Исчезнуть

В конце концов, он решает для себя, что все не так уж и плохо. После всего, что случилось за последние несколько лет, оказаться двухтысячелетним сайлоном?.. Почему бы и нет? Куда забавнее, что по какой-то извращенной логике под определенным углом он отец Бумер. Его так злило ее предательство, а получается, что он сам ее такой и создал. Без Гэлена Шэрон бы не существовало, и ничего не случилось бы. Возможно, не было бы второй войны, возможно, если бы они не вмешались, все закончилось бы на первой, возможно, так было бы лучше. Хотя, если учесть опыт Земли, исход был бы тем же с одной лишь разницей — у людей нет корабля воскрешения. Гэлен смотрит на свою некогда родину, но не помнит ничего да и не уверен, что хочет вспоминать. Где-то здесь он стал пылью, осколком на мостовой, который никогда бы не заметил. Мертвец, разлетевшийся на атомы от ядерного взрыва, но по-прежнему живой. Он усмехается. Гэлен думал, что почувствует хоть что-то, глядя на руины, бродя по песку, пусть и вперемешку с костями, но нет, внутри него пустота. Пожалуй, впервые он впрямь ощущает себя машиной. Гэлену больше нет места. Он уже не свой на «Галактике», но и никто на Земле. Да, последние пять — едва ли не самая популярная сплетня сейчас, среди сайлонов и вовсе почти легенда, вот только Гэлен так и не осознает, что он один из этих самых пяти. Он не может стать другим просто потому, что теперь знает — он сайлон. Знание мало что меняет, особенно, если в воспоминаниях ни проблеска. Это всего лишь слова, которые крутятся в голове. Изредка он думает, чем же все-таки были его сомнения в своей сущности: паранойей или догадкой? Гэлен закрывает глаза и прислушивается к себе, пытается вызвать хоть какие-то образы, и как всегда не приходит ничего, кроме разочарования. — Идиот, — шипит он сквозь зубы. — Какой же идиот, — зачерпывает ногой песок и едва не спотыкается. Гэлен ежится и кутается плотнее в куртку. Чертов ветер продувает насквозь. И какой толк в том, чтобы быть машиной, если все равно холодно? Все-таки было плохой идеей спуститься на Землю. Чего только ожидал? Не руин точно, хмыкает он про себя. У него могли быть уже прапраправнуки... Кажется, в груди и впрямь что-то екает. По ощущениям это примерно как скучать по придуманному. Он тяжело вздыхает и подходит к развалинам стены. Вероятно, когда-то она была высокой и крепкой. Гэлен вглядывается в уцелевший камень, замечает отпечаток, напоминающий фигуру, словно... Он дотрагивается до нее кончиками пальцев и его прошибает холодный пот. Гэлен уходит пораньше, чтобы выбрать цветы и собраться с мыслями. Они почти закончили исследования, время пришло. Гэлен и так непозволительно долго оттягивал. Тори не отвертеться, думает он и улыбается, принюхиваясь к очередному цветку. Сегодня все должно быть иначе. Он покупает фрукты, потому что она их любит. Хочет сделать приятное, как бы сам к ним ни относился. Это будет правильно, даже если она скажет, что не нужно было, он знает — в глубине души будет рада. Отношения — тяжелая работа, прежде всего, над собой. Тори принимает его таким, какой он есть, но хочет от него немного другого. Гэлен же хочет, чтобы у них было так же, как у Эллен с Солом, — полное взаимопонимание и доверие. Они дополняют друг друга, всегда поддерживают, не бросают. У них с Тори иначе, но Гэлен постарается, сделает несколько шагов вперед, чтобы было не больно откатиться назад, чтобы знать: он делает все возможное. Грохот и вспышка вдалеке отвлекают от собственных мыслей. Он уже представляет нежную улыбку Тори и радостное «Согласна», чувствует ее умиротворение. Они так долго шли к самому главному, что останавливаться он не собирается. Гэлен поднимает голову и смотрит на горизонт. Что опять происходит в этом огромном городе? Утечка газа? Авария на заводе? Он ощущает вибрацию, встряхивающую почву под ногами. Землетрясение? Нет, Гэлену ничто не сможет помешать. Наконец он сделает предложение. Он слишком долго боялся отказа, чтобы отступить в последний момент. Никто не в силах... Яркий оранжевый свет с переливами на мгновение ослепляет, он уже открывает рот, чтобы возмутиться, какого дьявола творится, как чувствует несущуюся на него волну жара. Прикрывает лицо рукой, чтобы разглядеть источник шума. Накатывает боль, он ощущает спиной каменную кладку стены, стискивает зубы, чтобы не кричать, и отказывается верить, что все кончено. Отдаленной частью сознания понимает: центурионам все-таки удалось, он живет последние секунды. Эллен права, мелькает предательская мысль, но и они успели. Корабль уже готов, они перезагрузятся, и тогда он задаст Тори самый главный вопрос, иначе ведь все не имеет смысла, его жизнь ничего не значит. Любовь переживет смерть. Гэлен падает в чертов песок, вероятно, лежит сейчас на своих же костях. Он растревожил собственный прах, хотя ветер наверняка разнес его по всему континенту за две тысячи лет. Здесь он умер, так и не успев признаться Тори, что готов состариться с ней, держа за руку и играя с внуками. Здесь он жил, думая, что у него есть все время в мире. Гэлен ошибался. Чувства превратились в ничто так же, как и он. Их нет и не будет. Тогда Тори была его жизнью, сейчас она для него чужая. У Сола с Эллен любовь сохранилась, Сэм снова обрел Кару, так почему у него не так? Что Гэлен сделал неправильно? Почему из последней пятерки только он одинок и несчастен? Он ведь пошел до конца, просто немного опоздал. Откуда ему было знать, что центурионы подорвут планету именно в тот день? Откуда?.. — Я помню, — Тори появляется неожиданно. Он вздрагивает от ее голоса, который отдает лишь горечью и разочарованием. Гэлен чувствует обиду за несостоявшееся будущее. Ощущение, будто его предали: между ними нет ничего общего, и они оба в этом не виноваты. А кто тогда? Судьба? Провидение? Долбаные тостеры? Гэлен усмехается, он ведь и сам тостер. — Мы были счастливы, — ее слова режут по больному. — Очень давно, — откликается он, — но не узнали друг друга в Колониях. Мы даже не бывшие, а случайные люди, едва ли перекинувшиеся парой-тройкой слов. Какой теперь смысл в воспоминаниях? Наши отношения такие же мертвые, как и эта Земля. Тори вздыхает и молчит. Ей нечего возразить. Такова реальность, с фактами не поспоришь. — Я хотела выйти за тебя замуж, — роняет она в пустоту. — Моя последняя мысль перед взрывом. — Я хотел сделать предложение, — признается он. — На этом самом месте покупал твои любимые фрукты и выбирал цветы, — он отводит взгляд. Гэлену тяжело смотреть на нее и думать, какой была бы его жизнь, если бы все сложилось иначе. Может быть, они недостаточно любили, раз оказались настолько далекими друг от друга и не смогли обрести чувства вновь? У него ведь даже не шелохнулось ничего, когда он ее видел. У него и сейчас ничего не екает, только глухая тоска и досада. Тори – лишь напоминание о потерянном счастье, но возвращать нечего. Он любил совсем другую женщину. — А где умерла ты? — спрашивает он то ли из вежливости, то ли из желания заполнить неловкую паузу, то ли от необходимости заглушить неугодные мысли. — В лаборатории, — неуверенно отвечает она. — Кажется, результаты последних тестов записывала перед тем, как пойти домой. Она была недалеко отсюда. Гэлен кивает. Это он теперь тоже помнит. А больше говорить не о чем. Совместное прошлое не изменит ни настоящего, ни будущего. Да он и не хочет. Слишком многое пережито, он уже совсем другой, как и Тори. Их любовь оказалась не вечной, хоть они и встретились на той стороне. — Вы видели Кару? — подбегает к ним Сэм. — Я должен ее найти. Гэлен качает головой. Счастливчик, думает он. Сэму есть, за кого держаться. А чем Гэлен хуже? Предательская мысль закрадывается в душу и пожирает его изнутри. Он ведь тоже заслужил частичку счастья, так почему получает только боль? Почему именно он? Единственный, кто у него есть, — он сам, и это вызывает приступ тошноты. Не такого будущего он хотел, не ради него сутками работал над чертовым воскрешением, не за этим летел в Колонии, не ради такого умирал. Получается, что он прожил жизнь впустую. — Мы можем попробовать... — едва слышно тянет Тори, и ему хочется ее придушить. Она ведь и сама не верит в то, что говорит. — Что? — перебивает ее он. — Сделать вид, будто после Земли ничего не было? Представить, словно войны не было и флота тоже? Мы не помнили, что двухтысячелетние сайлоны, но это ничего не меняет. И если ты думаешь иначе, то обманываешь себя. — Гэлен... — Мне больше нечего сказать, — резко обрывает он Тори. — Хочу побыть один, — добавляет с нажимом. Тори кутается в куртку, опускает голову и уходит. Он смотрит на ее ссутуленную спину, и ему совсем не жаль. Глупо надеяться, будто общие воспоминания что-то изменят. Теперь они о них знают, но по-прежнему не чувствуют. Гэлен не пережил их, не пропустил через душу. Шэрон он любил, Келли любил, а Тори — тень женщины, на которой он хотел жениться в прошлой жизни, и только. Он опирается спиной о стену и смотрит на серое небо, нависшее над ним. Плевать, что найдут в руинах этой планеты, он уже узнал куда больше, чем хотел бы. Ответы на вопросы не всегда приносят облегчение. Некоторых вещей лучше не знать никогда. В который раз за последнее время Гэлен теряет опору. Он, словно слепец, цепляется за первый попавшийся камень, лишь бы не споткнуться, но все никак не возьмется за устойчивый и падает. Сколько еще шишек ему придется набить, чтобы не блуждать в кромешной тьме? Сколько еще боли испытать? Сколько еще потерять, чтобы наконец обрести покой? Он почти слышит свой шепот двухтысячелетней давности: «Встретимся на той стороне». — Не встретимся, — одними губами себе же отвечает Гэлен. — Больше нет. Все, чего он хочет, — это покоя. Закончить свои дела и исчезнуть, чтобы ни один человек или сайлон не смог найти. Если вселенная не дает ему еще одного шанса, он не будет упрашивать. Хватит с него разочарований и смертей. Видимо, не всем дано любить несмотря ни на что и вопреки всему. Гэлен всегда больше верил разуму, чем чувствам. Возможно, в этом и кроется ответ на главный вопрос, но он не будет в нем ковыряться. В этом нет никакого смысла, свой выбор Гэлен уже сделал.