Твоё согласие было началом конца

      «Ну что, проветрился?» — спросил Рейнар, услышав скрип двери. Задержавшись ненадолго перед ведьмачьим мечом, травник подошел к столу:       — Ничто не бодрит так, как весенний воздух, остуженный ветром и дождём. Тебе, друг мой, не помешало бы чаще вспоминать об этом, — ответил Регис, тщетно пытаясь разогнать облако густого трубочного дыма.       — Оставь свои высокопарные вирши для других пациентов. Лучше рассказывай, что надумал?       Тон чучельника не оставлял сомнений: он был заинтригован и ждал возвращения друга. Слишком мало интересного происходило здесь, в его родном городе, тонущем в пыли и пустых сплетнях.       — Я не изменил своего решения, друг. Мне нужен совет. Твой совет.       — Тогда я весь внимание. Выкладывай, не томи. — Завеса дыма между травником и Рейнаром была такой плотной, что казалось, можно протянуть руку и упереться в неё, как в стену. Но даже теперь чучельник отчетливо видел, как изменился привычно-спокойный взгляд Региса. Глубоко внутри немигающих антрацитовых глаз разгорался интерес.       — Ты слышал когда-нибудь о Лирийской зверюге?       — Не только слышал, но и видел то, что осталось от её сородича или потомка. Уж не знаю, сколько живут бесы, но морду они успевают нагулять знатную… Постой, а на кой ляд тебе понадобилась эта тварь? Решил на старости лет податься в ведьмаки или просто сдохнуть красиво?       — Уверяю, встреча с бесом не входит в мои планы. Мой интерес носит исключительно научный характер. — Голос Региса был абсолютно спокоен и весь его вид источал сдержанность и даже отрешенность. Однако это уже не могло ввести в заблуждение его друга.       — Не юли, старая бестия. Вижу же, что тебя не интересует, как хорошо я могу пересказать истории о Лирийской зверюге, прочитанные много лет назад. Давай, спрашивай.       Травник откинулся в кресле и взглянул в потолок, то ли представляя, то ли вспоминая что-то. Рука его, потянувшаяся было к торбе, лежавшей на полу, замерла в воздухе, и он ответил:       — Предположим, я встретил человека, столкнувшегося с бесом на его территории и выжившего. Как бы ты…       — Если эта девчонка рассказала тебе, будто пережила встречу с бесом — гони её в шею и побыстрее, — нетерпеливо перебил его Рейнар. — Такое может пережить только мутант да и то — не каждый. Ты не хуже меня знаешь, что девок мутациям не подвергают. Кому они сдались в цеху убийц чудовищ? Так что врёт она.       — Уверяю, Немайн не говорила мне об этом. — Регис не хотел рассказывать слишком много о своей спутнице, но сейчас у него не было выбора: время было не на его стороне. — Я сам сделал такой вывод, основываясь на её состоянии и том, что она смогла вспомнить. Прийти ко мне не было её решением — её принёс Дайнек, староста деревни. Она не владела ни своим телом, ни разумом. И хотя я не обнаружил серьезных ран — её терзали боль и страх. И глаза... Ведьмаки, навещавшие тебя, описывали когда-нибудь глаза жертв бесов, находившихся под сильным гипнозом?       — Черная маслянистая плёнка, не снимается ни бабкиным заговором, ни травами. — Чучельник отвечал чужим, сухим голосом, будто не озвучивал собственные мысли, а читал вслух учебник. — Пойдём, покажу тебе кое-что.       Он отодвинул своё кресло и, опираясь на трость, прошел к двери, ведущей в кабинет, источающий удушливый запах формалина. Пропустив друга вперёд, Рейнар подался было к креслу, желая расчистить его от ветхих книг и многочисленных свертков, но отказался от этой идеи, заходясь в оглушительном кашле от поднятой пыли. Праздный зевака счёл бы это место жутким, но Регис знал, что обильно украшенные чучелами и оружием стены гостинной можно сравнить разве что с затейливой морской раковиной. Истинная жемчужина коллекции Рейнара таилась именно здесь: за толстым стеклом резервуаров, наполненных мутной жидкостью, в заколоченных ящиках, укрытых от света плотной тканью, в старом шкафу, с треснувшей, исцарапанной изнутри дверцей. Экспонаты в этой комнате сильно отличались от всего, что мастер делал на заказ. Но и ценились намного дороже. Здесь хранились ведьмачьи трофеи, собираемые чучельником с фанатичным упорством. Прежде Региса интересовали разве что истории о том, как выторговывались или выигрывались в спорах и в партиях в гвинт бесконечные забальзамированные головы, высушенные внутренности, чешуйчатые лапы, исполинские рога. Но сегодня его волновала не история, а сам экспонат. Трофей пусть и не уникальный, но достаточно редкий, чтобы вызвать бурные торги на серьезном аукционе.       Рейнар подошел к громоздкому сундуку, укреплённому стальными гнутыми пластинами на ребрах. Повозившись с навесным замком, не без труда отпер его. Под массивной крышкой темнел ворох ветхого тряпья, занимавший, казалось, весь сундук. Травник не без интереса наблюдал, как его друг доставал обрывки старых скатертей и покрывал и бросал их подле себя, поднимая всё новые волны пыли. Вслед за ветошью на пол полетела солома и сухие сильно пахнущие листья и шишки хмеля. «Хорошенько её покромсали, перед тем, как принесли мне. Восстановить такую уже не получится», — ворчал чучельник, то ли оправдываясь, то ли извиняясь перед Регисом. Наконец он поднялся и отошел от сундука, позволяя другу рассмотреть его истинное содержимое.       Как оказалось, большую часть занимала изрубленная голова чёрта. Иссушенная кожа, плотно обтягивала череп, свалявшаяся шерсть, свисала колтунами с исполинского подбородка. Рога были отпилены, в пасти не хватало одного клыка, не уступающего по длине человеческому пальцу, длинные уши с многочисленными порезами и выщербинами давно поникли. Вампир, старавшийся познать каждую вещь через призму восприятия разных существ, рассматривал этот трофей, как человек, лишенный выдающейся силы или реакции. Пустые глазницы источали ужас и нагоняли оторопь. На покатом лбу зияла огромная трещина, которую не смог скрыть даже шов, наложенный Рейнаром с ювелирной точностью.       — Я провел немало бессонных ночей над моей Саовиной, будь уверен. Да только всё без толку. Кожа у них грубее солдатской ступни. Все швы через неделю расходятся, чем ни смачивай, — с сожалением отметил чучельник, наблюдая за взглядом Региса.       — Впервые слышу, что бы трофею давали имя. — Теперь и травник поднялся и отошел от сундука на пару шагов.       — Её принёс ведьмак, здоровенный как медведь. Сказал, что это — самка и что завалил он эту бестию в канун Саовины. А когда ты месяцами вместо человеческих лиц видишь одни звериные морды — начинаешь потихоньку говорить с ними, по именам обращаться… — улыбнулся Рейнар. — Будь добр: сделай лицо попроще, дружище. Будешь обвинять меня в безумии, когда мои экспонаты начнут мне отвечать. А пока пойдём, я ещё не показал тебе самого интересного.       С этими словами он подошел к массивному столу, покрытому тёмной, облупившейся в некоторых местах, краской, и открыл потайное отделение, скрытое под столешницей. Оттуда он извлёк шкатулку и с нескрываемой гордостью открыл её. «Знаю, ты спрашивал о бесах, а у меня тут бошка чёрта, да и то, достаточно мелкого. Но раз уж они — представители родственных видов, то думаю, этого должно хватить для объяснения» — Рейнар указал другу на стул, стоящий по другую сторону стола, и продолжил: «Многие ведьмаки рассказывали мне об этих бестиях. Ты спрашивал, как человек может сохранить себе жизнь при встрече с бесом? Есть две возможности: либо надо самому не быть человеком, либо бес, напавший на тебя, должен отвлечься. Эти твари — одиночки по своей натуре. Не признают ни стаи, ни семьи, прячутся в непролазных лесах и болотах. В этом и их сила, и слабость одновременно. Они не охотятся в многолюдных местах, не нападают на большие группы, если те не зашли на их территорию. Видимо, не любят компанию. Не пойми меня неправильно — нашинковать отряд солдатни в мелкую стружку — для них не проблема. Но они не нападают на сёла, пока местные жители не докучают им. Для пропитания им достаточно одиночных вылазок, да и людей они жрут нечасто. В стычках с большими компаниями людей или с ведьмаком они используют вот это». На столе перед Регисом стояла уже пустая шкатулка и три больших иссушенных глазных яблока с вертикальными зрачками. Одно из них было несколько крупнее и отличалось от остальных багровым цветом радужки. Травник взял его, чтобы рассмотреть поближе.       — Только не урони. Алхимическое высушивание — развлечение не из дешёвых и на восстановление одного такого экспоната уйдёт немало денег, — предупредил его друг.       — Не беспокойся, если травничество и лекарское ремесло и научили меня чему-то, так это внимательности и аккуратности. Прошу, продолжай свой рассказ.       — То, что ты держишь в руках — их оружие. Из-за своего размера эти бестии не могут похвастаться особой поворотливостью. Это они и компенсируют тем, что мы называем «гипнозом». Существуют гипотезы, согласно которым, бесы и чёрты используют третий глаз для общения с детенышами. Якобы молодые особи восприимчивы к воздействию глаза. Так взрослая мать может успокоить настырного отпрыска. А когда они подрастают и перестают поддаваться гипнозу — матери изгоняют их со своей территории, видя в них потенциальную угрозу. Не знаю, есть ли в этом хоть толика правды, но могу сказать точно: человек, не укреплённый ни мутациями, ни магией, поддастся этому эффекту, даже если не смотрит на бестию. Они способны ввести половину небольшой деревни в транс, один раз тряхнув головой. А дальше остаётся молиться, чтобы бестия не заметила тебя или отвлеклась на новую цель. Потому что бежать или прятаться ты уже не сможешь — не увидишь ни дороги, ни собственной хаты.       — Значит, ей повезло и бес отвлёкся, — заключил Регис.       — Во-первых, это значит, что она не была на территории беса или чёрта. Иначе у неё не было бы шансов. Эдакая тростинка, как она, такой зверюге на пол-взмаха лапы. Во-вторых, она наверняка встретила его не одна. Есть ещё одна вероятность, но она лежит вне моих компетенций…       Регис знал, о какой вероятности говорил его друг, но не хотел думать о ней. Эта неприятная мысль давно закралась в его голову и он отгонял её, прятал за другими догадками, скрывал от самого себя.       — Проклятие, — выдохнул он.       — Проклятие, благословение, чары — называй как хочешь. Но раз уж она с таким рвением ищет некоего профессора, то я бы сделал из этого определённые выводы. Поэтому я ещё раз тебе советую: не связывайся с этим. Паршиво пахнет её история. Я могу помочь: вывезем её завтра из города, махнём ей на юг, раз уж связные поднимаются на север и посоветуем обходить Ваал десятой дорогой, если она сама не знает, кто её там ждёт. Так и у девки будет какой-никакой шанс, и у нас совесть чистая. Сдавать её или тебя я не собираюсь, будь спокоен.       Травник молчал. Решение о том, что он не оставит Немайн, пока не будет уверен в том, что его помощь более не требуется, он уже принял. Но слова Рейнара натолкнули его на новую идею.       — Я пойду с ней. Очевидно, я не смогу вылечить её недуг, не узнав, что произошло с ней в ту ночь. На юге живут люди, знающие всё и о мутациях, и о проклятиях. Мне когда-то повезло стать их другом. — Голос Региса был абсолютно спокоен, и только глубокая морщина, залёгшая поперёк лба выдавала его раздумья.       С плохо скрываемым раздражением чучельник убрал глаза черта в шкатулку и водрузил на её место початую бутыль вина. «Тебя невозможно переубедить, упёртый ты идиот!» — выдохнул он, ставя два стакана на стол: «Но тебе повезло стать другом такого же авантюриста, как и ты сам. Ладно, сделаем так: завтра утром, когда Фогель начнёт утреннюю службу, вы покинете город. На большак вам сейчас нельзя — слишком много посторонних глаз. Поэтому спуститесь вниз по Яруге. Свой человек с лодкой у меня есть. Только вот спрятать вас на пути до причала сложновато — слишком уж вы в своих обносках выделяетесь из толпы. Значит, придётся устроить небольшое представление по заявкам моей излюбленной публики». Регис скрестил руки на груди и с укором взглянул на друга. Он отлично знал, о каком представлении идёт речь, так как сам пару раз наблюдал его, навещая друга. Ему также были известны последствия таких развлечений.       — Ну брось дуться. Ты, конечно, многое потеряешь, пропустив такое шикарное представление, но не развалишься. — Засмеялся Рейнар разливая вино по стаканам.       — Тебе, дорогой друг, отлично известно, что меня тревожит. Это излишняя забота, уверяю. Мы справимся без подобных жертв.       — Известно-известно. Но я лучше тебя знаю, как развивается зрение у местных, когда им сулят пару монет за информацию о «пропавшем» человеке. Поэтому сделаем всё по-моему. Выйдете через час после меня. Дворами доберётесь до причала, передадите от меня весточку — и только вас и видели в этой дыре.       — Предполагаю, ты как и я не настроен сегодня спорить. — Наполненные стаканы встретились с глухим стуком в воздухе. — Мне остается лишь надеяться, что к утру ты сам передумаешь.       Регис знал, что его друг всегда стоит на своём до конца и что он ни за что не упустит повода задеть городского проповедника. Сам же он, изредка кивая и отвечая что-то неопределенное чучельнику, заведшему рассказ о городских новостях, мысленно повторял слова: «Черная маслянистая плёнка, не снимается ни бабкиным заговором ни травами». Действительно, в ту ночь он положился на слепую надежду, что так несвойственно ему. Однако, это оправдало себя, и Немайн вышла из транса. Только теперь он не знал, было ли это хорошим знаком. Что-то стояло за её необычным выздоровлением. Недобрая сила, подобно паразиту питающаяся своей носительницей. Ему, неподвластному видениям ясновидцев и сглазу, было очень сложно ощутить, каково это: носить в себе проклятие, меняющее каждую минуту жизни, искажающее мысли, ослабляющее движения. Конечно, он прежде сталкивался с магией и предпочел бы никогда более не повторять таких встреч. Но то было мгновенное действие, горящая сила, приказ, воплощённый в столпе белого пламени. Проклятия же действуют подобно яду, незаметному до тех пор, пока он не овладевает всем телом своего нового носителя, отравляя каждый орган. Всех прочитанных им книг и услышанных историй оказалось недостаточно, чтобы поставить себя на место проклятого. «Я предпринял ещё не всё возможное» — думал он: «Есть ещё они: те, кто может дать подсказку, указать путь».       Бледно-серое небо уже светлело, холодело за окном, звёзды то мигали слабым светом, то исчезали. Рейнар с трудом поднялся из кресла и скрылся в темноте, собравшейся в дальнем углу его кабинета. Предрассветную тишину нарушил сухой раскатистый деревянный грохот. Отталкивая хромой ногой миниатюрную старую кадку, так некстати выкатившуюся из кучи хлама, чучельник вернулся к столу с потрёпанной лютней в руках. Игнорируя удивленный взгляд друга, он задумчиво прошелся пальцами по струнам. Казалось, душераздирающий стон, издаваемый расстроенным инструментом, его полностью устроил и Рейнар улыбнулся. «Друг мой, неужели ты собираешься устроить там, на площади полноценный концерт?» — поинтересовался травник. «Ты умеешь настроить меня на поэтический лад, старая бестия» — ответил Рейнар, направляясь к выходу из комнаты. Регис опомнился и поднялся, желая то ли отблагодарить друга, то ли просто проводить, но тот остановил его жестом. «Не стоит, дружище. Я не прощаюсь, потому что ты рано или поздно вернёшься сюда и расскажешь, чем дело закончилось… А лучше, возвращайся с ней. Она может и чудаковатая и пуганая, как весенний заяц, но раз ты за неё вступился — шанс спастись или выздороветь у неё есть. Не упустите его, вы оба» — с этими словами чучельник нетвёрдо шагнул за порог. Ошарашенный столь внезапным уходом друга, Регис так и стоял ещё пару минут в опустевшей холодной комнате.       Он знал, что в запасе у них ещё час. Помнил, как быстро собиралась Немайн, будто её каждое утро подгонял строгий наставник, стоящий за спиной. Поэтому оттягивал момент, когда придётся разбудить её. Два раза пройдясь вдоль стены с оружием, Регис так и не нашел ничего, достойного его внимания: не отказывая ратному делу в статусе искусства, он всё же оставался холоден к этой части коллекции Рейнара. И только ведьмачий меч не давал ему покоя. Пройдясь пальцами по шершавой рукояти, он не ощутил ни страха, ни горечи. У всякого в этом, всё ещё чуждом ему мире, была своя работа. Вампира никак не трогало то, что чьей-то работой было и остается истребление чудовищ. «Apicem rapax, или, как принято выражаться на всеобщем, «хищник превосходящий» никогда не отличается пугливостью. Это обуславливается тем, что в естественной среде он являет собой вершину пищевой цепи» — читал он когда-то в заметках Гектора Инра. Конечно, спроси кто его мнение на этот счёт, он бы с готовностью дополнил столь сухое описание парой-тройкой абзацев об осознании конечности своего бытия и относительности понятия «смерти» как такового. Однако сейчас эта цитата вспомнилась ему не случайно. Боится тот, кому не чужд страх. А значит, Немайн выделяет ведьмачье оружие среди прочих, как потенциальную опасность. Дальнейшие выводы могли оказаться чрезмерно поспешными, так как Регис ещё не обладал всей нужной ему информацией. Сам не замечая того, травник в очередной раз остановился у ступеней, поднимающихся на второй этаж. «Рано или поздно придётся разбудить» — сам себе сказал вампир и ступил на лестницу.       В этой комнате было намного светлее: тени соседних домов уже не падали на окна на втором этаже. Немайн тяжело дышала, беззвучно шевеля губами и вздрагивая во сне. Травник пожалел, что не поднялся раньше. Нет более отвратительного начала дня, чем беспокойные тяжелые видения под утро. Это он помнил ещё по тем временам, когда мучительно вырывался из сна после затяжных попоек. Вот только её состояние он при всём желании не мог списать на пару глотков мандрагоры, сделанных ей прошлым вечером. Опустившись на край кровати, он бережно убрал волосы, закрывшие половину её лица и прислонил прохладную ладонь ко лбу. «Flam… men. Flammen. loesche*» — неразборчиво шептала девушка. «Это только сон. Сейчас ты не одна. Ничего не бойся» — еле слышно, будто самому себе отвечал Регис, не отстраняя руку. Первый ещё слабый луч солнца осветил лицо Немайн. Дыхание её успокоилось, тело расслабилось.       Она проснулась внезапно и тихо, как в первое утро их знакомства. Открыла глаза, инстинктивно вжалась в подушку, отстраняясь от его ладони и замерла.       — Прости, друг мой. Я предположил, что тебя мучали кошмары и хотел тебя успокоить. По-видимому, я только вызвал излишнюю тревогу. — Травник поднялся с кровати и отошел.       — Мастер? Вы не испугали меня. Я не ожидала, что вы всё ещё здесь.       Приподнявшись, девушка крепко зажмурилась и растёрла виски. Регису не хотелось торопить её, лишать её той малой определенности, которая появилась в её плане ещё вчера, но другого выхода у них не было.       — Нам придётся уйти. — Ему не удалось скрыть собственную досаду, как он не старался.       — Из этого дома? Вам не обязательно уходить, ведь мастер Рейнар — ваш друг. Если это касается меня, то я разберусь с этим одна, — ответила Немайн, пытаясь совладать с непослушными волосами.       — Он действительно мой друг, поэтому и рассказал мне, что мы должны покинуть город. Тебя ищут, Немайн. — Травник не мог не заметить, как руки, собирающие выбившиеся локоны, на миг замерли. — Предвижу твои вопросы и отвечу на них заранее: об этом мне рассказал Рейнар. Мы оба не знаем, кто и зачем разыскивает тебя. Но я знаю, кто ещё в Нильфгаарде сможет помочь нам.       — Мастер, я больше не ваш пациент. Да и всё это уже совсем не походит на вашу работу. Зачем вы делаете это? — Опустив руки, она смотрела прямо ему в глаза. Будь на её месте другой человек — у Региса наготове был бы уже десяток сложных и абсолютно пустых объяснений.       — Верно, в то утро, когда мы покинули мой дом, ты перестала быть моим пациентом. Но ещё до этого мы стали друзьями. А для меня друг — этот тот, с кем я готов разделить долгий путь, предназначенный не мне.       *Flammen. loesche — «Пламя. Потуши» (нильфгаардский устаревший)