Зачарованные Острова

— Нам никогда не добраться до Валинора. Голос Идрили, всегда такой чистый и ясный, звучал глухо и обречённо. Руки бессильно висели вдоль тела, тщетно вглядывавшиеся в окружавшую Эаррамэ тьму голубые глаза были полны тоски и безнадёжности, и даже роскошные золотые волосы, чьи красота и сияние некогда поражали всех, казалось, потускнели и приобрели пепельный оттенок. Ныне она ничем не напоминала ни прекрасную принцессу, которую он впервые увидел в тронном зале её отца, ни отважную воительницу, что столь яростно сражалась в день падения Гондолина. Такой, как сейчас — измученной, лишившейся последней надежды, — он не видел её даже тогда, когда им пришлось бежать из разрушенного города. «Дело не только в том, что у нас почти кончились вода и припасы. У неё отнимает силы эта тьма — так же, как и у меня… А я ещё смел полагать, что её дух намного твёрже моего, смел надеяться, что ей удастся устоять перед этим вгрызающимся внутрь ледяным отчаянием! На деле же оказалось наоборот — эльфы острее чувствуют, лучше воспринимают… и не только хорошее». — Где же твои всегдашние сила и стойкость, любимая? — он заставил себя пошутить и улыбнуться, и ласково провёл ладонью по её волосам. — Я не знаю, мэльдо, — прошептала она, взяла его руку и прижалась губами к ладони, заскорузлой от мозолей, оставленных рукоятью меча. — Я не знаю. Прости. — Любовь моя, ну за что ты просишь прощения… — он обнял её, и она буквально упала ему на грудь — настолько лёгкая и хрупкая, что на миг ему стало страшно, как бы её тело не растаяло у него в руках. — Это я виноват, только я… Я почувствовал приближение старости, испугался, что смерть разлучит меня с тобой… возомнил в своей гордыне, что осенён милостью Ульмо, что он поможет нам добраться до Валинора… — Я тоже поверила в это, — тихо проговорила Идриль, спрятав лицо у него на груди. — Я не стала тебя отговаривать… я тоже боялась разлуки, разлуки, что станет вечной… — Итарильдэ, — Туор взял её лицо в ладони, заставил поднять голову, мягко поцеловал в губы. — Итарильдэ, может, тебе лучше прилечь отдохнуть? Эдайн, мой народ, говорят, что сон лечит, и что порой проблемы решаются по пробуждении… Едва ли их проблему — корабль, затерявшийся в непроглядной мгле, — можно решить сном. Но он не знал, как ещё её подбодрить — и как исцелить бесконечную усталость, глядевшую на него из её глаз. — Да, — она заставила себя улыбнуться, но улыбка тут же исчезла с её лица. — Да, ты прав, я лягу. Возможно, атани правы… и к тому моменту, как я проснусь, тьма рассеется… — Так и будет, любимая, — пообещал Туор, приобнимая её за плечи и ведя в каюту. — Так и будет, вот увидишь. Идриль спала. Спала уже много дольше, чем требовалось эльфу или человеку, чтобы избыть какую бы то ни было усталость, — но всякий раз, когда Туор, встревоженный слишком долгим сном жены, пытался её разбудить, она только сонно бормотала, не открывая глаз, что любит его, и засыпала ещё крепче. У него же сна не было ни в одном глазу — что тоже было по меньшей мере странно. Он продолжал вести Эаррамэ сквозь тьму, в ту сторону, где, по его расчётам, находился запад, — но морок не рассеивался. Ничего не менялось: окружающая корабль мгла, палуба, едва освещённая эльфийскими светильниками (даже их сияние не в силах было достаточно далеко разогнать зачарованный мрак), спящая непробудным сном Идриль — и он сам, словно превратившийся в лишённый покоя призрак на палубе блуждающего сквозь вечную тьму призрачного корабля. Внезапно Туора охватил гнев. Бессильный, яростный гнев — гнев на себя, на судьбу… на того, в кого он верил… Когда-то, преклоняясь на берегу перед Морским Королём, как называли Ульмо эдайн, Туор страшился его грозного вида и мощи, которой от него веяло. Теперь же — теперь ему нечего было бояться. Охваченный приливом сил, он, не помня себя, бросился на нос корабля, сжал кулаки и, набрав в лёгкие воздуха, закричал во мрак что было силы. — Ульмо, Владыка Вод! — голос утонул во мгле, поглощавшей, казалось, не только свет, но и звуки. — Не ты ли говорил мне, что я избран? Ужели не дано мне даже отвезти жену в её родные края? Ужели не дано быть с той, которую люблю — и которая любит меня? Не лучше ли тебе было, коли так, избрать более достойного посланца, чтобы он принёс твою волю в Гондолин? Приступ гнева прошёл так же быстро, как и наступил, — и Туор, тяжело дыша, опустился на палубу. Он не только обрёк себя и Идриль даже не на гибель, а на вечное блуждание во тьме, — он ещё и осмелился бросить вызов одному из Валар. Но что это, впереди?.. Показалось ему, или… Мгла рассеивалась — и по курсу корабля брезжили очертания острова. Что ж — это, конечно, не Благословенный Край, но, быть может, там хотя бы можно будет набрать пресной воды и найти какую-то еду. Может, там, на твёрдой земле, не окружённая колдовской тьмой, Идриль очнётся от своего сна. — Спасибо, — одними губами прошептал Туор. На берег он сошёл, неся спящую Идриль на руках. С тихим плеском накатывались на жемчужный песок прозрачно-зелёные волны, украшенные барашками белоснежной пены; шелестели в вышине кроны растущих на острове деревьев. Солнца видно не было — но с неба лился неяркий серебристый свет. Может, это уже Благословенный Край? Но почему тогда Идриль не просыпается? Туор заглянул в лицо жены, собираясь вновь попытаться её разбудить, — как вдруг услышал низкий звучный голос. — Добро пожаловать на этот уединённый остров, путник. Он вскинул голову — и увидел, что к нему приближается возникший словно из ниоткуда (ведь миг назад его на берегу не было?..) высокий крепкий старик с белоснежными волосами и бородой, и удивительно яркими сине-зелёными глазами. — Здравствуй, старче, — поприветствовал его Туор, почтительно наклоняя голову и жалея, что из-за своей драгоценной ноши не может поклониться ниже. — Прости, если мы потревожили тебя, но у нас закончились вода и пища, и… — Вы меня не потревожили, — перебил его старик. — Ступай за мной. Здесь на опушке есть хижина, где вы сможете отдохнуть. В хижине Туор опустил Идриль на указанную стариком постель. Идриль что-то неразборчиво пробормотала, но так и не открыла глаз. — Она не просыпается, — не выдержав, Туор сказал это вслух и взглянул на старика — быть может, тот знает, что можно сделать? — Она уснула из-за этой проклятой тьмы… — Нелегко ныне добраться до Валинора, — старик согласно кивнул, и у Туора мелькнула мысль — уж не пытался ли он сделать то же самое, прежде чем вынужден был остаться доживать дни на этом острове? — И вдвойне нелегко — тому, кто рождён смертным. — Я надеялся, — тихо проговорил Туор. Он по-прежнему не испытывал голода и жажды — лишь начала подкрадываться усталость… уж не сродни ли тому зачарованному сну, которым спит Идриль? — Я надеялся… я почувствовал первое дыхание старости… я так не хотел разлучаться с той, кого люблю… — И не разлучишься, — старик подошёл к кровати, погладил Идриль по расплескавшимся золотым волосам, и Туору показалось, что она задышала ровнее и глубже. — Я бы показал вам дорогу в Благословенный Край прямо сейчас… но не должно нарушать одному то, что постановил весь совет. — Совет?.. — только и смог вымолвить Туор. Старик поднял голову, и его глаза вновь сверкнули невозможно ярким цветом озарённых солнцем морских волн. — Ложись подле своей жены, Туор, сын Хуора, — сказал старик, и Туор даже не осмелился спросить, откуда тот знает его имя. — Ложись и ни о чём не тревожься. Вскоре ты тоже уснёшь. Старость не коснётся тебя на этом острове, который омывают воды, содержащие благодать Амана… и который защищаю я. Вы оба проспите крепким сном до той поры, когда в Валинор приплывёт ваш сын — и рассеется мгла, и вы, очнувшись, сможете проследовать дальше на запад, туда, где тебе будет даровано бессмертие эльдар и возможность разделить вечную жизнь с Идрилью. — Я всё ещё… — Туор помедлил, подбирая слова, — я всё ещё не знаю, достоин ли… Я надеялся, я построил корабль в своей гордыне — но… — Не гордыня вела тебя, а любовь к жене, — резко оборвал старик. — Иначе блуждать бы тебе вечно во мгле, а не сойти на берег моего острова… и не видеться бы нам иначе с тобой ни ныне, ни прежде. Под взглядом утратившего дар речи Туора он шагнул к двери — но на пороге вновь обернулся. — Однажды ты был моим посланником, Туор, сын Хуора. Сегодня ты попросил меня о помощи — и пусть слова твои были исполнены гнева, но твоё отчаяние тронуло меня, и я помог. Не обессудь, что не могу пока сделать большего. Дверь закрылась. Туор бросился к ней, распахнул, собираясь окликнуть… …но за дверью уже не было никого — лишь огромная морская волна, докатившись до порога хижины, лизнула сапоги. — Спасибо, Владыка Вод, — во второй раз за этот день прошептал Туор, и море шумно вздохнуло, словно принимая его благодарность. Туор притворил дверь и вернулся к Идрили. Усталость накатывала всё сильнее, волны шелестели за стенами маленькой хижины — усыпляя, убаюкивая, смывая тревоги… Пока в Валинор не приплывёт их сын… Туор сбросил сапоги, лёг рядом с Идрилью и осторожно обнял её, притягивая ближе. Она вздохнула, и её ресницы дрогнули, на миг приоткрывая затуманенные сном голубые глаза. — Всё хорошо, мэльдо? — сонно пробормотала она. Туор улыбнулся, погладил её по щеке и коснулся губами губ. — Всё хорошо, любимая. Спи. Нам предстоит долгий сон. — Да, — тихо согласилась Идриль и склонила голову ему на плечо. Шелест волн… шелест листвы… Волны… волны… накатывает на зачарованные берега вечный, неумолчный прибой… Туор закрыл глаза — и чары Лориэна, Владыки Сна, окутали его вслед за Идрилью.