На конце иглы

Навы выглядят — как хотят, а умирают исключительно по недосмотру Спящего. Эти простые истины Таэмга усвоил ещё в том возрасте, что у других народов зовётся детством, но усомнился в одной из них, лишь когда его друг был найден мёртвым в придорожной канаве. Густая кровь давно застыла на шее толстой чёрной коркой, а вот глаза Таэмга закрыл сам. Явившись из Уратая на опознание, он начал именно с этого — скрыл, убрал этот тупой, бессмысленный взгляд в никуда и попробовал свести убитому челюсти. Энга выглядел так, будто перед смертью потерял рассудок, и у Таэмги было лишь одно предположение, отчего это могло произойти. — «Игла», — тихо сказал он, ни к кому не обращаясь. — Это была Иголка. И едва сам не поморщился. «Игла» по праву считалась одним из наиболее жестоких арканов, и с такой фамильярностью о ней отзывались лишь совсем юные маги, не испытавшие на себе ничего страшнее приворота. В устах Таэмги такое звучало неуместной бравадой. Мало кто знал, что стоит за напускным ребячеством. Нав доверял такое лишь самому близкому кругу, а круг этот со временем становился всё уже и уже, а со смертью Энги доверять стало и вовсе некому, почти некому. — Все мои друзья уже в земле лежат. Все, я один остался. Таэмга полулежал на диване в «Цветке Тьмы» — новом питейном заведении почтенного Ильбека Хамзи, куда он пришёл тем же вечером. Ароматный дым окутывал полутёмное помещение, и в его клубах красиво выгибалась беловолосая танцовщица из каких-то новых вассалов. Имга проследил его взгляд и не улыбнулся. Когда речь шла о деле, он не любил отвлекаться на ерунду. Познакомившись ещё на Барна Гу, они прошли вместе всю операцию и стали если не друзьями, то приятелями, несмотря на огромную разницу в возрасте. Таэмга помнил родную планету навов и был для Имги героем древних легенд, тогда как сам Имга едва разменял вторую сотню лет. Юный нав смотрел на мир так, будто впервые видел, и его странные, неожиданные, но всегда разумные идеи не раз помогали в трудных ситуациях. Должны помочь и теперь, потому что больше идти было не к кому. Убийство нава, да ещё совсем не далеко от Уратая, обязательно расследуют и, возможно, даже поймут, зачем Энге сканировали мозг, но вот объяснить, отчего почти все друзья юности перед гибелью знакомились с Иглой, вряд ли смогут. И, если уж смотреть правде в глаза, вряд ли захотят. А потому нужно думать самому и привлечь молодое поколение.  И Имга внимательно слушал, по-птичьи склонив голову набок. — Значит, вас было... пятеро? — произнёс он, когда Таэмга закончил свой рассказ. — Со мной — шестеро. — И у каждого в мозгу покопались «Иглой»? Блондинка распустила волосы, и теперь они летели за ней, как шлейф, а подсвеченные каким-то арканом зелёные глаза по-кошачьи сияли в темноте. Смотрелось пошло, но красиво, и Таэмга снова с сожалением отвернулся. — У двоих. Лерга попал в засаду на Барна Гу. Его обработали и бросили под кустом, как собаку. Ланга погиб ещё в междоусобицу... — Таэмга вдохнул дым и ненадолго прикрыл глаза. Если расслабиться, можно уснуть или увидеть что-то вроде миража. Это слабость, да, но иногда так хочется отвлечься... — Причём, порезали его свои. Не знаю, что они там не поделили, но за безумным князем шли ему подобные, так что причина может быть любой. Но да, он тоже пускал слюни, как после Иголки... Иглы, конечно же, но для меня эта дрянь как родная. Вот и Энга теперь... — Он немного помолчал, собираясь с мыслями. — Что скажешь? Сквозь прозрачные шторы отдельного эркера и без того приглушённый свет напоминал отблески костра в степи. Имга зевнул и откинулся на подушки. — Пока ничего. Ты говоришь, было ещё двое. И у них в мозгах никто не лазил? — Одного загрызло какое-то животное, другой разрабатывал боевой аркан и провёл неудачный эксперимент. — То есть, голов не осталось? — К чему ты клонишь? — Таэмга нахмурился. Ему и самому казалось, что какая-то сила медленно и планомерно, никуда не торопясь, вырезает его друзей юности, но признать это означало уподобиться диким вассалам, что в любой проблеме винят злых духов. Однако, Имга и не думал шутить. — Я клоню к тому, что мы не знаем, как там было с твоей Иголкой. — По-твоему, дикие звери умеют сканировать мозг? Или же сам Спящий вздумал покарать за что-то двух навов? — Или не Спящий... — Имга всё-таки перевёл взгляд на танцовщицу и теперь едва заметно улыбался. — У вас было много врагов? — Мы с войны вместе не собирались, — Таэмга пригубил чёрный местный чай, что подавали с лимоном и специями. Чем-то он напоминал суп. — А там у Нави и враги закончились. Имга тихо рассмеялся. Ну конечно, Таэмга — истинный сын своего времени. Он прошёл много войн в разных мирах и каждую из них называл по имени: барнагейская, война с осами, война такая-то и война сякая-то. И лишь одна из них как была, так и осталась просто войной. Своеобразным эталоном, точкой отсчёта, рядом с которой все остальные войны и враги казались чем-то незначительным. — Ну, допустим. Но, может быть, вы кому-то перешли дорогу? Именно вы? Постарайся вспомнить. Это важно. Некоторое время Таэмга молчал. — Люды, — немного рассеянно произнёс он, глядя на девушку. — Они называются люды. Я вспомнил. — Отлично. — На мгновение Таэмге показалось, что в голосе друга проскользнуло раздражение. — Но мы хотели выяснить кое-что другое. Не так ли? Танцовщица вcкинула руки, став похожей на раненую птицу, и Таэмга медленно кивнул. — Убежище. Лесное. Где оно? — Его голос абсолютно спокоен, но ушами давно уже можно резать бумагу. Впрочем, пленница этого не видит. У неё уже нет обоих глаз, и никто не даст им регенерировать. Но от этого всё ещё нет никакого толку. — Убежище. Лесное... — Мне кажется, она замерзла. — Ланга высекает огонь, и барабанные перепонки просят пощады. Запах жареного потом долго стоял в носу. — Убежище. Где лесное убежище? Скажи и умрёшь сей же час. Почерневшая рука показывает неприличный жест. — Но та асура ничего не сказала, — Имга грел руки о чашку. — Так ведь? Таэмга поморщился. — Она уже не могла говорить. — И «Игла« на нее не действовала? — Она была сильным магом. — Он не очень понимал, зачем всё это сейчас вспоминает, но обстановка странным образом располагала. — Лучше б мы добили её тогда. — А вы не добили? — Имга встретился взглядом с людой и подмигнул ей. Та заулыбалась и красиво закончила свой танец. — Бросили там же. — Танцовщица явно собиралась к ним, и Имга набросил «Интимный полог». Пора было заканчивать. — Ей оставалось жить четверть часа, не больше. И эрлийцы бы не вытащили. Но это было мелко, признаю. Хороший враг достоин уважения. Но мы потерпели неудачу и хотели отыграться. Имга не ответил. Он молча смотрел в свою чашку, как будто раздумывая, допивать остатки или нет. — Мне кажется, она кого-то ждала, — вдруг сказал он, задумчиво глядя на идущую к ним люду. — Так можно держаться лишь на одной надежде. — Наверное, — Таэмга пожал плечами. — Но не дождалась. — Не дождалась, — эхом откликнулся Имга, бросая паралитический аркан. Вслед за тем с него слетела маскировка. — Она — не дождалась. Когда люда заглянула в эркер, Полог всё ещё висел, но внутри не обнаружилось никого. Лишь на том месте, где сидел молодой тёмный, лежала целая горсть золотых. В этот раз крови было меньше обычного. Асур по имени Кайрен просто перерезал наву глотку и ждал, пока тот умрёт, подставив лицо вечно жаркому местному солнцу. Говорят, после смерти душа старшего сливается с родной стихией, а значит, Маэ где-то здесь. Его Маэ, Майерэль, что когда-то ждала помощи и не дождалась. Он нашёл её, едва живую, но спасти уже не смог, и осознание этого до сих приводило его в бешенство. Маэ только и успела, что открыть свой разум и накарябать на земле иголку. Обычную иголку, с ушком, хотя имела в виду «Иглу» — самый варварский, но и самый действенный аркан сканирования мозга. Она хотела показать своих убийц, и Кайрен увидел их всех. Не имена, не звания, только лица, но и этого оказалось достаточно. Шесть иголок в разных стогах сена и шесть жизней, ни одна из которых не оборвалась без Иглы. Содержание навских голов Кайрена не интересовало, но раз ему пришлось сделать такое с Маэ, пусть и враги испытают то же, что довелось пережить ей. Но вот сердце замолчало. Стекла по подбородку последняя ниточка слюны, и личные враги закончились. Это было настолько неожиданно, что первые несколько мгновений Кайрен почти сожалел, что убил их. Искать новый смысл жизни было странно, стенать, что старого больше нет — глупо, а потому асур просто отпустил мысли в свободный полёт и стал рисовать. Он всегда рисовал, когда было тяжело на сердце, и его не смущало, что единственной доступной краской сейчас была чёрная. Спустя некоторое время на придорожном песке появилось дерево. Это было хорошим знаком.