Круги по воде

— Вы нарушили закон, лейтенант Митт'рау'нуруодо, — голос адмирала холоден и звенит подобно льдинкам. Одинокая фигура в центре зала вскидывает подбородок, смотря говорящему прямо в глаза. — Я не нарушал закон, адмирал Каар'се. — Вот как? — другая адмирал наклоняет голову вбок. Голос ее обманчиво мягок. — В таком случае, как вы назовете свой проступок? Митт'рау'нуруодо долго-долго смотрит теперь уже в ее глаза, прежде чем обвести взглядом зал. — Я спасал жизни. И я их спас. — Без приказа вашего командира, — замечает та, но третья адмирал плавно поднимает руку: — Капитан Чар'хесс на время своего отсутствия оставил Митт'рау'нуруодо полноправным командующим и никоим образом не ограничивал его свободу. Я прошу это учесть. — Учтено, — говорит Каар'се. — Но ваш корабль, лейтенант, вошел на вражескую территорию. Это равно непосредственной угрозе другому народу. А это равно объявлению войны. — Не для этой расы, — Митт'рау'нуруодо качает головой. — Им возможно объявить войну только одним способом. Каар'се медленно приподнимает бровь: — Объяснитесь. — Да, сэр, я... — Митт'рау'нуруодо резко обрывает фразу, опускает голову и долгое время молчит, после чего все же негромко договаривает. — Я бы рад, сэр, но вы не поймете. Просто поверьте мне, если сможете. — Адмирал Ар'алани, я наслышан от вас о Митт'рау'нуруодо и о его нестандартных методах ведения войны. — Каар'се поворачивается к той, что просила учесть информацию об отсутствии приказов капитана Чар'хесса. — Но я не знал, что он настолько нагл. — Объяснитесь перед адмиралом, Митт'рау'нуруодо. — Ар'алани требует так холодно, как только может. — Надеюсь, вам все же есть что сказать. Лейтенант смотрит на нее таким взглядом, что Ар'алани испытывает чувство, которое в последний раз приходило к ней в глубоком детстве: нутро обожигает горячей, болезненной волной стыда. Они оба — она и Рау — прекрасно знают, что он не может объяснить. Что ему никто не поверит, пока не увидит своими глазами. — Да, мэм. — Митт'рау'нуруодо говорит тихо, и его взгляд вновь устремлен на Каар'се. — После того, как набеги расы гархо на планету то'рсов участились и число жертв среди последних увеличилось, я счел необходимым принять меры. Дабы обезопасить Доминион, я изучил искусство гархо и пришел к выводу, что для этой расы объявлением войны служит лишь покушение на жизнь их королевы, ничто иное. Таким образом, я не начал войну. Я ее закончил. Гархо не из тех, кто будет атаковать вновь, зная, что противник значительно превосходит их по численности и умениям. То'рсы получат свой шанс на выход в космос и мирное сосуществование с остальными расами. Каар'се выжидающе смотрит на Митт'рау'нуруодо. Ждет, что тот скажет что-то еще, объяснит свои действия стандартными наблюдениями и знаниями, полученными с помощью стандартных методов. Но Митт'рау'нуруодо молчит. — Вы узнали об объявлении войны для расы гархо... по ее искусству? — на всякий случай уточняет адмирал Хорхин'ча. — Так точно, — выдыхает Митт'рау'нуруодо. — Неслыханная чушь, — бросает Каар'се. — Вы либо безумец, либо глупец. В любом случае ваше место далеко от флота. Ар'алани не успевает остановить Рау, и тот перерезает натянувшуюся нить: — Если вы хотите, сэр, я могу рассказать многое и о вас просто по тому, как вы говорите и сидите сейчас. Адмирал издает лишь скептический гортанный звук. — Наглец. — Он качает головой. — Попробуйте, убедите меня. Ар'алани устремляет на Митт'рау'нуруодо предостерегающий взгляд, но тот, как всегда, вновь стремится сделать по-своему. — Вы скованы традициями своей прежней семьи, — говорит он. — Это видно по вам, по тому, как вы держитесь. Традиции для вас — все, вы не можете помыслить о том, чтобы хоть в чем-то их нарушить, а потому не представляете, как от традиций могут отходить другие. Вас гнетет старый страх отличиться в отрицательном смысле, потому что... потому что ваша прежняя семья когда-то приняла вас к себе со стороны. Ар'алани молча закрывает лицо рукой, делая вид, будто трет лоб. Митт'рау'нуруодо ничуть не страшно от своих слов, но зато страшно ей. Каар'се молчит так долго, что кажется, будто на Ксилле успеет за это время зайти солнце, и никто из других адмиралов не говорит вперед него. — Пошел вон, — наконец вздыхает Каар'се, и Ар'алани позволяет себе чуть опустить веки: судя по тону, казнь отложена. Митт'рау'нуруодо гнет спину в прощальном поклоне. — Совет, — и выходит за дверь. Каар'се поворачивает голову к Ар'алани: — У вас весьма необычный вкус, мэм. Внутри сверкает вспышка недоумения, но вслед за этим приходит понимание, что Каар'се неоткуда знать: он судит лишь по информации об ее знакомстве с Митт'рау'нуруодо до того, как тот поступил во флот. Тогда адмирал приподнимает уголки губ: — Возможно. Но ведь он справился. И, попрошу заметить, справился блестяще. — Один корвет против целого флота гарсов, — усмехается Фор'хауг. — Кто-то бы назвал это немыслимым. — Флотилии, — поправляет его Хорхин'ча. — Если бы он вышел на бой с целым флотом, он бы здесь не стоял. Ар'алани в этом не уверена, но она молчит. — Не станем лишать его звания, — голос Каар'се перекрывает остальные. — Пока что. Дадим испытательный срок. Ар'алани позволяет себе окончательно расслабиться. * * * * Ар'алани входит сразу после негромкого оповещающего сигнала. — Рау? Он поднимает голову, и Ар'алани невольно поражается тому, насколько осунувшимся он выглядит. Будто не спал и едва ел последние несколько дней. Тем не менее его волосы аккуратно уложены, а белоснежная тюремная рубашка заправлена в столь же белоснежные брюки. — Ар, — хрипло приветствует Рау. В его голосе никаких эмоций: ни вопроса, ни ожидания ответа, ни даже обреченности, лишь одна бесконечная, дрожащая усталость. — Совет адмиралов еще не принял решение, — говорит Ар'алани. — Но... — Я знаю, каким будет его ответ, — тихо прерывает ее Рау. — И не нужно быть гением, чтобы знать. Я готов, Ар. Готов к тому, что произойдет. Ар'алани не тратит времени на то, чтобы заблокировать дверь, — во всем маленьком тюремном блоке они абсолютно одни — и подходит ближе. Опускается на узкую койку, опускает ладонь Рау на ногу. — Если бы ты только не переступал черту столь часто, это могло бы случиться позже, а могло бы и не случиться никогда. В ее голосе сквозит боль, и она ее не прячет. Ей то чудится, что они летят в бездну, закружившись винтом, то кажется, что они бессильно дергаются в серапфисовых путах, не имея ни возможности освободиться, ни даже надежды на это. Рау издает тихий гортанный звук печального веселья. — Ты и сама прекрасно знаешь, что нет никакой черты. Ар'алани прицокивает языком, выражая несогласие. — У каждого общества и у каждого создания есть своя черта, — говорит она. Слова даются ей с трудом. — Ты ведь видишь их у других. — Всего лишь личные рамки комфорта, — отвечает Рау и невесомо накрывает ее ладонь своей, очерчивает кончиками пальцев неровные линии выступающих вен. Ар'алани кладет вторую ладонь ему на щеку, поворачивает это острочертное, будто высеченное из камня лицо к себе. Шепчет в губы: — Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты меня помнил. Помнил, что я тебя жду. Помнил, что я на твоей стороне. Он касается приоткрытыми губами ее губ, проводит кончиком языка между верхней и нижней. Впервые за все их время, проведенное в близости, прикрывает глаза. — Я помню, — шепчет он. Его пальцы скользят по ее запястью, сминают белоснежный рукав адмиральского кителя. Ар'алани нечего сейчас говорить: они оба сделали все, что должны были. Она лишь целует в ответ со всей горечью, что внутри, обводит кончиками пальцев скулы, смотрит в глаза, которые скоро больше не увидит. Когда Рау опрокидывается на спину, она позволяет утянуть себя следом, хоть на тюремной койке совсем не хватает места и приходится поджимать под себя одну ногу, чтобы не упираться коленом в стену. Одна из трех наиболее уважаемых адмиралов флота — и преступник, чье имя вычеркнут из истории. Предатель собственного народа. Божественный непонятый гений, будто пришедший из древних времен. Предвестник будущей катастрофы. * * * — Нет, — капитан Митт'рау'нуруодо стоит перед ней, сцепив руки за спиной. — Нет. Я совершенно не понимаю, почему эти чиссы заправляют всеми военными операциями. Они недальновидны настолько же, насколько консервативны, а консерватизм далеко не всегда является плюсом на войне. Ар'алани сидит в его командном кресле, спина ее напряжена. — Не мни о себе больше, чем надо, Рау, — предупреждает она. — Излишняя гордыня уж точно плюсом не является. На лице Митт'рау'нуруодо мелькает растерянность, и он опускает руки и раскрывает пальцы, выражая искренность. — Но ведь я действительно умнее, чем они. — Рау, — строго перебивает Ар'алани, а про себя покорно соглашается: так и есть, ни один из них девятерых не выиграл бы у Митт'рау'нуруодо ни единой битвы. — Я не отступлюсь, — Рау вновь сцепляет руки за спиной. — Это неправильно. — О чем ты только думал, действуя так прямо? — Ар'алани хотела бы сказать ему совсем не то, но слова похвалы застревают в горле. — Совет настолько в ярости, насколько может быть. Если будешь действовать такими темпами, тебя не спасем ни я, ни Митт'рас'сафис. Ты вмешался в дела двух иных государств, ты... — Я знаю, что я сделал. Митт'рау'нуруодо отворачивается и подходит к иллюминатору, за которым текут дрожащие полосы звезд. Ар'алани смотрит ему в спину и сжимает зубы. Упрямец. Он погубит их всех раньше, чем спасет. — Ты ведь тоже это понимаешь. — Голос его неожиданно хриплый, как будто ему больно. — Своим бездействием мы лишь плодим врагов. Доктрина о ненападении — удавка на горле Доминиона. И мы сами из года в год все туже затягиваем узел. Митт'рау'нуруодо оборачивается и смотрит Ар'алани в глаза. — Мы его не распутаем. Можно только разрезать. — Так отчего ты решил, что это сделаешь именно ты? — тихо спрашивает Ар'алани. Желание спорить угасло в ней, как гасят пальцами маленький огонек на кончике древесной щепки. В ответ Митт'рау'нуруодо делает неопределенный жест. — Если не я, то кто? «Никто», — думает Ар'алани, а вслух говорит: — Подумай, что ты скажешь Совету. * * * * — ...основываясь на этих данных, я пришел к выводу, что караван везет отравляющие вещества с намерением рассеять их в атмосфере Лорко. Тогда я спровоцировал нападение и уничтожил караван. Яд был затянут гравитационным полем безымянной звезды, у которой произошло сражение. Совет долго молчит; адмиралы переглядываются. Видя, что на лице Каар'се написано крайнее неудовольствие, Ар'алани упреждает удар: — Капитан, ранее вы утверждали, что не атаковали первым, сейчас сообщаете, что спровоцировали противника, тем не менее некоторые члены вашего экипажа называли произошедшее именно нападением. Так являлась ли ваша провокация агрессивной? На губах Митт'рау'нуруодо — слабая улыбка, но он ничем не выдает себя. — Двенадцатичасовое пребывание в зоне видимости каравана и соблюдение режима полного радиомолчания никак не может называться атакой. — Это называется вторжением в пространство флота чужого государства, — холодно произносит Г'фаурн. — Это агрессия, пусть и без ведения огня. — Никаких агрессивных намерений не было. — Митт'рау'нуруодо говорит так уверенно, как Ар'алани бы на его месте не смогла. — Они могли бы проигнорировать нас, но предпочли атаковать. Ар'алани искоса видит, как Каар'се хмурится сильнее. Еще некоторое время старый адмирал позволяет более молодым задавать Митт'рау'нуруодо вопросы, прежде чем все же негромко спрашивает: — Полагаю, то, что они не сдержатся и нападут, вы вычислили все по тому же вашему методу? Сдержанный кивок, «так точно, сэр» — и Каар'се вновь погружается в мрачные раздумья. Ар'алани присоединяется к спокойному току вопросов, делает вид, будто ее никогда не было рядом с Рау и они не продумывали заранее многие ответы. Когда вопросы окончательно иссякают и Ар'алани кажется, что Совет и на этот раз спустит вмешательство Рау с рук, Каар'се расцепляет сжимаемые в замок пальцы. — Капитан Митт'рау'нуруодо. — Голос его холоден и еще более тих, чем раньше. — Я бы хотел уточнить кое-что. Для всех нас. И вы, и мы прекрасно понимаем, что все ваши речи — не более чем красивые отговорки, которыми вы старательно закрываете ваш проступок. Доктрина о запрете превентивного удара не только не дозволяет открывать огонь первыми. Она еще и не дозволяет интервенции без просьбы одной из сторон. Надеюсь, вы, капитан, об этом помните. Ар'алани бросает предостерегающий взгляд, но Митт'рау'нуруодо на нее не смотрит. — Доктрина, — отвечает он, — гласит о невмешательстве без приглашения одной из сторон. Я и мой экипаж ни во что не вмешивались. — Мне жаль, что нам с вами приходится спорить из-за слов. — Каар'се печально качает головой. — Из вас еще может получиться прекрасный офицер, если вы подчинитесь закону и оставите самоуправство. В противном случае последствия будут горькими для всех нас. Ар'алани неотрывно смотрит на Рау. Ей не нужно обладать его способностями, чтобы знать — он сдержит слово и не отступится. * * * * — Тебе бы бесконечно пошел совсем иной белый, — шепчет Ар'алани. Она сидит верхом на его бедрах, упирается руками в обнаженную грудь, чуть более широкую, чем по чисским канонам красоты. Ее длинные волосы растрепаны и лезут в глаза, но все, что она видит четко, — это его ответный взгляд. Опускаясь на него в новом, плавном движении, она касается его ладоней на своей груди, прижимает крепче, надеясь навсегда запечатлеть в своей памяти шершавую кожу его пальцев. Рау поднимает бедра ей навстречу, и Ар'алани запрокидывает голову, теряясь в последнем удовольствии, которое они когда-либо разделят. В горле и в сердце боль говорит так же громко, как жжет в низу живота. И когда после двойного пика следует спад, Ар'алани осознает, что почти плачет. Быстро проводит тыльной стороной ладони по глазам и опускается на Рау, прижимается к его груди, как будто она младше и потеряннее него. — Ты мог бы стать адмиралом, если бы слушал меня и не торопился. Мог бы действовать изнутри. Со мной. — Тш, — пальцы Рау скользят по ее груди, рисуя полукруг, поднимаются выше и подчеркивают снизу ключицу, еще выше — и замирают на щеке. Усталость уходит из его голоса. — Мы оба всегда знали, что этого не будет. Ты не хуже меня понимаешь, что плавный переход никогда не пробудил бы Доминион ото сна, мы с тобой увязли бы среди оставшихся семерых, и это погубило бы всех. Доминион нуждался в потрясении, чтобы взглянуть на себя извне. И мы обещали быть готовыми ко всем последствиям наших действий. Ар'алани прикрывает глаза и лишь перед ним одним — так тихо, чтобы не расслышали даже стены — признает свое поражение: — Я оказалась не готова. Я боюсь. Боюсь того, что нас ждет. Боюсь, что мы не справимся без тебя. Рау обхватывает ее руками и садится, поднимая на себе. Она чувствует, как он постепенно становится все мягче внутри нее, но не желает пока отстраняться — нет, не сейчас, не когда момент расставания можно еще отсрочить. — Я клянусь, — шепчет Рау, — клянусь защитить наш народ, чего бы мне это ни стоило. И когда я уйду, другие здесь будут помнить о том, что я делал. Ты не останешься одна. В этом шепоте столько силы, что Ар'алани чувствует прилив уверенности — той, какую она испытывала все прошлые годы, убежденная в том, что они не ошиблись. Миг — и сомнения вновь намертво связывают ее изнутри, но она все же выдыхает в ответ: — Я верю тебе. И верю в тебя. * * * * — Это невозможно объяснить. Впервые Митт'рау'нуруодо кивает в ответ на такие слова. — Да, мэм. С моей стороны было совершено нападение, хоть моей изначальной целью не стояло поразить корабль противника. Хорхин'ча удивленно поворачивает голову к Каар'се. Ар'алани понимает ее: она тоже не ожидала, что Митт'рау'нуруодо на этот раз решит не выискивать бреши в доктрине. — Это прямое нарушение закона, — глухо говорит адмирал Форн'ниирб. — Это тяжелое наказание. Не говоря уже о том, что, по словам синдика Чаф'орм'бинтрано, вы связались с иномирцем для выполнения своего плана. — Я ведь предупреждал вас, коммандер. — Каар'се болезненно морщит лоб. — Просил вас послушать нас. А вы? Что сделали вы? Вы подвергаете весь Доминион опасности из-за своих завышенных моральных долженствований по отношению к чужим народам. К народу чиссов они, видимо, не относятся. Митт'рау'нуруодо выпрямляется. Черты его лица становятся неуловимо острее. — Мы равнодушно наблюдаем, как идут войны, — тихо говорит он, — как гибнет мирное население, как страдают слабые, как унижаются непричастные, как один народ уничтожает другой. Мы ничего не делаем, чтобы хоть кому-то помочь. Поэтому, когда появится противник, который будет превосходить нас по силе, я всецело пойму всех наших соседей, которые сложат руки и с удовольствием посмотрят на то, как нас рвут на куски. — Доминион надежен для остальных государств прежде всего тем, что стабилен и предсказуем... — начал Г'фаурн, но Митт'рау'нуруодо закончил за него: — И в этом его главная слабость. Мы сами себя губим. Задыхаемся в бездействии. — Мы бережем своих солдат! — голос Каар'се хлестнул, как пощечина. — Или ты желаешь, чтобы они гибли за чужаков, которые настолько слабы, что не могут за себя постоять? Пару ударов сердца Митт'рау'нуруодо молча смотрел ему в глаза. Затем сжал руки за спиной и выдохнул: — Я понял, сэр, — и куда холоднее добавил: — Я надеюсь, когда-нибудь появится чужак настолько сильный, что мы предпочтем нарушить доктрину и спасти этим хотя бы себя, если не желаем вступиться за других. Каар'се взмахивает рукой: — Прочь. * * * * Эта планета — одна из сотен таких же, рассыпанных по их части галактики. Совет выбрал удаленную. Чтобы, как сказала сама Ар'алани, память о преступнике, лишенном имени рода и приемной семьи, скорее стерлась. Шаттл опускается посреди поляны, поросшей густой зеленой травой, заранее распугав ревом двигателя всю местную живность. Ар'алани остается в кабине пилотов, оттуда смотрит за работой рядовых, транспортирующих блоки для хижины и ящики с предметами первой необходимости с борта на землю. Лишь когда с этим покончено, она выходит и взмахом руки приказывает привести преступника. Лицо Рау не выражает ничего. Он сходит по трапу один, пробует башмаком мягкую, никогда прежде не испытанную им землю. Оборачивается к своим конвоирам. — Прощай, Рау. Впервые она может назвать его так при всех. Из груди наружу рвется отчаянно-беспомощное «я не хочу!», но губы плотно сомкнуты, а на лице отражение пустоты. Ар'алани жестом отдает приказ возвращаться назад. Рау сгибает спину в поклоне и отступает, тонет по голень в зеленом море. Трап поднимается. Никогда еще Ар'алани не было так страшно, как сейчас. Когда шаттл разворачивается над землей, чтобы не повредить хижину на взлете, в иллюминатор кабины пилотов Ар'алани видит Рау в последний раз. Он тоже смотрит на нее и улыбается еле уловимо с такого расстояния. Шаттл набирает высоту, чтобы покинуть орбиту, навсегда оставляя изгнанника внизу. Больше Ар'алани не смотрит на планету. Она смотрит вперед. Смотрит вперед и, сжимая руки за спиной, клянется Рау, что разрежет узел.