camera obscura

В темной комнате кажется, что тени живые, что они щупальцами расползаются отовсюду и проникают прямо в душу. У кого-то эти тени забирают счастливые мысли и спокойно оседают, но там, где нет счастья, теням самое раздолье: они поселяются в душе безумием и создают вечные сомнения. Даже на освещенном солнцем уголке спокойствия кажется, что тень рядом: вон она! Нет, вон она! И там тоже! Брюс Беннер боролся с этой тенью всегда, сколько себя помнил. И даже не в Халке дело: эта борьба началась гораздо раньше, и тогда он был один против целого мира. А после битвы с читаури… Ничего не изменилось. Никому нет дела до внутренних противоречий одного, когда на кону целостность команды. Но если один сомневается — под ударом оказываются все. Александр Дюма это прекрасно продемонстрировал в своей легендарной книге. Страх — враг, и смерть его последствие. А безумие… От него никто не застрахован, оно может подкрасться незаметно, будто лучик солнца через дырочку в камере-обскуре, а потом оставить в разуме картину — иногда мирный пейзаж, а иногда агонию гибели, вражды и страха. Последнее время Брюса начала преследовать привычка разговаривать с самим собой, а иногда ему казалось, что тот, другой парень, ему отвечает. Первые звоночки сумасшествия… Часто он говорил себе: — Я убеждён, что в порядке — конечно, я в порядке. — Нет, ты не в порядке, — насмешливо отвечал голос в голове. И так каждый день с тех самых пор, как было отражено нападение пришельцев. Неужели тьма в нем наконец-то всплыла? Как понять, что это так? Просто увидеть в зеркале.

***

Старый антикварный магазин был пуст. Ни посетителей, ни продавца. А товары — все, даже зеркала, — были покрыты корками льда. Не было видно ничего. Темно — как там, в душе. А тихие разномастные голоса, в которых Брюс приметил знакомые ноты, повторяли: — Закончи зиму, верни лето, перестань оберегать себя… — Но как? Как я могу перестать оберегать себя, если я это делаю, чтобы защитить других? — Ну… — голоса задумались. — Скажем, у Тора есть восхищённые подданные, любящая семья, разве что преданной королевы нет. Найди смысл, ради чего ты будешь жить без оглядки. Например… — собеседники тихо рассмеялись. — Наделать ораву маленьких докторов. Внутри у Брюса все оборвалось. Как, как они могут предлагать такое, если… — Нет. Я… я не могу… И голоса, острые, как шипы роз, высоким контральто заговорили, впиваясь в самое сердце: — Разумеется, ты не можешь. Как смеет зверь, убивающий невинных, продолжить свой род?.. Как ты вообще смеешь жить?.. — Прекратите… Пожалуйста, оставьте меня… — В покое? Разумеется, если ты так хочешь… И лед, который слабо покрывал собой комнату, вдруг начал разрастаться, отражения в зеркалах — смеяться, а потом зеркала разбились на тысячу осколков, как в той самой сказке о Снежной Королеве начали впиваться в глаза и сердце. — Покой, — было слышно, — лучшая вещь, что когда-либо случается с людьми… И наступила тьма.

***

Брюс стоял у открытого окна, вдыхал ледяной воздух и прокручивал в голове недавний сон. Он так похож на предостережение… Зеркала, голоса, лед и тьма… Вот что происходило в его душе. Голоса были правы в одном: ему нужно найти смысл — то, ради чего он будет бороться. — Я должен остаться в живых, — начал проговаривать он про себя, — чтобы исправить то, что я сделал… Спасти мир от себя… И вернуть солнце в свое сердце. Он посмотрел на свое отражение в окне и улыбнулся. Он не может быть монстром и не станет им. Не сейчас…