Покаяние

Во время чтения Васкес крутит нож в руках – ей так лучше запоминается. После каждой картинки монстра, появляющейся на экране, нож летит в мишень для дартса, а Васкес неспешно пересекает маленькую каюту, выдёргивает оружие из сизаля так, словно хочет его разломать, пинает стул, хлопает по столу ножом и снова возвращается к чтению. Ей не понравилась Рипли, её рассказ и увиденное на экране. Скорее даже, всё это взбесило Васкес. Каждое движение Рипли, каждый её жест, поза, интонация, взгляд, уверенность в существовании этих чужих и в том, что их отряд не справится с поставленной задачей. А этого уже более чем достаточно. Сразу после их пробуждения Васкес лишь наблюдает за новичками боковым зрением, курчавый и смазливый пижон ей не нравится — сразу видно, что он представитель Компании. В общей душевой она откровенно пялится, оценивая женское тело и даже не пытаясь скрыть своих действий, делая это столь нагло и вызывающе, чего можно ожидать от маргинальных мужчин, но никак не от женщины. В столовой все пассажиры корабля делятся на группы и Васкес даже не смотрит в её сторону и лишь во время происшествия с андроидом перекидывается с Дрейком молчаливым взглядом. Бишоп ей нравится, он у них уже больше двух лет, а общение с ним по-прежнему её веселит. Когда их наконец-то собирают в командном центре и рассказывают про миссию, становится весело, а когда женщина начинает говорить, появляется раздражение. Её фамилия, интонации и прикрытые на секунду глаза, когда пехотинцы перебивали, её уверенность в их проигрыше и заранее поставленный крест на этой боевой операции. Тот факт, что Рипли терпеливо повторяет, невзирая на явное неуважение, и смотрит прямо, не отводя взгляда, но без вызова и надменности, как обычно смотрят всякие гражданские задницы из межзвездных комиссий, раздражает. Так смотрят на бесполезных, тупых детей, чей провал ты устал предотвращать и решил просто наблюдать за их глупостью. Никто ранее не позволял себе такого, а ей с Дрейком довелось увидеть очень многое. Нож снова летит в мишень и попадает ровно в центр, пробивая её насквозь и звонко ударяясь об металлическую стену; Васкес встаёт и направляется к выходу. Ей нужно растрясти и разложить по полочкам полученную информацию, а заодно дать волю эмоциям — с самоконтролем вне зоны боевых действий у неё всегда были проблемы. Дрейк, не отрываясь от чтения, желает удачи и выразительно хмыкает, не осуждает, а веселится. Она, не глядя на друга, показывает средний палец его спине, зная, что он ответит тем же. Они пересекаются в коридоре. Каюта Рипли в самом начале отсека, а Васкес выскакивает из-за угла и едва успевает увернуться от столкновения. Рипли не просто вздрагивает, а очень явственно дёргается, хватаясь за солнечное сплетение, в её глазах мелькает неподдельный страх; она отступает назад, но когда видит, кто это, то успокаивается. Однако на смену страху приходит напряжённость — она подобралась, но пытается казаться спокойной. Васкес злит и одновременно веселит пронизанная некой беспомощностью реакция. — Лэди*, —Васкес копирует тон и манеру обращения сержанта Эйпона, — с такими нервами тебе явно нужно было остаться на станции. Она понятия не имеет, зачем цепляется к ней, зачем начинает этот абсурдный разговор, а Рипли лишь прикрывает на мгновение глаза и тихо выдыхает. Готовится к бессмысленному спору с глупым ребёнком. Каюты у всех однотипные, маленькие и серые, нужные исключительно для того, чтобы было где дождаться высадки. Людям вообще, какими бы они ни были, требуется кусок личного пространства, хоть что-то, что можно было бы назвать своим и не делить ни с кем. Они тут же начинают его перестраивать под себя. Дверь в каюту Рипли ещё не закрылась, и можно увидеть, что на столе валяются две пачки сигарет, зажигалка, стоит стакан с недопитым кофе и импровизированная пепельница из тарелки, включён компьютер, а на экране можно увидеть личные дела их отряда, на кровати валяется скомканный плед. Неплохо она тут устроилась, словно они уже неделю летят, а не сутки. Каждая подмеченная деталь раздражает. Мама разбудила их за тридцать часов до прибытия на Ахеронт, лететь осталось около двадцати, семь часов из которых пройдут за проверкой и подготовкой оружия. — Очень ценное мнение, но оставь его при себе. — Рипли обходит её по дуге, прижимаясь к стене, но стараясь не задеть Васкес, - она не намерена никому ничего доказывать. — Вся эта информация про чудищ, что ты надиктовала, — Васкес инстинктивно чувствует, что ударит по самому больному. Зачем - не знает, но остановиться не может, - больше похожа на посредственный ужастик конца 70-х какого-нибудь ХХ века. Реакция не заставляет себя ждать. Рипли моментально и очень резко разворачивается и даже порывается вперёд, желая наброситься: её кулаки сжимаются, а в тусклом освещении коридора можно рассмотреть настоящую злость, а не напускное спокойствие. Рипли всё же сдерживается — нападать на космического пехотинца, что через день со смертью за руку здоровается, довольно глупая идея — и опять прикрывает на несколько секунд глаза. Это невероятно смешно, и Васкес улыбается. Улыбка у неё очень красивая, широкая, и раздражает до такой степени, что у Рипли аж жевалки на скулах ходят. — Расскажи это шестерым людям, разорванным на кусочки менее чем за сутки. — Голос у Рипли очень едкий, а губы превращаются в изломанную линию. Презрение. Наконец-то хоть что-то кроме надменного спокойствия. — И той твари, что в открытом космосе спокойно по кораблю ползала. Васкес складывает ладони в пистолет, вытянув руки вперёд, почти задевая чужое плечо и спадающие волосы, и, прищурив левый глаз, целится куда-то за спину Рипли. — Пуувх! Пуувх! Бабабабах! — Васкес имитирует стрельбу из своего “Смарта”, самого лучшего пулемёта на свете, что для неё не просто оружие, а продолжение рук. — Ты нас-то с гражданскими не путай, вы, мягко говоря, не приспособлены к выживанию. А если там и есть кто-то или что-то, то ему остались последние часы. Лэди ничего не угрожает. Рипли впивается в неё взглядом, явно желая разорвать, её брови низко опущены, а губы плотно сжаты в тонкую линию, она часто дышит и можно услышать ускоренное сердцебиение. Бессильный гнев. — Надеюсь, при встречи с ними, стрелять ты будешь так же хорошо, как болтаешь сейчас. Вслед удаляющейся фигуре доносится звонкий смех. У них осталось четыре импульсные винтовки, на каждую из которых приходится около пятидесяти патронов, пятнадцать гранат М-40, полупустой огнемёт, четыре робота-часовых с дисплеями и сканерами. Это ничтожно мало. Девять человек, опытных пехотинцев, чьи потери на миссии никогда не превышали трёх процентов, вырезали менее чем за двадцать минут, а они лишь могли блевать и кричать от страха. Некоторые даже мазать начали от охватившего их ужаса. Она предпочла бы никогда этого не видеть и не знать. Их осталось всего шесть человек, три из которых гражданские, и целая колония почти что неубиваемых монстров. Когда взгляды Васкес с Рипли пересекаются снова, то единственное, что остаётся Васкес — это отвести глаза и опустить голову. По-другому она не умеет извиняться и признавать свои ошибки. Рипли ничего ей не говорит. *Лэди - в новеллизации Алана Дина Фостера некоторые военные несколько раз обращались к Рипли таким образом.