Весенний первый гром

К утру всё было кончено. В сердце провинции Людь — маленьком городке рядом с журавлиным озером — всегда жило немного навов. Предпочитая большие города и быстрое течение жизни, тёмные не прельщались диковатой сельской романтикой, за редким исключением. Но теперь всё изменилось: этой ночью люды избрали себе иную судьбу, и если кто из местных навов и остался в живых, то вовсе не потому, что их отпустили. Совсем не потому... Обо всём этом Архим Томба успел передумать по дороге к площади. Почтенный купец, член Торговой Гильдии, он многое повидал за свою жизнь и никогда не считал себя нежным лютиком, но отрезанная голова в сточной канаве, заваленная мусором и ореховыми скорлупками, всё ещё стояла у него перед глазами. Нав был незнакомым, но от этого становилось не легче. И даже будь тёмный в чём-то виноват, что сделал и кому помешал мастер Эйга, под чьими руками любая деревяшка превращалась в тончайшее кружево? Эвенга, что год назад приехал из столицы рисовать местную природу? Кузнец Тирга и учёный Тэмга? Перебирая в памяти имена, Архим всё никак не мог поверить, что делает это наяву. Что все эти зарезанные, обезглавленные, сгоревшие в своих домах мирные городские обыватели — реальность. И погибли они лишь за то, что родились навами.  Пошатываясь, Архим шёл по деревянной мостовой, усыпанной теми же скорлупками, а за ним, перед ним и с боков шли люды. Все, сколько их тут ни есть. Высокий дружинник нёс на плечах маленькую дочь. Совсем пожилая люда опиралась на плечо сына. Стайка молоденьких фей закупилась леденцами и щебетала, не умолкая. Герои ночного побоища красовались перед ними, поигрывая мускулами и рассказывая о недавних подвигах. Они совершили преступление и обрекли себя на гибель, но чувствовали себя победителями. Они хотели послушать свою королеву. И та не заставила себя ждать. Обычно в таких случаях её Величество выходила на широкий резной балкон, нависающий над площадью, но сегодня Миролюбе этого показалось мало. Юная королева стояла прямо на крыше, одетая так, будто собралась на битву. Бароны и жрицы заняли балкон. Все, кроме Святослава и фаты Светломиры, что вместе с воеводой Дочерей Журавля встали на ступенях высокого крыльца. Ступени эти сбегали прямо к наскоро возведённому помосту, где к столбам были привязаны двое навов, в которых Архим узнал сборщиков податей. Беспроигрышный вариант. Но для чего? Для самоубийства? Взгляд скользнул по притихшей толпе и остановился на Светломире. Архим бывал здесь наездами, но знал, что карьера фаты была столь же стремительной, сколь и внезапной. При всём при том, что никто и ничего не мог сказать о ней наверняка. Одни говорили, будто она из Старой Пущи, другие — что из Ромашковой Долины. С возрастом и вовсе беда: то ей далеко за сотню, то нет и пятидесяти. Сама же она расспросов не любила, а те, кто их любил, быстро понимали, что пора заканчивать. Иногда — посмертно. Та же участь постигала и всех тех, кто считал Миролюбу слишком молодой и активно сомневался в её способности управлять Людью. Нетрудно догадаться, кто стоял за недавними погромами. Только вот зачем это ей? Зачем, а? Архим глядел на бледное, как у флямской фарфоровой куклы, лицо, и недоумевал. Ведь не дура же. Дуры так высоко не залезают.  Глубоко посаженные глаза смотрели прямо перед собой. Взгляд, ненадолго задержавшись на избитых навах, скользил по толпе и дальше, сквозь неё, будто она видела что-то своё. На губах лёгкая улыбка. Может быть, она безумна? Бывает же такое: умная, но безумная? Ведь только сумасшедшая будет охранять трон амбициозной и неглупой, но ужасающе неопытной пигалицы вместо того, чтобы легко сесть на него самой. Главный всё равно князь, но тем не менее.  — Ведьмы и воины свободной Люди! — раздалось меж тем с крыши. Простенький аркан позволял голосу разноситься над всей площадью, но сейчас не требовалось даже этого: люды замерли, вмиг прекратив все разговоры, а предгрозовая тишина довершила дело. Тяжёлая фиолетовая туча давно заволокла весеннее небо, но дождём до сих пор не разродилась. — Сегодня мы одержали свою первую победу, и в этот особенный день я хочу сказать вам... Архим слушал эти благоглупости и не понимал, на каком свете находится. Он не был здесь каких-то полгода, но за это время Людь, привычная, несуразная и почти родная Людь, с журавлиными плясками и декоративной королевой, успела непоправимо измениться. Разумеется, он часто слышал о недовольстве тем и этим, когда шёл по городу или заглядывал перекусить, но подобные речи звучат на всех улицах и в каждом трактире Империи. Князь не был бы мудрым князем, если б реагировал на каждый чих. И вдруг — прорвало. А ведь они неплохо жили...  — ...и положить конец угнетению и грабительским поборам! Вокруг заорали так, что Архим закрыл уши руками. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то топал ногами, кто-то подбросил ребёнка и поймал. Сверкнула молния, и через несколько ударов сердца раздался гром.  Архим встретился взглядом с одним из навов — тот натянуто улыбнулся. — Когда-то, — Миролюба понизила голос и вокруг снова всё стихло. — Навь была сильна. Источник магической энергии, единственный на этой планете, позволял им чувствовать себя хозяевами, но теперь всё изменилось. Каблучки сапог звонко простучали по деревянной крыше — королева спустилась по скату, напомнив крадущегося хищника. Волосы, недавно собранные в узел, эффектно развевались на ветру, и почему-то шасу казалось, что это тоже было спланировано.  — Спящий устал смотреть на несправедливость и даровал нам собственный Источник! Колодец, — она вскинула руку, — Дожде-ей! Молния — три удара сердца — гром. Бароны на балконе застыли с открытыми ртами, жрицы нервно улыбались, делая вид, что всё под контролем. Навы смотрели себе под ноги: они стояли к королеве спиной и не унизились до поворота головы. Город орал от восторга. Одна фата Светломира не изменилась в лице. — Случается, что тьма закрывает собой весь мир. — Молнии больше не сверкали, а туча как будто бы стала ещё темнее. Королева обвела рукой площадь. — Она убивает солнце, губит всё живое...  Голос сорвался, и она перевела дыхание, одновременно вбирая энергию для какого-то аркана. — Но её торжество не вечно. Одного луча света достаточно, чтобы рассеять тьму.  Королева стояла, источая нежное, едва заметное сияние, чем сразу напомнила Архиму старую-престарую картину. Семейную реликвию, которую он ещё в детстве обозвал портретом асурской императрицы. Бросая вызов Нави, Миролюба хорошо поработала над образом. И никто в этом курятнике не скажет ей, что такими игрушками не играют. Он снова посмотрел на Светломиру. Та по-прежнему улыбалась, в то время как жрицы и бароны уже открыто переглядывались. Ей было всё равно, пойдёт под нож её народ или нет. Что там творится, в этой голове? Странные, непонятные на первый взгляд интриги? Но она и так получила всё. Несчастная любовь к красивому наву? Это слишком даже для люды. Месть? Но что такого должны сделать тёмные, чтобы так их ненавидеть? Лучше этого даже не знать. — ...и так же, как эти двое, погибнет вся Навь! Архим вынырнул из своих мыслей, когда с пальцев Миролюбы сорвались две зелёных молнии. Приговорённые вспыхнули, будто были обложены сушняком и облиты маслом. Народ отшатнулся назад, едва не сбив Архима с ног. Кто-то плакал, кого-то рвало, одна из жриц схватилась за сердце, и её подхватил совершенно растерявшийся барон.  Шас снова закрыл уши, но крик всё равно доносился до перепонок. До сознания, до сердца. Архим знал, что не забудет его никогда, до самой своей смерти. Как и запах горелой плоти. Как и жуткую улыбку фаты Светломиры. В какой-то момент он всё-таки потерял сознание и, плавая в сером муторном забытьи, видел совершенно дикие сны. То делал мёртвую петлю на чёрном, как смоль, навском драконе, то убегал от бешеного камелопарда, то снова смотрел, как умирают навы. Под занавес явилась и фата, но, вопреки ожиданиям, ничего страшного не делала. Стояла в изножье его кровати и держала в руке мешок, отвратительно пахнущий жареным. — Передайте своему князю от имени Великого Дома Людь. Пусть посмотрит в глаза тем, кого настиг гнев нашей королевы. В то, что от глаз осталось. Архима передёрнуло. На ум пришли самые затейливые ругательства из всех, что он когда-либо слышал, но Томба сдержался. — Вы не воскресите их, — вместо этого произнёс шас. — Всех тех, кого потеряли. Вы же мстите за кого-то, верно? Они не вернутся. Даже если убить всех навов, что живут на Земле. Люда дёрнула уголком рта. — Что вы знаете об этом? — Пальцы стиснули мешок, будто хотели разорвать его в клочья. — Что понимаете... — Только то, что за гибель врагов вы хотите заплатить жизнями своего народа. И никакой выгоды в итоге не получите. Я говорю, как купец. — А я — как мать, что потеряла детей! — её глаза вдруг вспыхнули белым, отчего шас вжался в свою кровать. Люда пошла рябью, сбрасывая морок, и спустя несколько мгновений перед Архимом появилась... "асурская императрица". Белые, почти снеговые волосы с перламутровым отливом, невероятно светлая кожа... Пятно чистого Света, рядом с которым всё кажется темнотой. — Их убили на моих глазах. Мой родной город стёрли в пыль, а осколков одного Хрустального Замка больше, чем в этом городе жителей. — Я понимаю. — Архим почувствовал, как по вискам катится пот. Ужас мешался с восхищением и жалостью, и чего тут было больше, не сказал бы и сам Спящий. — И не выражаю соболезнования лишь оттого, что не могу подобрать слова. Но... Вы готовы рисковать целым народом, чтобы осуществить свою месть? — Гибель Нави дороже жизни Люди, — она пожала плечами. — Тёмные выпьют ту же чашу, что выпала нам. До самого дна... — Тогда они должны выжить, хоть кто-нибудь. Ну, раз до самого-самого, — шас попробовал улыбнуться. Страх медленно отступал. После таких откровений можно вообще ничего не бояться. Они просто не выйдут за пределы этой комнаты, и легенда останется легендой. — И вы... Даже сейчас, спустя столько тысячелетий, вам тяжело вспоминать ту войну и те жестокости, а значит, такое противно вашей природе. Вы не чудовище, хоть и всеми силами пытаетесь им стать. Не делайте этого, в мире и так достаточно чудовищ. Останьтесь собой. Пожалуйста. Светломира ничего не ответила. Лишь провела рукой по глазам и отвернулась. Тело Архима Томбы было предано земле в тот же день, и смерти пожилого шаса никто не удивился. Людам и без того хватало, о чём подумать. Гибель навов отсекла дорогу назад окончательно и бесповоротно. Теперь оставалось только победить.