Перекрестки Судьбы

С самого своего рождения Алия Атрейдес знала, что она особенная. Нет, даже раньше. Еще в утробе матери, испившей Воду Жизни, в ней проснулось сознание и понимание своего предназначения в этом мире. Святая Алия, Дева Ножа, регент Империи… «Но Муад’дибом стал твой брат. А тебя называют Мерзостью,» — шепнул в сознании голос, который она настойчиво старалась отогнать. Алия встала с постели, со смятых простыней, еще хранивших отпечаток ее тела. Проснулась она в одиночестве, а это означало, что Дункан опять отправился по каким-то своим делам. «Или просто избегает тебя. Он ведь знает о твоих маленьких невинных развлечениях,» — голос в голове никак не желал униматься. — Заткнись, дед! — рявкнула Алия и, не запахивая халата, подошла к оконному проему, глядя на бесконечную панораму Арракиса. «Ты убила меня, но заставить замолчать не в силах, — хихикнул Владимир Харконенн откуда-то из мутных глубин ее души. — Это твой гом-джаббар, внученька». Боль была такая, как будто ее, и правда, подвергла испытанию одна из ведьм Бене Гессерит. Иллюзорная и, тем не менее, вполне осязаемая. «Посмотри, — продолжал нашептывать старый призрак, — посмотри на этот мир, который мог бы стать твоим!» — Он и так мой! — отрезала Алия. — Я регент Империи! «Регент, да. Но лишь до совершеннолетия твоих племянников. Алия, Дева Ножа — рожденная, чтобы быть первой, но вечно вторая. Всегда в тени — брата, племянника, Судьбы… Не потому ли ты так настойчиво пытаешься разглядеть ее нити в будущем своими пьяными от Пряности глазами? Разве это справедливо? Даже в глазах собственного мужа ты всего лишь бледное подобие своей матери.» Алия поежилась, словно от ветра, закутавшись в расшитый халат, как в материнские объятия. А ведь все могло бы быть по-другому, подумалось ей. Иногда, особенно когда старый жирный барон совсем распоясывался, толкая ее на поступки, после которых ей становилось и дурно, и тошно от себя самой, она гадала, какой могла бы быть ее жизнь, если бы карты Таро Дюны легли другим раскладом. Что, если бы Атрейдесы остались на Каладане? В многочисленных видениях, вызванных Пряностью, она прозревала не только будущее, но и прошлое, все эти многочисленные развилки Судьбы, все ответвления Великого Пути, который в иные, полные отчаяния моменты, казался ей дорогой в никуда. В них она порой видела себя и не узнавала в этой смешливой, красивой девушке, любимице своего отца, то, что каждый день отражалось в зеркале. Впрочем, последнее время черты ее плыли, и отражения свои она больше не любила, опасаясь однажды увидеть вместо себя одутловатую и сладострастно-жестокую физиономию деда. Та девушка жила достаточно беззаботной жизнью. Да, ей тоже предстояло послужить на благо семейству Атрейдесов, и все же участь ее была куда более безоблачной и счастливой. «И менее великой, не забывай. В ней сознание спало, как и положено, до времени пробуждения у всех разумных живых существ. Она не добивала раненых из милосердия и не совершила убийство кровного родственника, еще будучи совсем ребенком. В шестнадцать лет она не возглавила Империю, после ухода своего брата-Мессии в Пустыню». — И не сошла с ума под тяжестью свалившегося на нее знания, — прошептала Алия. Иногда, в мрачные часы ночных раздумий, ей казалось, что она откусила больше, чем могла прожевать. Слишком много жизней, слишком много вероятностей… Слишком много для того, чтобы ее разум и тело — как ни крути, чересчур юные, неприспособленные чисто на физиологическом уровне вместить в себя всю эту непостижимую бесконечность вероятностей — справились с взваленной на них ношей. В такие минуты она ненавидела мать, принесшую еще нерожденную дочь в жертву ради любимого сына, а теперь смеющую ее в чем-то подозревать и обвинять во имя его детей. «Если бы отец дожил до моего рождения, любил бы он меня? Или тоже предпочел бы Пауля?» Иногда ей казалось, что Бене Гессерит правы, и она — Мерзость. Эти страхи Алия глушила Пряностью, так что губы обветривались от сухости, взгляд становился осоловелым и безумным, а муж смотрел на нее с таким выражением, что она не знала, хочется ей заплакать или убить его. Она настойчиво пыталась разглядеть в будущем иные пути, но ее раз за разом выбрасывало на перекрестки неслучившихся возможностей. Алие всегда казалось, что она справляется, но последнее время ее разум трещал под наплывом видений. А тут еще и барон… «Доверься мне, внученька. Я знаю, как решить все твои проблемы. У меня, в конце концов, больше жизненного опыта. И если бы ты со своей иглой тогда не встала на моем пути, как знать, кто бы сейчас правил Арракисом.» Алия не хотела слушать, но не слышать не получалось. Кроме того, ни в ком из своего окружения она не находила понимания, только обожествляющие ее взгляды у подданных и осуждающие у родных. «А я буду любить тебя, как самого себя. Да мы ведь и есть суть одно. Одна кровь, одна плоть. Позволь мне помочь тебе справиться с ношей, внученька, пока она не погребла тебя под своей тяжестью…» Голос искушал, манил, обещал отдохновение и возможность перевести дух. Так трудно было перед ним устоять. Алия видела и другие варианты возможного прошлого. Те, в которых она вообще не родилась, те, в которых Муад’диб не сбросил на ее плечи свою ношу. Те, в которых она была свободна и любима. Те, которые уже никогда не воплотятся в жизнь. Но видела она и другие дороги. Блистательное будущее, полное наслаждений и, главное, свободы, сулило ей единоличное правление главной планетой во Вселенной, если удастся избавиться от племянников, от Бене-гессеритской недоучки, которая по какому-то недоразумению называет себя их приемной матерью, хотя даже не была женой Пауля иначе как на бумаге и своими действиями способствовала тому, что их родная мать, Чани, так рано сошла в могилу. Придется, правда, сначала избавиться и от матери с ее верным прихлебателем-Стилгаром — детская обида снова шевельнулась где-то внутри, и — что опечалило Алию — от собственного мужа. При последней мысли что-то внутри заскреблось, заскулило, заныло, как будто кончик иглы гом-джаббара вонзился в самое сердце и теперь причинял нестерпимую боль, медленно отравляя все существо. Жестокие эти решения нашептывал ей по ночам покойный ли барон? Или они принадлежали ей самой, ее темной сердцевине? Какая-то часть нее — чистая, невинная девочка внутри, которой пришлось постареть, так и не став взрослой, тихонько плакала, сжавшись в комочек, будто пытаясь уменьшить тяжесть свалившегося на нее горя. Но Алия знала, той девочке не суждено было выжить, ее принесли в жертву еще до рождения, и сделала это собственная мать, так что никакой надежды для нее не существовало с самого начала. Иное дело Алия Атрейдес, сестра Пауля Муад’диба, внучка барона Владимира Харконенна, женщина, по силе и мудрости превосходившая весь Орден Бене Гессерит еще в три года. Императрица. Богиня. Воплощенная Мессия. «Прошлое не терпит сослагательного наклонения, даже если ты точно видишь, в какой момент тропинка свернула не туда. Но будущее все еще можно изменить… Ты все еще можешь превзойти Муад’диба и построить такую жизнь, которую жаждешь. Если перестанешь быть заложницей своей семьи.» Алия не верила деду. Не верила в доброту его намерений, не настолько она была наивна. Но в одном она с ним была согласна. Настоящее — это Перекресток, от которого разбегаются тропы Судьбы. И она, Алия Атрейдес, Предрожденная, сегодня сделает шаг на одну из них, больше не скованная ничьими чужими интересами.