When two worlds collide (Когда два мира столкнулись)

С детства я умел убегать от реальности. Я так быстро бежал, что ветер бился у меня в ладонях, а лёгкие горели от нехватки кислорода. Казалось, ещё чуть-чуть — и у меня за спиной вырастут крылья. И я взлечу. На небо. К маме. Но… не получилось. Я упал на землю. Боль напомнила мне, кто я. Снова. Одно колено кровоточило. На поверхность раны при падении налипла грязь, въедаясь внутрь, вызывая болезненное жжение. Сбитая кожа на ладонях тоже неприятно саднила. Прижав колени к груди и обхватив их руками, я сидел на траве, зажмурившись и раскачиваясь вперёд-назад, пытаясь прогнать боль прочь. Я хотел представить себе голубое небо, куда так и не смог взлететь. Но лазурь в моих грёзах сейчас окрасилась в красный цвет, как и моё сбитое колено. Внезапно я ощутил дуновение ветерка на источнике боли. Потом ещё, и ещё. Распахнув глаза, я увидел перед собой маленькую девочку, которая дула мне на рану. В шоколадно-каштановых прядях её волос запутались солнечные зайчики. Не боясь запачкать своё светлое платье, она присела прямо на траву передо мной и, оперевшись маленькими ладошками о землю и наклонив вниз голову, смешно надувала пухлые губы при выходе, стараясь облегчить мои страдания. А потом она подняла на меня свои зелёные глаза. И я навсегда потерялся. Нет, конечно же я остался сидеть там же, на траве напротив неё. Моя душа не покинула моё тело. Но моё желанное небо с этого момента окрасилось в яркий цвет молодой весенней зелени. — Тебе больно? Рану нужно обработать, — у ангела с яркими зелёными глазами был такой нежный голос. Нет, больше мне не было больно. Я не кровоточил ни внутри, ни снаружи. Разве может быть больно, когда ты достиг своего неба? Когда холодная лазурь невозможного полёта и жалящая рубиновая боль бесследно стёрты изумрудной надеждой? Каждый день в жизни я чувствовал себя так, словно парил по своему идеальному небу, когда видел её глаза. Всё остальное было неважно. Я с обожанием принимал любые оттенки: морской волны — для ненависти, изумрудный — для жалости, серо-зелёный — для равнодушия, нефритовый — для печали, салатовый — для признаний в любви другому. Этот другой не стоил и её ногтя. Сейчас он стоял одной ногой в могиле, из которой уже не было выхода, вцепившись мёртвой хваткой мне в руку. Он не собирался шагать в эту могилу один. Ему нужно было пафосно закончить свою дешёвую игру, и он играл из последних сил. Но я ни о чём не жалел, глядя на своего ангела. Кроме одного. Я жалел, что так и не узнал за свою жизнь в какой же оттенок зелёного могли окраситься её глаза, если бы в них светилась любовь ко мне. Я улыбнулся своим мыслям в последний раз. — Пора заканчивать. Я жил в этом мире. Мощная вспышка горячего пламени подхватила меня и, не причинив ни капли боли, вознесла к тем небесам, которых я жаждал. Я наконец узнал этот вожделенный оттенок. Весенний лес после дождя. Клянусь, это был тот же самый оттенок, который имели её глаза в нашу первую встречу. Теперь я свободно парил по своему небу, насыщаясь его волшебным цветом. За спиной я ощущал могучие крылья, а перед собой — бескрайний манящий простор. И я полетел вперёд в поисках своего ангела, чувствуя, как постепенно приближаюсь к ней. С каждым взмахом крыльев надежда крепла в моей груди. Мы встретимся. Мы обязательно встретимся.