Лицо в зелени

Мансарда всегда была вотчиной Джеффри, ею и осталась. С того самого дня, как он собрал вещи и без лишних объяснений хлопнул дверью их домика в Кумб-Треси, Лора больше никогда туда не поднималась. Вовсе не потому, что ключ он увёз с собой — ну что такое ключ, если деревенский слесарь в два счёта сделает новый, стоит только захотеть? Но Лора именно не хотела. Она и так знала, что увидит там: сваленные у стены подрамники, разбросанные по полу кисти, тюбики с красками, огрызки сигар, скомканные клочья эскизов. Толстый слой пыли на всех поверхностях. И неистребимый запах скипидара, бренди и табака. Запах человека, которого она когда-то любила. Запах, снова и снова наполнявший её сердце стыдом, досадой — и болью. Боль, правда, притупилась, когда в её жизнь понемногу вошёл Джек Стэплтон. Он курил совсем другие сигары, и пахло от него кофе, эфиром и горькими болотными травами. Он, впрочем, тоже не делал священной коровы из всевозможных приличий: мог, например, заляпать коврик в холле свежей торфяной грязью, завернув к Лоре прямо из потаённого уголка Гримпенской трясины, или забраться среди ночи в окно, бросив ей весело и небрежно: «Без паники, свои!» А ещё Джек никогда не упоминал имени Джеффри Лайонса. И тем неожиданнее была просьба, с которой он обратился к ней однажды утром. Они только что выпили кофе, и Лора убирала со стола — не спеша, оттягивая момент прощания. Хотя внутренний голос подсказывал, что надо всё-таки… не честь знать, какая уж тут честь, но, по крайней мере, иметь совесть. Для всех Джек отправился в Эксмур за книгами, а ревнивую Бэрил по секрету предупредил, что собирается ограбить банк в одном из западных графств. Однако даже грабителю приходит время возвращаться домой. Джек выглянул из недр глубокого плюшевого кресла, ядовито-зелёного и невероятно мягкого («Век бы из этой трясины не выбираться!» — шутил он в своей неподражаемой манере), и поинтересовался: — А у тебя не осталось красок? — Красок? У меня? — Лора растерянно уставилась на него; лишь через минуту до неё дошло, почему он рассчитывает на утвердительный ответ. Джек виновато покачал головой: — Извини, не хотел напоминать про этого… троглодита. Просто мне нужны краски, и лучше всего светящиеся. — Нет, светящихся нет. — У Лоры перед глазами вдруг отчётливо встал обшарпанный жёлтый ящик, с которым Джеффри ходил на пленэр. Нередко, подхватывая её на руки и кружа по той самой мансарде, муж опрокидывал его на пол, и из-под крышки сыпались разноцветные тюбики — жёлтые, синие, зелёные… Иногда он хватал оранжевый и прямо поверх неоконченного эскиза рисовал её профиль в короне рыжих кос. Может, ещё и сохранился на каком-нибудь холсте… А она-то, дурёха, смотрела ему в рот и таяла от восхищения. Зачем Джек вообще начал этот разговор? — Зря я вообще начал этот разговор, — Стэплтон почти слово в слово повторил её мысли. — В конце концов, у меня не горит. Нет уж, хватит, вдруг осознала Лора. Прятать под замок сердечную рану ничуть не лучше, чем растравлять её. Тень Джеффри Лайонса и так маячила где-то на горизонте — вот пусть там и остаётся, а под этой крышей ему больше места не будет. — Пошли, посмотрим наверху, — решительно сказала она, оставив на столе поднос с кофейной посудой. — Только у меня нет ключа. Джек небрежно пожал плечами: — Вот уж сущие пустяки. Он не преувеличивал: достаточно было лишь поковыряться в замке одним из лезвий его походного ножа. Лязгнули петли, давно не знавшие масла. Сквозь рассохшиеся ставни на грязный пол узкой полосой падал свет. В мансарде пахло точь-в-точь как и подозревала Лора: табаком, бренди и скипидаром, — но едва ощутимо, на том уровне, когда запах воспринимается не обонянием, а памятью, потому что «так должно быть». Ей почему-то представилось крыло бабочки из старой коллекции, готовое рассыпаться в прах от малейшего движения воздуха. Интересно, спросила она себя, а может ли рассыпаться запах? Джек деловито обшаривал тот самый ящик с красками, валявшийся под столом и покрытый пушистой бурой пылью, перебирал тюбики и баночки, отбрасывая пересохшие. Лора приоткрыла ставни, прошла вдоль стен, с некоторым беспокойством высматривая в полумраке знакомые холсты. Ей почему-то не хотелось, чтобы Джек первым нашёл её профиль. Поэтому стук, донёсшийся из-за её спины, заставил её обернуться. Стэплтон подобрал с пола небольшой этюд и, держа свою находку на вытянутых руках, принялся сдувать с неё пыль. На первый взгляд — сплошная мешанина из изумрудных, тёмно-хвойных и яблочно-зелёных мазков, однако стоило посмотреть на него издали — и перед глазами явственно вставали заросли травы, перистые листья папоротников, тени от раскидистых ветвей, покачивающихся в высоте где-то за границами холста. — Невероятно, — пробормотал Стэплтон, с некоторым усилием оторвавшись от рисунка. — Этот фрукт точно никогда не бывал в Центральной Америке? — А почему ты спрашиваешь? — Лора неожиданно поймала себя на мысли, что в самом деле не знает почти ничего о прошлом Джеффри. Да и о Джеке тоже, хотя последнее её почему-то нисколько не волновало. — Да так, вспомнилось… Мне тогда было, наверное, лет семнадцать — ну, можешь себе представить, впечатлительный юнец, начитавшийся Майн Рида и иже с ним, — а кругом джунгли! И бабочки с ладонь! Одним словом, как-то раз я ловил насекомых в лесу, забрёл довольно далеко от нашей асьенды и, понятное дело, заблудился. Но, знаешь, я даже не слишком испугался, — Джек пристроил свою находку на ободранный мольберт. — Для меня это было просто ещё одно приключение, только и всего. Тем более что неприятности, которыми оно запросто могло окончиться, я представлял себе, скажем так, весьма приблизительно… Лора снова взглянула на этюд. Удивительно, но она почему-то упорно не видела Джека среди этого буйства зелени. Вот на фоне высокого девонширского неба и рыжего мха — сколько угодно. — К счастью, мне хватило ума хотя бы не бегать кругами по джунглям, — продолжал Стэплтон. — Я сел отдохнуть под дерево — стыдно вспомнить, даже не догадался сперва проверить, нет ли поблизости змей! — и прямо передо мной оказались точно такие же заросли, как на рисунке. Я всё всматривался и всматривался, буквально глаз не мог оторвать, а почему — непонятно. Как будто вот это зелёное марево между ветвями меня затягивало. Лора машинально поднесла руку к глазам. Ей показалось, или контуры кустов и папоротников на холсте вправду начали расплываться? — И в какой-то момент я отчётливо увидел среди зарослей глаза. Не человеческие — вернее даже сказать, нечеловеческие. До сих пор помню, как меня вдруг словно пригвоздило к земле и по спине пробежал холодок. При этом глаза — если можно так выразиться — смотрели не на меня, а прямо сквозь меня. А постепенно вокруг них сложилось лицо. Тоже нечеловеческое и очень злое. И вот тут… наверное, мне сделалось до того страшно, что я больше не смог сидеть и смотреть. Вскочил на ноги и на секунду потерял его из виду. А когда снова глянул в ту сторону… Лора охнула и невольно отстранилась от мольберта. — Там больше ничего не было, — закончил Джек и рассмеялся. — Никакого лица. — Но ты всё-таки что-то видел? — Лора, пересилив дрожь, наклонилась к самому холсту и попыталась всмотреться в него, однако рисунок снова распался на множество зелёных мазков. — Бесполезно, — возразил Стэплтон. — У меня тоже не получалось, хотя я пробовал не раз и не два. Когда я пытаюсь представить себе по отдельности глаза, или нос, или оскал — ничего не выходит. — Может, ты и запомнил не лицо, а страх, который пережил? — Наверное, так и есть. Пожалуй, спрячу-ка я подальше этот шедевр, а то тебя кошмары замучают. Конечно, после ухода Джека Лора долго вертела в руках странный этюд, пытаясь увидеть всё то, что — умом она и сама понимала — навеяло ему много лет назад разморённое тропическим зноем воображение. А оставив бесполезные попытки, долго, до глубокой ночи, гадала, как же вышло, что нарисованный Джеффри пейзаж настолько похож на зрелище, так прочно отложившееся в памяти Джека. И нет ли тут знака судьбы — а если не судьба, тогда что же?.. Стэплтон явился через два дня, непривычно возбуждённый и при этом неразговорчивый. Он походя скользнул губами по её щеке и, стягивая пальто, скорее потребовал, чем спросил, не оставит ли она его одного в мансарде на пару часов. Лора без лишних слов согласилась, благо дверь так и стояла незапертой, и ушла допечатывать ходатайство общинного совета деревушки Фернворси о пересмотре прошлогоднего судебного решения по иску Френкленда. Джек не спустился вниз и через три часа, и Лора, движимая вполне понятным любопытством, поднялась к нему сама. Ещё на лестнице её встретил знакомый запах разведённой краски, и ей снова вспомнилось, как Джеффри кружил её по мансарде, разбрасывая тюбики. Джек сидел на табурете, вытирая руки, а на мольберте сушился старый эскиз в зелёных тонах. Вот только теперь… Теперь Лору по-настоящему передёрнуло. Казалось, художник добавил к рисунку всего несколько линий — но листья и ветви сами собой сложились в очертания морды крупного остроухого зверя. Белые блики на папоротниках предстали обнажёнными в знак угрозы клыками, а две жёлтых точки в зелени обернулись парой злобных глаз. Не вполне собачьих, но уж точно не человеческих. — Значит, это была собака? И ты вспомнил?.. — Не совсем, дорогая, — Джек улыбался довольно, как грабитель возле вскрытого сейфа. — Я кое-что нашёл.