Легенда

Можешь не спрашивать, я не отвечу, Кто и откуда, какою судьбою Здесь оказалась, какими ветрами Вместе под крышей свело нас с тобою. Латы сложи, не ударю я в спину, Сядь, отдохни от извечной дороги, Узел на ножны вяжи, да покрепче, Нечего сталью тревожить чертоги, Что и без звона благого металла Хилы, как кости проклятого мира, Видишь – пробои, как будто прорехи На одеянье смиренного клира. Впрочем, что дел нам до ветра и стужи, Будто бы мертвым имеет значенье Мерзнуть иль мокнуть. Что смотришь, не веря? Или с груди оттянуть облаченье? Ладно, шучу, не гляди так сурово, Ровно, как ты, я уже не живая. Думаю, видел таких же счастливцев, В Дранглика недрах порою бывая. Вижу я, воин, идёшь из Маджулы, Души Властителей ты отбирая. Хочешь, тебе расскажу я легенду, Бурю ненастную здесь коротая? Хочешь? Так слушай, вдали на востоке Тьма притаилась в объятиях дыма, Пепла покровы – шатром погребальным. Смерти едва ли там власть оспорима. Ветер надрывно бросается в пропасть, Цепи, гремя, все срываются в стоны, Жизнь мимолетна, дыханье застыло, Крови напились с лихвой бастионы. А в глубине, в темноте подземелий, Где только мгла уживается тихо, Двое – прекрасная дева-невеста И грозный рыцарь – бездушное лихо. Слава о нем сотрясала когда-то Толщу веков, а теперь позабыта. Честь, словно ветошь, рассыпалась в нити, Ну а судьба – на осколки разбита. Имя его износилось добротно. Вроде – Рейме́, но не помню, как точно. Знаешь, века выедают героев, Ты уж прости мне огрехи заочно. Был он велик, мастерством своим славен, От короля, да по правую руку Верно стоял; но мечты о том месте Светлые думы окрасили в муку Друга его, нареченного Ве́льстадт, С коим в сраженьях стояли стеною. Были друг другу опорой надёжной. И, как назло, вместе с юной весною Старый товарищ, что крепче железа, Вендрику выказать прибыл почтенье. А рядом с ним самородком бесценным – Дева Нада́лия, лет утешенье. Только ведь вышло, буквально с порога Ту невзлюбила сама королева, Словно бы чувствуя – что-то плохое Что-то, достойное темного гнева, Дева несёт; и случилось как должно. Зрила Надалия зорче, яснее, Тьму рассмотрела под сердцем Нашандры И к государю бежала скорее. Но королева на то у престола, Чтоб не пустить в стены замка раздоры, Твердой рукою рассеять интриги, Да на корню пресекать заговоры. И, сколько дева опять ни пыталась Правду донесть, оставались глухими Вендрика уши; к Рейме́ устремилась, Снова вызывая словами благими. Рыцарь услышал, все понял, поверил – Действовать нужно, пока дремлет сила В теле Нашандры, но та, как известно, Все ж осторожности не позабыла. Хитрость ее восхищенья достойна. Знала, что Вельстадт, ведомый желаньем, Друга предаст за священное место. И окружила Нашандра вниманьем Рыцаря – левую длань государя, Да, поманив за собою на ложе, Волю сломила, вдохнула сознанье, Что на вельста́дтово так не похоже. Гибкое тело скользило змеею, Стоны украсили таинство ночи. Так, прокатившись по телу истомой, Воину страсть затуманила очи. Он целовал королевы ладони, Ну а она говорила: «К рассвету Время придет сделать тайное явью, Время исполниться злому обету». И Вельстадт шел, повинуясь Нашандре, Бросил перчатку Рейме́ он прилюдно. Воин опешил, но вызов есть вызов. И облачились они обоюдно В латы, что солнце сияньем затмили, Взяли оружье, точеное верно, Вышли творить Божий Суд – не иначе. Сделалось все в тот же миг эфемерно. Бились как насмерть, как дикие звери. Вельстадт – завистник, исполненный злобой, Друга сразил, сталь мечом разрывая, Вместе с доспехом ломая особый Мир, что до ныне крушить не решались. Пало бесчестье на имя героя, Тенью позора в висках залегая, Ложью веков его ноги омоя. Ре́йме бежал, в миг лишившись покоя, Дома, доверия больше не зная. Как ему быть, ведь молва истрепала, Иглы презрения в кожу вонзая. В слабой надежде, не веруя в чудо, Он к королю, по прозванью Железный, Тихо прибился, желая покоя, Словно усталый изгнанник небесный. Но опоздал – не стояла твердыня, Только руины все скалились глухо. Больше вокруг ничего не осталось: Холод, отчаянье, смерть да разруха. И средь костей умерщвленной столицы Он отыскал – как луч солнца пробился – Деву Надалию, кажется, целой, Только рассудок ее помутился. Все говорила – теперь ей дорога В Мглистую Башню, где ради супруга Душу отдаст, отдели́тся от тела, Только б увидеть ей милого друга. Нет уже выхода, оба у края. Ре́йме – поклялся, а дева – смирилась. И с этих пор, погребенных под пеплом, Сила их горькая объединились. Можешь не спрашивать, я не отвечу, Где башня та столько лет громоздится. И не ищи, ведь оттуда, воитель, Вряд ли тебе суждено возвратиться.