Дурак

— Дурак. — Надсадно кашляя, не показывая головы из-под одеяла. — Проваливай. — Нет. Не обращая внимания на ворчание, ставишь на тумбочку пакет и разбираешь его содержимое. Ничего, кроме микстур, порошков и таблеток. Что-то да должно помочь. Солнце медленно, грациозно опускается куда-то за дома. От его прощального света небо делается красным. Красным… как тот платок, который ты подобрал недавно. Красным, как щеки этого невыносимого упрямца на недавнем мероприятии. Он почти ничего не соображал, но все равно притащился. Кто еще здесь дурак? Снова кашляет. Даже не приближаясь ты видишь, как содрогается его тело. Чувствуешь, как в горле начинает першить, хотя с тобой-то все в норме. — Проваливай… — голос звучит слабее, измученнее. — Мне не нужна твоя… Кха-кха… Судорожный вдох, похожий на всхлип. Тонкие пальцы, вцепившиеся в простынь. — Заткнись. — Ловишь на себе удивленный, почти пораженный взгляд. Ничего. Это для его же блага. Ясно, что в таком состоянии глотание таблетки причинит лишнюю боль. Складывая в уме все нецензурные слова, проходишь на кухню. Вытаскиваешь из горы немытой посуды кружку и, ополоснув, засыпаешь в нее порошок. Заливаешь все кипяченой водой. Григорий — не человек. Так тебе сказали в тот раз, когда ты впервые увидел его. Тем дождливым осенним днем он только бегло взглянул на тебя, насмешливо фыркнул и сказал, что не нуждается в чьей-либо помощи. Он освободил тебя от всех обязанностей в первый же день, но ты продолжал исправно приходить на работу и всюду следовал за ним. Все это время Григорий бесился, срывал на тебе злобу, относился как к мебели, а потом вдруг, когда после очередной отповеди ты не убрался восвояси, махнул рукой и буркнул: «Ладно. Оставайся». Стальная зелень глаз, вечная усмешка на губах. Он не упускал возможности напомнить, что способен сам о себе позаботиться. Но… Проводя с ним целые дни, ты не мог не заметить, как ухудшается его состояние. Временами Григорий сгибался пополам в приступах кашля. Временами глотал анальгин. Временами спотыкался на ровном месте. А потом вдруг пропал. Не появился на работе, не отвечал на телефонные звонки. Пришлось надавить на начальство, чтобы узнать его домашний адрес. Ты звонил в дверь долго, очень долго. Когда уже начало казаться, что в квартире никто не живет, засов щелкнул, и дверь открылась. С первого взгляда стало понятно — Григорий болен. Человеческие лекарства ему не помогут. По-настоящему вылечить его сможет только изменение сложившейся в городе ситуации, но ты не мог просто бросить его одного, хоть тебя и пытались выставить вон. Возвращаешься в комнату и, пристроив кружку на тумбочке, решительно подходишь к постели больного и сдергиваешь одеяло. Его тело стало совсем худым, а кожа приобрела желтоватый оттенок. Волосы засалились. Глаза потускнели и запали. Удерживаясь от вздоха, присаживаешься на край кровати. — Холодно… Верни… — не требование. Тихая просьба. Не встречая достойного сопротивления, притягиваешь его ближе, осторожно приподнимая голову и одновременно забирая кружку с тумбочки. — Не поможет. — Григорий на миг становится собой, на миг в тусклых глазах появляется знакомый тебе стальной блеск. Появляется, чтобы тут же исчезнуть. Он уже не пытается сопротивляться. Болезнь сделала его тихим и смирным. Надо бы радоваться, но ты грустишь и тревожишься. — Знаю. — Переводишь взгляд с его лица на беловатого цвета жидкость. — Но тебе станет легче. Пей. Тот, кто гулял под проливным ливнем в расстегнутом пальто, тот, кто смеялся над своей же болью, пьет из твоих рук. Ты чувствуешь жар его тела и все больше злишься от того, что ничего не можешь для него сделать. Только немного облегчить страдания, заставляя принимать человеческие препараты. Когда кружка опустела, ты поставил ее на пол и снова укрыл Григория одеялом. Лучше. Теплее. Он, подчиняясь инстинктам, свернулся клубком. — И что дальше? — тень улыбки скользнула по губам. — Уйдешь с чувством выполненного долга? Пытается шутить. Неловко, неуклюже, но пытается. Улыбаешься в ответ. — Не дождешься. — Легко касаешься его волос. Пожалуйста, потерпи. Это не может длиться вечно. — Кто-то же должен помочь тебе вернуться в нормальное состояние. — Идиот… — шепчет он, снова прячась под одеяло. — Кто я тебе? Неужели у тебя нет других дел?.. Кто? А разве это так важно? Атмосфера квартиры, ее грязь и полумрак, гнетут, но ты не уходишь. Не можешь уйти, до тех пор, пока Григорий не встанет на ноги. До тех пор, пока в его глазах не появится огонь азарта, будешь рядом. — Единственное дело, заслуживающее моего внимания, строит из себя невесть что. Не гони. Теперь все равно не уйду.