Где твоя Dolce Vita, в почете скорости метеорита...

      Всю следующую неделю Мирон Янович приходил к Саше ровно в 15:30. Медсестры шутили, что по нему можно было сравнивать часы. По сути, Мирон и сам не понимал, почему он выбрал именно это время… Правильнее сказать, что он не осознавал того, почему он приходит к Саше ровно в половину четвертого, а ответ был. И ответ был довольно прост: Александра, в силу своего заболевания была весьма склонна к влиянию, как погодных условий, так и времени суток. Другими словами, самый благоприятный настрой у нее был именно в 15:30. Окси это чувствовал, но не понимал до конца. Кажется, у нас это называется чутьем, верно?       «Дожила… Ко мне приходит постоянно тот, кого меньше всего хочу видеть… Почему он постоянно приходит таким счастливым? Вечно со своей раздражающей улыбкой. Нечему тут улыбаться!»       Саша была раздражена от понимания своей неполноценности в эмоциональном плане. Ведь, врачи обещали уже скоро снять гипс, и назначить ЛФК, дабы разработать застоявшиеся суставы. Но если сломанные конечности и ушибленные мягкие ткани тела девушки заживали довольно быстро, то вот рассудок, по-прежнему, граничил с помешательством. Думаю, не нужно объяснять, что такое состояние довольно тяжело переживать в одиночку, от чего девушку стал посещать психолог, дабы избавить ее хотя бы от части страданий.       «Уже неделю постоянно вижу наигранный оскал мозгоправа, которая вечно твердит, что терапия даст результаты, нужно только время и терпение… А терпения уже нет, как и надежды! Могу только ненавидеть… Что могло быть хуже… Ах да, верно… Хуже только то, что я не помню, что я хотела сделать в Питере, но так и не успела… Что же это было… И память тоже стерта… блестяще!»       Брюнетка сидела на кровати, наблюдая за воронами в окно. Ведь, кроме веток в него было ничего не разглядеть. Главный врач на одном из осмотров велел приготовить новенькое инвалидное кресло, чтобы девушку можно было транспортировать на процедуры в другую часть больницы. Синеглазую это страшно раздражало, ведь мало того, что она не могла самостоятельно дышать без катетеров, так еще и на инвалидное кресло усадили. Поэтому девушка пресекала все попытки медсестер уговорить ее «выехать на прогулку» хотя бы в общий зал.       По сути, вся бытность Саши заключалась в том, чтобы встать с утра в прескверном настроении, получить дозу разных процедур, после этого с силой проглотить хотя бы половину принесенного завтрака, и далее ожидать прихода брата с семьей либо Мирона. Переносила она их всех одинаково плохо, и, пожалуй, единственным более-менее близким другом ей стал плюшевый заяц Зяблик, так заботливо подаренный тем, кого девушка хотела придушить, да только возможности не было. Остальное время ожидания между каждодневными событиями скрашивало рисование, любование воронами и самокопание, доводящее до фантомных болей, от чего каждый раз ей ставили порцию обезболивающего.       — Привет принцесса! Как твоя жизнь? Новые вороны появились? — Мирон пришел точно в срок, как и всегда.       — Если ты еще не выписался или не сдох, значит, мои дела, все еще одинаково херовые. — без интереса отвечала Саша. По сути, она всегда так отвечала, поэтому Мирон привык к такому положению дел, и даже не обижался.       — Ну, вижу, что язвить ты по прежнему не разучилась, а значит, дело к лучшему! Но ты не дождешься моей смерти! Я тут сегодня видел, как одного деда в дурку увезли, он пел «Расплескалась синева» прямо во время того, как его везли в психиатрию, да еще и костылем как веслом размахивал, весело у них там, да?       — Ты же знаешь, что мне абсолютно плевать… А по поводу твоей смерти… Всегда найдется лопата, чтобы закопать любого, и я дождусь этого светлого дня. — Все так же, не поворачиваясь к собеседнику отвечала девушка, наблюдая за птицами на ветках.       — Хммм, а что там новенького тебе принесли из журналов? Ммм? — Окси неосторожно потянул стопку журналов с тумбочки, от чего хрупкая конструкция разрушилась, и все упало на пол с громким хлопком и шелестом глянцевых листов.       Не успела девушка что-то сказать, как мужчина приметил одну любопытную вещицу, за которой он охотился уже давно, но все не было возможности ее заполучить.       — А это у нас что? Твой альбом? Ты ведь рисуешь, я гляну, да?       — Нет, это мое, не трогай! — но девушку бесцеремонно проигнорировали, начиная листать книжку с карандашными набросками.       -Воу, здорово! — Мир начал рассматривать рисунки от начала альбома, в углу каждого из них стояла подпись и дата.       Первым рисунком от 12.01.18гг. был тигр в карандашном исполнении. Четко выведенные линии и плавная растушевка — говорили о том, что автор данного рисунка, явно знает, с какой стороны держать карандаш. Далее рисунки были не менее интересными и местами даже невероятными, мужчина отметил, что у девушки явно был талант. Но вот взгляд упал на страницу с рисунком от 05.03.18гг. Как раз, день, когда ее перевели в это отделение. На листе была изображена девушка, явно молодая, в пижаме или домашней одежде… Но было одно «но». Она была повешена. Просто так, без всяких прикрас, висела посреди нарисованного интерьера. Мирон явно был напряжен данной ситуацией. Но, далее было только хуже. Все рисунки были на тему самоубийства, смерти и всего, что с этим может быть связано. Больше всего пугала четкость прорисовки. И рэпер не выдержал подобной неожиданности.       — Это еще что, Саша? — металлическим жестким тоном спросил он.       -Мой скетч бук, который ты так по-хамски взял.       — Я спрашиваю, почему ты такое рисуешь? Ты совсем что ли? Не видишь границ? — Мирон явно закипал не на шутку.       — Что тебя смущает, понять не могу? — девушка и сама не заметила, как стала реагировать на Окси, явно не понимая, бояться ей или ненавидеть.       — Это. Суицидальные. Картинки. — Парень чеканил каждое слово, явно давя на свою «жертву», — И ты такое рисуешь? Тебе что, жить не хочется? Зачем такое рисовать вообще, я не понимаю?!       Он явно срывался на крик, даже не замечая этого, и уж тем более не понимая, почему он вообще срывается на нее.       — Хочется ли мне жить…? — Саша поникла при этих словах, ведь она прекрасно понимала, почему рисует это, и почему не хочет прекратить, — Мирон… Знаешь, эти недели были явной пыткой для меня. Страшные боли, вечные процедуры, головокружения и тошнота от них… И невозможность ощущать что-либо, кроме душевных мук и ненависти… Скажи, как мне с этим жить?       Голос девушки был настолько жалобным и тихим, что мужчина осел. Вся его злоба в мгновение улетучилась. Смысл того, почему он к ней ходит уже больше недели, наконец-то был найден. Он для себя все понял… Понял, почему он не прошел мимо, понял почему он испытывает вину. Осознание.       — Нельзя же так, малышка! О чем ты говоришь? Все пройдет, я тебе помогу, вот увидишь! Слышишь меня? Только руки не опускай! Не сможем вернуть старые эмоции, значит, создадим новые! Придумаем их! Слышишь солнце? Гипс снимут, будем гулять с тобой, я тебе покажу все места в Питере, которых так просто не найти, только нужно потерпеть, понимаешь, принцесса? — Голос мужчины дрожал, руки вцепились в тонкие бледные запястья девушки. Глазами он старался найти хоть какой-то отклик в ее глазах.       — Я… я… — Саша не могла подобрать верных слов, руки тряслись, гул в голове нарастал, — Если бы все было так просто… У меня осложнения! Ты не думал, почему меня не переводят в обычную палату?! Почему я не могу провести и дня без этих трубок в носу?! Что-то с сердечно-легочной системой… Я больше часа не дышу без их помощи… Я не жилец.       Слова брюнетки ударили как гром среди ясного неба. Глаза мужчины расширились, но сил на слова не хватало.       — Мирон Янович, Сашу пора везти на процедуры, завтра увидитесь, а пока пройдемте… Вас сегодня оформляют на выписку, поздравляю. — Медсестра Ксения добила ситуацию, но ее тон не принимал возражений и каких-либо отсрочек.       Мирону не оставалось ничего, кроме как покинуть палату.