— Скажи, а сколько сердец переломала ты, жалея одно — свое?
Все честно, мы друг другу не обязаны, но я чувствую себя разбитым и грязным. Твои глаза, покрытые льдинистой дымкой навсегда остались в моей голове и вряд ли кто-то сможет стереть твое нежно-холодное лицо из моей головы. Знаешь, мама мне говорила, что так бывает. И вроде уже не маленький мальчик, чтобы слушаться маму, но в свои двадцать пять я понимаю, что она была права, когда говорила о том, что на моем пути будут появляться такие суки как ты. И кто бы мог подумать, что еще даже не женщина, а всего лишь ученица старшей среднеобразовательной школы окажется такой беспросветной стервой. И знаешь, я бы назвал тебя шлюхой, но отчего-то язык не поворачивается. Нет, ты не была такой. Ты не тянешь руки к первому встречному, что позовет тебя за собой. Тебя не привлекают деньги, потому что ты не считаешь, что это главное в жизни. Я ухмылялся, когда видел сидящую тебя за партой с подогнутыми ногами. Все твои одноклассницы надели свои фирменные мини-юбочки и лишь ты одна пришла в джинсах и не прогадала, ведь твои стройные ноги выглядели намного лучше, чем все девушки этой школы вместе взятые. Уже в первый день я чувствовал пульсирующий запах индивидуальности, жестокости и красоты, исходящий от тебя. И ты вся такая красивая, нарисовалась в моей жизни, когда тебя никто об этом не просил. Ты всегда косовато, озлобленно скалилась, когда твои ровесницы пытались блеснуть остроумностью в твою сторону. Но уже с первой минуты я знал, что ты всегда найдешь, что ответить. Колкостью на колкость. Грубостью на любезность. Жестокостью на жалость. Равнодушием на любовь. — Тань, может перестанешь строить из себя снежную королеву? Выглядит глупо, — однажды сказала тебе твоя подружка, после того, как ты игнорировала всю ее бессмысленную болтовню. Хотя я сомневаюсь, что она была тебе подругой. Скорее соседка по парте, с которой ты распрощаешься как только покинешь пределы школы. Ведь такие как ты не дружат, не дорожат людьми. Такие как ты не дорожат вообще ничем. — Может перестанешь лезть не в свое дело и наконец-то закроешь свой рот? Мне неинтересно тебя слушать, если ты еще не поняла, — равнодушно ответила ты, даже не взглянув в ее сторону. Я лишь усмехнулся и мне на секунду даже стало жалко девчонку, которая лишь потупила взгляд и поджала губы. Но отсесть от тебя так и не решалась никогда. — Если я тебе не нужна, так и скажи, — тихо сказала девочка, не смотря в твои льдинистые глаза. — Ты мне не нужна, — пожала плечами ты. — Ни сегодня, ни завтра, никогда. Так ты и отталкивала людей, которые тянулись к тебе. Теряла и никогда не жалела. Бедная девочка лишь сильнее от обиды поджимала губы и отворачивалась, так и оставаясь всегда рядом с тобой. Только ты не ценила. И я бы понял себя, если бы по закону жанра влюбился в ту робкую, вечно грустную девчушку, проблемы которой никого никогда не интересовали, особенно тебя. Но почему-то меня так влекло к тебе. К эгоистке с потерянным будущим, ведь вряд ли ты бы с таким характером выжила в этом мире. — Архипова, ты заигралась, — грубо прошипел я, впиваясь руками в учительский стол, на котором ты сидела, закинув ногу на ногу. — Кажется, ты не против, — твои бледные с бордовыми ногтями тоненькие пальчики коснулись пылающей кожи на моей шее. — Я же люблю тебя, дура, — выплюнул я со злости, борясь с желанием придушить тебя к чертовой матери, чтобы ты не портила людям жизнь. Чтобы ты не портила ее мне. — Любви нет, — прошептала ты мне в губы, а затем вовлекла в игру похоти и разврата. Мне не нравилось, как ты себя ведешь, но не старался тебя исправить, ведь кому оно нахрен надо? Кто я такой, чтобы давать тебе советы? Ты отдавала мне свое тело, когда я попрошу. В любой момент. Но ты не отдавала мне свою душу и мне приходилось только теряться в догадках, что у тебя там творилось. В глазах я видел бурю и ураган, но на лице стабильное равнодушие. У кого-то дефект лица — это ямочки, а твоим дефектом было все лицо. Твой взгляд не знал искренности, а губы не знали честной улыбки. Мне было не во что влюбляться, но я влюбился. Я знал, какая ты и смел предполагать, что ты сделаешь с моим сердцем, но позволил тебе залезть в него с ногами. И все случилось так, как я и предполагал. Навредила, натоптала, испачкала — и сбежала. Ты приходила ко мне всегда, когда тебе вздумается, а я хоть и понимал, что пора завязывать с тобой, но всегда оставлял дверь открытой. Я надеялся, что рано или поздно я пойму, что ты нахрен мне не сдалась, но до сих пор не понял. Даже спустя столько месяцев, когда ты не рядом. Скажи мне, Таня, как можно быть такой циничной сучкой в свои семнадцать? И кажется, я не раз задавал этот вопрос, но ты всегда пожимала плечами и говорила, что, наверное, это врожденное.Она любит трагедии, обожает конфликты. ей нужен дьявол, а если дьявола нет, она становится им сама.
Я помню нашу последнюю встречу. Последний твой день в школе, которая связала нас. Ты стояла в углу все с тем же безразличным взглядом, в тех же светлых джинсах, в которых была и бордовой водолазке, когда мы впервые встретились. Я запомнил, что бордовый — твой любимый цвет. Все выпускницы стояли рядочком в вечерних платьях с красивыми прическами и лишь ты не выделяла этот день как какой-то особенный. Назвав твое имя, я лишь на несколько секунд уловил твой взгляд, в котором плескалось море. Ты забрала свой заслуженный аттестат с одной тройкой, ведь только оценками я мог хоть как-то отомстить за свои испорченные нервы и тебе было все равно, потому что ты лишь безразлично пожимала плечами на очередную незаслуженную двойку. Ты покинула актовый зал под осуждающий взгляд присутствующих. Я провожал тебя как дурак, влюбленным взглядом, до последнего кончика твоих темных длинных волос, надеясь, что сегодня придешь ко мне и наши совсем неидеальные отношения хотя бы перестанут быть противозаконными. А затем после церемонии я возле порога своей квартиры наткнулся на свернутый листочек, неаккуратно вырванный из тетради. «С тобой было весело. Прощай.»