «зануда» на этом же жаргоне — большой комплимент. — Эльфийка рассматривала цветы с плохо скрываемым разочарованием. — Да, я надеялась, что растение с таким названием будет выглядеть немного более возвышенно. Вот уж верно говорят: «Хочешь рассмешить богов — расскажи им о своих планах».       — Буду признателен, если ты расскажешь о своих планах мне. И заверяю тебя, моё отнюдь не божественное происхождение не позволит мне смеяться.       Лицо Уиннейтид постоянно менялось в неярких отблесках пламени . Она вся была соткана из игры, вибрирующего непостоянства. Улыбка растворялась в горькой усмешке, уступая место тревоге.       — Моя труппа, моя семья, мои дети — сегодня я планирую освободить их. Я использовала весь свой опыт и приготовила лучшее представление, на какое только способна. Осталось доработать пару деталей. И надеюсь, ты поможешь мне.       Всё ещё не понимая, к чему клонит эльфийка, Регис еле заметно кивнул. Уиннейтид продолжила:       — Я раскрою тебе пару цеховых хитростей. Без них не обходится ни одно наше выступление. Например, знаешь ли ты, сколько лет должно быть лошади, чтобы она смогла участвовать в номере? Она должна быть старше семи. К этому возрасту животное либо привыкает к корде*, либо умирает. Забавно, это ведь был первый урок, который я усвоила, присоединившись к труппе. Я не верила в своё счастье в первые годы, проведённые с ними. Мы стали одной семьёй, а я ещё много лет засыпала с мыслью «Завтра они выгонят меня, отвернутся, как это делали все до них». За каждым поворотом мне виделась пропасть. Привыкнуть к спокойной жизни оказалось так же сложно, как приспособиться к диаметру корды, ограничивающей свободу.       Казалось, весь мир вокруг них: тени, запахи, стрёкот цикад, оплывал подобно тягучему воску, обнажая новую реальность, сотканную голосом Уиннейтид. Травник хотел перебить её, но эльфийка не позволила:       — О, нет, друг. Я только начинаю и ещё не рассказала об иллюзиях, а это — очень важная часть любого представления. Архаль был нашим иллюзионистом. Не имея никаких способностей к чародейству, он всё же был лучшим в своём деле. Он раскрыл мне главный принцип своего искусства: оно не рождается без наблюдателя. Фокус — это единство воображения, воображаемого, и воображающего. Иллюзия всегда происходит между двумя: артистом и зрителем... Толпа обожала его, растворялась в его номерах. Да и мы сами присоединялись к зевакам, когда он выходил на сцену. Из всех нас он единственный был действительно неподражаемым. До той проклятой ночи, когда он разбудил меня и дрожащими руками вытянул из шатра. Архаль, мой названный брат, проведший долгие годы, путешествуя с нами, молил объяснить ему, кто он и как сюда попал. Это походило на дурной сон, неудачную шутку. А потом я вспомнила, как часто за последние месяцы он не отвечал нам, когда мы звали его по имени. Казалось, Архаль погружался так глубоко в свои мысли, что просто не слышал нас. Это стало его последней и самой блистательной иллюзией. Вскоре после той ночи он перестал разговаривать с нами, а затем и выступать. Каждое утро я выводила его из шатра и усаживала в тень, рассказывала ему истории, пыталась рассмешить, иногда срывалась, кричала, плакала, просила ответить мне — всё впустую. Он не узнавал нас, не принимал пищу... Воображающий потерял связь с воображаемым. Иллюзия рассеялась окончательно в том же году, когда он умер. Мир, который мы оберегали с таким рвением, пошёл трещинами.       Регис терпеливо ждал развития действа, разворачивающегося перед ним. Поэтому он не стал ничего говорить, когда эльфийка замолчала, переводя дух. Только взял пару веток и собирался было подбросить их в костёр, но его собеседница протянула руку над огнём и перехватила ветки. Он был уверен, что эльфийка обожжётся, слишком уж близко к её пальцам танцевало пламя. Но Уиннейтид не дрогнула, будто жар огня был для неё в тот момент чем-то обыденным и незначительным. Она высоко подкинула ветку и не глядя поймала её.       — Умеешь жонглировать, травник? Хотя, что тут уметь: бросай да лови. Этому можно научить даже собаку. Всегда удивлялась, почему жонглёры вызывают у толпы такой восторг. Не важно, с чем ты работаешь: с камнями, с яйцами или с зажженным факелами — принцип всегда один... Но, кажется, я отвлеклась. Похоронив Архаля, мы продолжили выступать. Артисты имеют право на слёзы, только если это предписано ролью. Поэтому днём мы выступали и дурачились на потеху толпе, а вечерами оставались в бессильном горьком оцепенении. В один из таких вечеров ко мне подошла Маэла и попросила помочь с её новым номером. Мы репетировали трюки без малого месяц. Решили, что можем усложнить номер жонглированием. Так и пришлось нам обеим научиться этому бесхитростному искусству. Наши труды не оказались напрасными — номер быстро полюбился публике. Помню, я спросила её, почему люди приходят в восторг от такой безделицы. Маэла сказала, что жонглирующая пара — лучшая иллюстрация к человеческому пониманию преданности. Этот номер не исполнить в одиночку: один жонглёр не может обмениваться всё новыми предметами с самим собой. Мы же работали в этом номере в связке — я собирала всё, что нам предлагала толпа: яблоки, шляпы, свёртки, и не глядя бросала их Маэле. Она ни разу ничего не уронила. На неё всегда можно было положиться... В следующие пару лет, от нас ушли ещё двое. Они тихо сгорали заживо, как Архаль. Я сходила с ума, выла на их похоронах. Маэла всегда стояла за моей спиной и каждый раз повторяла: «Я здесь, рядом с тобой». Мной овладел страх, я думала, что все остающиеся в труппе, обречены. Я уговаривала её уйти, покинуть этот проклятый круг. Бесполезно. Она хотела быть нужной, преданной и, как и я, уже не могла расстаться с самым дорогим — со своей семьёй. И болезнь добралась до неё. Никогда не забуду то выступление, когда я забирала из протянутых мне рук всякую мелочь и подкидывала её Маэле. Я должна была присоединиться к ней на сцене чтобы вместе завершить номер, когда услышала звон бьющегося о брусчатку кувшина. Она стояла перед гудящей толпой, одинокая и потерянная. Всё, что она удерживала в воздухе, рассыпалось вокруг неё. Моя бедная Маэла, моя сестра, моё дитя стояла там и в ужасе озиралась по сторонам, будто впервые видела наши лица. Зрители не сразу поняли, в чём дело, и мне удалось увести её за кулисы до того, как на сцену полетели камни... А дальше всё повторилось уже в четвёртый раз. Как и остальные, она ушла от нас всего за год.       Ветер усилился, наполняя воздух нарастающим шумом сотен молодых листьев. Эльфийка поёжилась, на мгновение её лицо скрылось в складках объёмного серого ворота. Когда она выпрямилась, в её глазах не осталось ни тени той боли, которую Регис заметил, подходя к костру. В памяти вампира всплыла строчка, вычитанная им ещё в молодости: «У времени нет прошлого, настоящего и будущего. Все слито в одно». Тогда он был уверен, что может понять понять эти слова, как никто другой. И только теперь Регис почувствовал, что представляет из себя эта концепция. Рассказы Уиннейтид не погружали в её прошлое, скорее, они становились частью настоящего для слушателя. И все эти истории должны были сейчас изменить её будущее. Оставалось только понять, какая роль в её представлении отведена вампиру.       — Осталась одна история, Регис. — Эльфийка протянула обе ладони к костру. — Я расскажу тебе о шутах. Это моя любимая роль во всём представлении. Выходишь к публике, раззадориваешь её, подкашиваешь ей ноги, утираешь слёзы и доводишь до состояния транса под сопровождение гомерического смеха. А в конце — поклон. Шут работает быстро, выходит к зрителю между номерами чтобы удержать его у сцены, и растворяется прежде, чем кто-то успеет толком разглядеть его лицо. Долгое время я только этим и занималась на выступлениях. Но, проводя Маэлу, я будто с цепи сорвалась: перестала выходить на сцену, а потом и вовсе покинула труппу, металась по всему континенту в поисках помощи, узнавала имена лучших учёных, профессоров, лекарей, тратила все свои деньги на встречи с ними, рассказывала свою историю, упрашивала. Мало кто соглашался пустить «эльфское отродье» на порог, ещё меньше оказалось тех, кто был готов отправиться со мной на земли Нильфгаарда. Возвращаясь в труппу с новыми лекарями, я каждый раз заставала одно и то же: смерть приходила за моими детьми per annum*, как говорили учёные мужи. Все, кого я приводила, быстро сдавались. Они оставляли нас один на один горем, уходили подобно шутам, раззадоривающим публику перед очередным номером. Я пять лет смотрела это непрекращающееся «представление». Потом я просто остановилась, перестала искать, сдалась.       Языки костра под пальцами Уиннейтид становились всё длиннее и упрямо тянулись вверх, игнорируя неутихающий ветер. Регис уже догадывался, о чём его попросит это удивительное многоликое существо. Оставалось выдержать паузу и вампир вдохнул полной грудью, будто собирался погрузиться глубоко под воду.       — Они продолжают уходить, Регис. Каждый год я надеюсь, что подошла моя очередь, но это не происходит. Я топчусь на месте, пропускаю их вперёд. Каждый раз, когда один из моих детей прощается с нами — это и моя смерть. Знаю, мне должно быть стыдно, они же так безумно меня любят, удерживают. Но иногда мне просто хочется сказать им всем…       — Я очень устала и… к чертям всё это? — Не скрывая ряда острых резцов, вампир улыбнулся, опуская взгляд на догорающий костерок. Уиннейтид не ожидала, что собеседник решится перебить её. Поэтому Регис воспользовался воцарившимся молчанием. — Мне знакомо это чувство, поверь. Годами добиваться чего-то, бороться с самим собой. Всё только для того, чтобы однажды утром понять, что старания не возымели никакого эффекта и вся пережитая боль оказалась напрасной.       — Значит, ты не откажешь мне в услуге? Я знаю, для тебя это — лёгкая работа. Не подумай, что я сама не пыталась. — Она опустила обе ладони в огонь. Языки пламени облизывали её пальцы, не оставляя на них ни следа. — Это не дар, Регис. Я просто не могу сама покончить со всем этим. Помоги мне. Освободи моих детей от Уиннейтид, ставшей их проклятием. Освободи меня.       — Ты действительно считаешь, что я готов отнять чью-то жизнь без колебаний?       — Я не прошу проявить жестокость. Я взываю к твоему состраданию. Так получилось, что сегодня твоя природа сыграла тебе на руку. Я давно искала встречи с кем-то подобным тебе. Сделай это так, как тебе самому будет легче. — Эльфийка одним движением смешала догорающие ветки с землей и мхом. Огонь потух и теперь их освещала только луна.       Вампир поднялся и, обойдя Уиннейтид, остановился за её спиной. По кромке поля стелился туман, над ним щерился острыми верхушками хвойных деревьев лес. Будь он моложе и безрассуднее, путешествуй он один — он бы в пару мгновений оказался там — в приятной прохладе и тишине, далеко от вереницы этих историй. Он прикрыл глаза, сделал ещё один глубокий вдох и обратился к эльфийке:       — Обещай, что выполнишь все мои указания беспрекословно и не станешь сопротивляться.       — Обещаю, Регис.       Он медленно развернулся и приблизился. Его голос, окрашенный новыми нотками холода и стали, зазвучал прямо над головой эльфийки:       — Тогда повторяй за мной. Не пропускай ни слова. — Дождавшись её кивка, вампир продолжил. — Я, Уиннейтид, нарекшая себя проклятием, сегодня ночью покидаю этот мир, своих друзей и своих возлюбленных детей.       Казалось, она была абсолютно расслаблена. Склонив голову, эльфийка повторяла его слова.       — Я приму всё, что будет предложено мне, взываю к тому, кто займёт моё место и прошу его быть опорой и защитой моей семье.       Его голос звучал всё громче и Уиннейтид уже чувствовала его дыхание за спиной. Страха давно уже не было. Она просто повторяла за ним.       — А теперь слушай внимательно, потому что это последняя часть и я не буду её повторять.       Мир вокруг них утратил цвета и звуки. Она в последний раз кивнула и обратилась в слух. Голос за спиной показался чужим, нездешним. Каждое его слово походило на шуршание крыльев, шелест прелой травы:       — A viele ruanfar kl`awe Feòil. Am fah`re komkrae Uinnetietdh.*       Уиннейтид зажмурилась повторила каждый звук. Привычное течение времени запнулось и застыло. Она ждала боли, опаляющего жара или сковывающего холода, своего крика в конце концов. Ничего не было. Только ветер гулял в деревьях далеко за спиной. Мягкий толчок в груди заставил её открыть глаза. Зыбкая тьма размывалась серыми пятнами. В глубине грудной клетки зарождалась боль, скулы обдало теплом. Не так она представляла себе смерть. Тьма расступалась перед глазами и Уиннейтид уже видела знакомые очертания: каменная плита, крохотное пепелище, оставшееся от костра и темнеющая фигура перед ней. Эльфийка тряхнула головой, прогоняя видение, но мир в её глазах только обогатился новыми деталями: ветки деревьев темнели на фоне взошедшей луны, а расплывчатая фигура принимала уже привычные очертания травника, проведшего этот вечер у её костра. Одиночные толчки в груди отдавались во всём теле, достигая кончиков пальцев и сливались в размеренный пульс.       — Регис, что… что ты сделал?       Травник не шелохнулся и лишь антрацитовые глаза, смотрящие на неё неотрывно, свидетельствовали о том, что он услышал её слова.       — Сучья кровь, что ты сделал со мной!?       — Буду предельно честным с тобой, Фейёль: я не сделал почти ничего.       — Как… как ты назвал меня? И что означает твоё «почти ничего»? Мне казалось, мы договорились. — Она теряла терпение и явственно чувствовала учащающееся биение сердца, отзывающееся гулом в висках.       — Перед тем, как я раскрою тебе секреты моего скромного представления, позволь сказать тебе вот что: «Добро пожаловать в этот прекрасный мир, Фейёль. Я рад тебе».       На мгновение ей показалось, что травник смеётся над ней, но его лицо оставалось непроницаемым.       — Возвращаясь к твоим вопросам, хочу отметить, что я предложил тебе провести обряд имянаречения и не помню, чтобы ты возражала.       — Обряд? К чертям твой обряд, набожный ты идиот. Ты отлично знаешь, о чём я просила!       — Я помню каждое твоё слово. «Освободи моих детей от Уиннейтид, ставшей их проклятием» — кажется, так ты сформулировала свою просьбу. Я дерзнул исполнить её в точности и ты сама повторила за мной: «Моё имя Фейёль. И я занимаю место Уиннейтид». Также я хочу отметить, что твои подозрения о моей богобоязненности лишены рациональной почвы. Вампирам чужда сама концепция «божественного начала», поэтому все наши обряды носят исключительно утилитарный характер. Стоит признать, что таинство разыгранное мной — не более, чем импровизация...       Звонкая пощёчина прервала его речь. Глаза эльфийки блестели от слёз. Она занесла руку для нового удара, но Регис и не думал сопротивляться. Напротив — он сидел неподвижно, склонив голову в ожидании. Внезапно она рассмеялась: раскатисто, громко. «Небеса, кому я доверилась?» — повторяла она: «Ты выжил из ума». В бессилии она опустила руки и покачивалась, силясь сдержать всё новые приступы смеха.       — Надеюсь, однажды ты поймёшь меня. Я не призываю тебя уверовать в такую чушь, как магическая сила имени. Это годится разве что для бабкиных сказок, где героя всегда назовут «Энгусом Бесстрашным» или «Штепаном Мудрым». Но я увидел, как кто-то может измениться, поверить в свои силы, распрощавшись с прошлым. Удивительно, но вы все сами слишком сильно цепляетесь за свои имена, как если бы они и определяли вас.       — И ты решил, что я забуду прошлое, прошипев пару фраз на твоём языке? — Её голос срывался, а дыхание, прерываемое спазмами, заставляло делать паузу после каждого слова.       — Напротив, я надеюсь, ты не отвернёшься от своего прошлого, но перестанешь быть его пленницей. Я вижу удивительное существо, огромную силу которого не так просто исчерпать. Заверяю тебя, я преклоняюсь перед твоей волей. Ты не побоялась попросить о помощи, а это уже говорит о многом. Отчаяние, сковавшее тебя, отбрасывает тень на весь мир в твоих глазах. Воистину, это страшное испытание, но я верю, что ты ещё можешь его пройти.       Его голос, тихий и вкрадчивый, действовал подобно снотворному. Сердце поймало привычный мерный ритм и дыхание перестало сбиваться. Она почувствовала, как сильно устала. Последний раз она ощущала такую слабость, когда ей пришлось в одиночку заполнить гигантскую кадку, построенную специально для представления. Весь тот памятный день она носила ведра с водой от берега реки к большой площади, где они должны были выступать. Хотелось лечь и не вставать ещё неделю. Вампир продолжал говорить что-то, но слова уже не долетали до неё, замирая в воздухе. Эльфийка погрузилась в свои мысли. Сколько она готовила своё представление? Как много раз мысленно повторяла истории, которые расскажет тому, кто поможет ей? Регису понадобилась пара минут, чтобы вывернуть всё наизнанку, переиграть её, считавщую себя профессионалом... Тёмная ткань, опустившаяся на плечи, вырвала её из оцепенения. Регис укрыл её своей накидкой.       — Вижу, мои слова возымели не совсем тот эффект, на который я рассчитывал. Ты устала, Фейёль. Позволь мне преподнести скромный подарок в честь дня, когда ты обрела новое имя. — Он достал потрёпанную книгу из торбы и, бегло пролистнув её, вырвал пару страниц. Затем вампир поднял крохотный уголёк из вороха дотлевших веток и сделал несколько торопливых пометок на обратной стороне каждого листа. Приняв протянутые ей страницы, Фейёль сощурилась, пытаясь разобрать текст, но Регис остановил её. — О, не утруждай себя, этот язык давно умер. Профессор Алоис Мейер, живущий в Цидарисе, имеет слабость к подобным языкам и ведёт переписку только на них. Когда-то мне посчастливилось быть представленным ему и с тех пор мы обмениваемся парой писем в год. То, что я дал тебе станет пропуском в его дом. Расскажи ему то, что сегодня услышал я и, возможно, он найдёт решение вашей проблемы.       — Алоис… Мейер? Погоди, ты говоришь о том самом Мейере, основоположнике учения о механиках мозга? К старику и на пушечный выстрел нельзя подойти, не внеся аванса, на который можно купить пару зерриканских коней!       — Неужели? — Регис смущенно улыбнулся. — Значит, я задолжал ему серьёзную сумму… В любом случае, буду уповать на то, что упоминание моего имени в его обществе не окажет пагубного влияния на ваш разговор.       Эльфийка продолжала рассматривать страницы, изредка поворачивая их. Так много стоило почувствовать в этот момент: удивление, недоверие, гнев, благодарность, облегчение наконец. Она не ощущала ничего — казалось, её покинули и физические и моральные силы. Хотелось отдохнуть: лечь на прохладную плиту и немигая смотреть вверх, пока глаза не заслезятся.       — Тебе необходимо отдохнуть. Позволь сопроводить тебя к вашей стоянке. Сон не решит всех проблем, но отгонит смятение, овладевшее тобой. — Травник поднялся и протянул ей руку.       — Иди вперёд, Регис. Хочу перевести дух в одиночестве. — Не поднимая головы, ответила Фейёль. Она ожидала услышать эхо удаляющихся шагов, но его не последовало. — Ну иди же, не бойся. Я не планирую ничего, что перечеркнуло бы твои сегодняшние старания. В конце концов, я — уличная артистка и могу проявить немного уважения к чужому выступлению.       Несколько долгих секунд он оставался неподвижным и не спускал с неё взгляд, будто силился прочесть её мысли. Эльфийка не знала, наделены ли вампиры такой способностью, но сейчас это волновало её меньше всего: в голове не было ничего кроме шума и усталости, с которой уже невозможно было бороться. И только услышав шуршание прошлогодних прелых листьев под его ногами, она подняла голову:       — Последний вопрос, друг мой. Что означает моё новое имя?       — Этим словом мои братья и сёстры из племени Аммурун описывали светский праздник, являться на который положено в маске. Полагаю, самым точным аналогом этому слову на всеобщем наречии будет «Карнавал».       Выйдя из перелеска, Регис отметил, что не узнает поле, которое они с Фейёль пересекли, покинув стоянку. Казалось, прошло много недель с тех пор, как он видел костры, круг танцующих, смеющуюся Немайн. Мысль о ней заставила травника прибавить шагу: кто знает, когда она в следующий раз решит «продолжить своё путешествие в одиночку»?       Он застал свою спутницу сидящей на пригорке, в отдалении от танцующих. Борясь со сном, она задумчиво крутила в руках деревянную детскую поделку, в которой смутно читались очертания меча. «Вижу, ты не теряла времени даром, Немайн» — поприветствовал её травник, присаживаясь рядом.       — Кажется, меня посвятили в рыцари, мастер. — Подброшенное девушкой, игрушечное оружие со свистом рассекло воздух перед ними и вернулось в её руку.       — Смею ли я, в таком случае, надеяться на роль скромного оруженосца?       — Если ты готов, как и я, присягнуть на верность флагам свободной эльфийской картели артистов, то я лично буду ходатайствовать о присуждении тебе титула, мастер. — Она повернулась к травнику. — Прости, если мой вопрос покажется неуместным, но мне кажется, ты опечален. Случилось что-то плохое?       — Я надеюсь, случилось что-то прекрасное. Хотя, впервые за долгое время, не могу быть до конца уверенным в этом. — Регис давно привык к тому, что его эмоции остаются скрытыми от чужих глаз. Однако сейчас он не чувствовал ни досады ни раздражения от того, что Немайн так точно угадала его настроение.       Он проваливался в сон. В памяти осталась их неторопливая беседа с Немайн, звук её мерного дыхания, когда она перестала бороться со сном, её тихий пульс, отдающийся на кончиках пальцев, которых он коснулся не столько ради медицинских наблюдений, сколько ради того, чтобы отвлечься. Тревожный, зыбкий мир, окружающий его, подёрнулся рябью и растворился в спокойствии и темноте.       Ранним утром он услышал чьи-то шаги, открыл глаза и увидел Фейёль, склонившуюся над Немайн. Эльфийка укрыла девушку накидкой, оставленной Регисом, вложила что-то в её руку и улыбнулась. Повернувшись к вампиру она приложила палец к губам, поднялась и направилась в сторону шатров.       *Корда — Шнур, привязываемый к уздечке. Удерживает лошадь на определённом расстоянии от человека, держащего корду, заставляя её бегать по кругу.       *Per annum — «Раз в год»       *A viele ruanfar kl`awe Feòil. Am fah`re komkrae Uinnetietdh.* — «Моё имя Фейёль. И я занимаю место Уиннейтид.»