Я дарю тебе ромашки...

Тёплые солнечные лучи никак не могут добраться до моей души. Лето, — как давно, кажется, идёт лето, — а я не могу ничего вспомнить. С того момента, как Тебя не стало, моя память поросла терпкой ковылью и сухим репейником. Я, может быть, даже сама не хочу помнить это всё, я хочу раствориться так, как Ты, но всё ещё за что-то цепляюсь. Что это? Страх исчезнуть? Нежелание? Борьба? Да нет же, просто ещё рано. Слишком рано. Потом я скажу Тебе, как всегда хотела последовать за Тобой, но всё ждала, и ждала, и ждала… Ты знаешь, милый мой, никто ничего не знал о нас, потому что нас не было. Была Я, был Ты, мы были по отдельности. Но были мои чувства к Тебе, и они заменили весь мир. Знаешь ли, я сохранила в памяти все моменты, в которых мы были, в которых был Ты, и теперь перебираю их нежно, с содроганием, с невольными судорогами в сердце, так осторожно переплетаю запутанные линии истории, словно боюсь разбить, как хрусталь. Наверное, это слишком; слишком странно и слишком глупо, но моя жизнь — одно сплошное Слишком. Люди не поняли, что тогда случилось со мной — а я просто потеряла всё. Всё, что было, и что могло быть (это ведь намного хуже), потеряла то единственное, что держало меня на плаву. Ты знаешь, милый, я без Тебя захлебнулась. Пошла на дно. Но мне было всё равно на людей, на мир, на бога и на судьбу, и даже на себя, представляешь? Я тешилась мыслью, что Тебе наконец станет хорошо и спокойно там, что теперь Ты будешь счастливее всех. Скажи мне, Ты ведь счастлив? Ну пожалуйста, скажи, что это всё не напрасно… Я так хочу верить, что мои молитвы за Тебя были не зря. Хочу верить, что Ты обрёл покой — вечный, настоящий, как моя любовь. Я никогда не говорила, что люблю, но Тебе это было и не нужно. Ты знал всё задолго до того, как я сама поняла это, Ты чувствовал чем-то своим, только своим… И мы жили каждый своей жизнью, потому что, наверное, быть вместе нам не распорядилась Судьба. Я каждый день прихожу к Тебе и кладу на гранитный камень самые лучшие ромашки с поля, по которому мы неслись наперегонки с ветром. Они тихонько качают головками-солнышками, как будто тоже Тебя приветствуют. А может, так и есть. Тебя, любимый, приветствует весь мир каждое утро… Солнце, летний ветер, цветы ласково и нежно улыбаются твоему призрачному лику, а серый дождь временами плачет о Тебе. Гром с грозами негодуют о безвременном уходе прекрасного человека, но ничего не могут сделать. И я вместе с ними улыбаюсь Тебе, смеюсь, плачу, иногда даже злюсь, но потому, что не могу сшить края своей раны. Но всё это такой пустяк, мой милый, мой нежный, мой родной… Какой же пустяк!.. Ведь я знаю, что Ты в моём сердце, в моей душе, просто во мне. Пока я помню Тебя, смешного, весёлого, понимающего, знакомого до самой последней чёрточки, пока я помню твой смех, твою улыбку, серые океаны глаз, взгляд, который всегда зрит в бездну, тёплые и ласковые руки, пока я всё это помню — Ты со мной. И когда я завариваю утренний кофе, закрывая глаза и представляя твой солнечный образ, Ты стоишь за моим плечом; и когда я танцую под летним дождём, сглатывая слёзы вперемешку с пресной водой, Ты обнимаешь меня за плечи и дышишь в шею, закрывая от бед; и когда я наклоняюсь за очередной ромашкой, на долю секунды я слышу шорох травы за спиной и чувствую твоё незримое прикосновение к душе. И когда я вдыхаю свежий аромат распустившейся сирени, прокручивая в голове строки из поэм Есенина, Ты поёшь песню жизни и любви вместе со мной, Ты всегда знаешь, о чём я думаю, что хочу сказать твоему призраку, Ты знаешь, как адски и невыносимо я люблю Тебя даже несуществующего теперь. Как я буду любить Тебя вечно, и вечно приносить ромашки к твоим ногам.