Прощание

Каждая жизнь имеет свой конец. В этом мире нет ничего вечного. Даже великие маги умирают — Клоу Рид стал достаточно весомым доказательством. На улице светило солнце. Весна была в разгаре, сакура сыпала цветом, и Керберос искренне считал, что сидеть в такую погоду в четырех стенах — грех и святотатство. Однако Юэ, похоже, его мнение не разделял: насколько было видно из сада, он уже долгое время сидел у окна, рассматривая левую руку. Фыркнув и отмахнувшись от одурманенной солнцем бабочки, Керо направился внутрь. От звуков его шагов Юэ, казалось, даже не шелохнулся. — Иди на улицу, чего внутри прозябать? — Керберос подошел и стал рядом. — Скоро мхом так обрастешь. Юэ никак не отреагировал, и это было странно: обычно после такой заявочки от него можно было услышать что-либо ворчливое и крайне недовольное (и потому весьма забавное). Но на этот раз ответом на шутку было молчание. Керо склонил голову набок. — Что такое, ноготь сломал и теперь страдаешь из-за этого? — спросил он уже ощутимо саркастичнее, однако и на это Юэ не отреагировал. Точнее, отреагировал, но совсем не так, как того ожидал Керо: поднял руку и протянул прямо ему под нос. — Посмотри. Несколько секунд Керберос тупо моргал, не в состоянии понять, что от него хотят. Потом заметил. Пальцы Юэ на кончиках, у самого края ногтей, едва просвечивали. Дальше плоть становилась материальной, но Керо показалось, что полупрозрачная область расширялась. — Юэ! Ты что, опять начал исчезать?! — погода за окном сразу же перестала быть настолько прекрасной. Такое когда-то уже случалось — много-много лет назад. Тогда это было вызвано нехваткой силы у юной Повелительницы, а вот сейчас... — Похоже, — Юэ убрал руку и посмотрел сквозь пальцы на солнце. Последние фаланги точно просвечивали, средние тоже начинали становиться прозрачными. — Надо немедленно сказать Сакуре! — шутливое настроение как рукой сняло. Керо развернулся и быстро пошел по коридору, но его догнал окрик Юэ. — Керберос! — Ну что еще?! — он недовольно обернулся, останавливаясь. — Хвост, — туманно выразился Юэ. — Что?! — Посмотри на свой хвост. — Какого?.. — Керо повернул голову — и замолчал. Кисточка на конце хвоста была почти прозрачной. Дальше по хвосту прозрачность постепенно исчезала. «Однако, — вдруг понял Керберос, — это ненадолго». — Что же это за чертовщина?! — Думаю... — Юэ бросил взгляд на свою руку, затем перевел его на окно. Он не договорил, но Керберос понял. — Значит, мы умираем. — Технически правильнее сказать, исчезаем, — каким-то отрешенным голосом уточнил Юэ. — И ведь действительно, пора бы уже: достаточно на свете нажились. Вечных не бывает, — Керберос медленно сел на пол. Лапы и крылья внезапно налились тяжестью: одно дело осознать, совсем другое — принять. Он помолчал, рассматривая, как сквозь свернутый вокруг лап хвост начинает все больше просматривать узор ковра, затем тихо сказал: — Ей тяжело будет снова терять. Первым был ее отец: сердечный приступ прямо посреди пары, скорая не успела приехать вовремя. На похоронах Сакуру поддерживал Шаоран: сама она стоять не могла. Еще неделю спустя у нее были красные от слез глаза. Второй погибла Томойо — в авиакатастрофе, не дожив всего несколько дней до тридцатилетия. Летела частным самолетом на выставку в Париже, обещала вернуться на день рождения в Японию. В пустую урну вместе с несколькими дорогими вещами положили ту самую резинку, подаренную еще в младшей школе. Третьим умер Тоя, и после этого Юкито попросил, чтобы Юэ навсегда принял свой истинный облик. О смерти школьных подруг Сакура получала известия, но ни на одних похоронах так и не была: потеряв всех родных, она продала дом и уехала из Томоэдо, так туда больше и не вернувшись. С Мидзуки-сэнсей она тоже не попрощалась: Эриол ей позвонил только через неделю. Голос у него был тихим и надтреснутым. А потом умер Шаоран, и небо над Японией рыдало, содрогаясь от невероятной магической силы. После этого Сакура перестала улыбаться на многие годы. Розовые лепестки засыпали скамейку и конверт на ней: от Эриола пришло письмо. Он всегда писал письма — на хорошей, плотной бумаге, старинной чернильной ручкой, — и Сакура любила эту его старомодную черту. Любила его письма — и читать, и просто держать в руках: они напоминали ниточку из далекого прошлого, которая тянулась и тянулась, не давая забыть то, что произошло много десятилетий назад, превратиться ему в далекий сон. Один из лепестков упала прямо на раскрытую ладонь. Сакура осторожно подцепила его пальцами второй руки и попыталась посмотреть сквозь него на солнце. Естественно, оно оказалось слишком большим, и Сакура опустила руку, щурясь от щекотливых лучей. Две ауры она почувствовала задолго до того, как услышала шелест травы. Улыбнулась, повернулась, открывая глаза. — Керберос, Юэ, вы вышли прогуляться? Они не ответили ей на улыбку, и в сердце неприятно кольнуло. А в следующее мгновение она заметила. — Юэ, твоя рука! И твой хвост, Керо! — она вскочила, моментально оказавшись рядом — вокруг взметнулся и опал розовый вихрь лепестков, поднятый резким движением. — Что случилось? — Сакура, мы... — начал было Керберос, но она не слушала. — Почему?! — по телу медленно расползался страх, намертво вцепляясь своими когтями в горло. — Моей магии ведь достаточно! Такого не должно!.. — Видимо, нам пора исчезнуть, — голос Юэ был совсем тихим. Сердце на мгновение замерло, а потом забилось вдвое быстрее. — Нет, — Сакура вскинула взгляд, затем резко обернулась к Керберосу. – Нет! Должен быть способ как-нибудь вас спасти! Надо просто поискать! Я свяжусь с Эриолом и... — В этом мире нет ничего вечного, — в золотистых глазах Керо была такая необычная печальная серьезность. — Ты же знаешь об этом, как никто другой. Наше время тоже когда-то должно было наступить. Колени подкосились, и Сакура медленно осела на землю. — Нет, нет... Не может быть... — она не понимала, что повторяет раз за разом, слова будто зажили собственной жизнью. Ясный день сейчас казался жестокой насмешкой, солнечные лучи бессердечно заливали сад яркими лучами, пронизывая насквозь кончики пальцев, маховые перья на крыльях, кисточку хвоста. Керо ткнулся ей носом под подбородок, словно обычная кошка, и первая слеза скатилась по щеке прямо на его золотистый загривок. Юэ присел рядом, протянул руку и, как когда-то очень-очень давно, кажется, вечность назад, осторожно вытер со щеки вторую. Горло сдавило судорогой. — Я не хочу терять еще и вас! — Сакура бросилась вперед, зарываясь пальцами в густую шерсть, пряча лицо в складках тонкой белой ткани. — Я не смогу!.. Они обнимали ее — все так же молча, — и она чувствовала, как медленно тает под пальцами пушистый загривок, и как холодеют и становятся бесплотными тонкие бледные руки. А солнце продолжало равнодушно заливать землю вокруг своими лучами. * * * Первым, что они помнили, была теплая пульсирующая темнота. Бесконечная, безграничная, она, казалось, мягко окутывала со всех сторон — пряча, защищая, уберегая. От чего? Они не знали, но ощущение пронизывало сознание и казалось чем-то безусловным. Затем появился свет. Медленно, очень осторожно, он загорался и становился все шире, пока не заполнил все вокруг. Начали проступать какие-то очертания, звуки, запахи. Мир словно неспешно проявлялся, готовясь принять их в себя. Они чувствовали друг друга, почти видели, как пульсирует у другого то, что можно было бы назвать сердцем. Потом они открыли глаза. Женщина, которая стояла перед ними, казалось, сияла. Нет, от нее не расходились лучи света, но что-то в ней было такое, что даже в полумраке комнаты она выделялась. А еще у нее была печальная улыбка и — невероятно добрые глаза. Вокруг медленно опускались и гасли мягкие нити двух гигантских коконов, освещая сплетения причудливых узоров на полу. От стен накатил и схлынул какой-то отклик — словно полсотни небольших сущностей, наполненных магией, на мгновение дохнули теплом. Женщина с печальной улыбкой и добрыми глазами протянула вперед руки, магический круг с звездой в центре вспыхнул под ее ногами. «Наша Повелительница», — безмолвно прозвучало в сердцах.