Магнолии и маки

По черному фону, как по ночному небу среди звезд, летела жар-птица. Летела и пела на лету: приоткрыт был ее тонкий клюв, голова на длинной шее ликующе запрокинута. Перья в пышном хвосте горели золотом и переливались всеми цветами радуги. Хотелось рукой их коснуться – и страшновато было: а ну как обожжешься. – Нет, уважаемый, этот ковер я продать уже не могу. Его приказано доставить во дворец. Может, вон тот посмотришь? Он, конечно, не такой нарядный, но… Иван с неохотой отвернулся от золотого дива в ту сторону, куда указывал хозяин лавки, и замер, пораженный. На мгновение показалось, что в воздухе запахло свежей известкой и красками. Узор был в три цвета на белом: розовый, лазоревый и темно-синий. Тот самый, навсегда запавший в память: переплетение гибких ветвей и стеблей с зубчатыми коронами лепестков, разом и прихотливое, и простое, будто сами собой выросли. Чистый, четкий, строгий даже орнамент, но нет среди цветов двух одинаковых. И та же радость исходит от них, что и от летящей сказочной птицы. – Нравится? – смуглое лицо хозяина лавки расплылось в белозубой улыбке. – У меня лучшие ковры во всем городе! Это жена моего помощника вышивает. По его рисункам. Да благословит Аллах их обоих! – Вот как… А не бывал ли твой помощник в Берке-Сарае, не видал ли росписей в Белой мечети? – Как не бывать, бывал! – послышался знакомый голос от порога. – Ну, здравствуй, Иван-ага! Надо же, привел Господь еще раз увидеться! Улыбка у Николки была совершенно прежняя, хоть и пряталась теперь в густой рыжей бороде.