***
«Когда вырасту — стану моряком», — так я говорил своей маме в детстве. А когда её не стало, я вдруг понял, что тот ангел, хранивший меня от ужасной реальности, куда-то пропал. Испарился. Просто-напросто исчез из моей жизни и никогда больше не появлялся. Пока я плыл по своему бескрайнему пустынному морю счастья и детской беспечности, успел нарисоваться шторм и разнести к чертям всю мою дальнейшую жизнь: у меня не было ни друзей, ни тем более семьи.***
Мне было сложно видеть, как человек умирает прямо на глазах. Взгляд его становится тусклым, тело иссыхает не по дням, а по часам. Она была слишком молода для смерти, а я — слишком мал, чтобы застать её в тот самый момент. Тот день я помню лишь урывками, зрительными образами и отдельными словами, но одна картина въелась мне в голову на всю жизнь: я стоял у окна кухни в ожидании скорой и раз за разом прокручивал одну и ту же мысль: «Я не могу улыбнуться». Странно, не правда ли?***
Сколько себя помню, я жил без любви после смерти мамы. Государство выплачивало мне средства, которых едва могло хватать на пропитание. В глаза я их, конечно же, ни разу не видел. Как мне объясняли опекуны: «Ты не можешь ими воспользоваться до совершеннолетия», а жаловаться мне было некому. Меня часто избивали в школе за поношенную, старую одежду, за отличные оценки, за успехи в учёбе. Опекуны никогда не интересовались моей учёбой, да и я никогда не хотел быть любимчиком учителей и быть «образцом», но это почему-то всегда со мной случалось. Я не мог позволить себе опустить планку. То ли старался для неизвестного будущего, то ли боялся, что потеряю что-то важное. Я загнал себя в угол: либо пожертвовать будущим и забросить хорошую учёбу, либо продолжать трудиться и зарабатывать ежедневные побои. У меня не получалось выбрать ни то, ни другое. Я сменил пять школ, но лучше от этого не стало: где-то я был изгоем, где-то — волком-одиночкой. Как-то мне довелось побывать в интернате и лишь потому, что просто-напросто надоел своим опекунам. Меня выбросили на несколько месяцев в эту тюрьму, словно ненужного котёнка на пустую грязную обочину. Там было одиноко, страшно, я чувствовал себя потерянным. Каждый день дети поднимались в 7:30 и шли на зарядку, позже на завтрак, а в 8:20 начинались занятия. Учителя ничего толком не объясняли, дети кричали по поводу и без него, а я, как и всегда, оставался никем в этом странном обществе незнакомцев. После занятий многие были предоставлены сами себе и разбегались по всей школе, чтоб поскорее заняться любимым делом: кто-то выпрашивал сигареты у старших и обменивал их на другие «интересные» штуки, кто-то доводил девчонок до слёз, кто-то вымогал деньги у более слабых интернатовцев. Я же сидел в комнате и старался не высовываться лишний раз. Однажды, когда я открывал окно, совершенно случайно обнаружил, что решётка не прикреплена. Болтаясь на петлях, она была лишь прикрыта, что создавало иллюзию тюрьмы. Кажется, проделки старших ребят, чтобы незаметно удирать по ночам. Тщательно планируя свой побег, я сбежал через три дня. Меня нашли быстро, но возвращаться в этот ад с аморальными детьми и злостными учителями не хотелось. На моё удивление, я снова остался с опекунами.***
Я не знаю своего отца. Конечно, мы видимся с ним нечасто и почти не разговариваем, ведь явного желания нет ни у него, ни у меня. В детстве он частенько бил меня, пока не ушёл из семьи, и после я не видел его уже несколько лет. Раз в пару месяцев он напоминал о себе телефонными звонками и узнавал о моих успехах в учёбе, чтобы позже похвастаться своим друзьям. Интересен тот факт, что он всегда негодовал, если в один из таких звонков я не сообщал ему ничего важного. Я чувствовал себя поломанной машиной, от которой требуют большего, чем стоило ожидать. Всю жизнь я ненавидел его, я ненавидел опекунов, и к двенадцати годам стал ненавидеть себя. Медленно, но верно я приближал себя к самому ужасному, что может случиться с человеком: путаница в себе, депрессии, первые сигареты, а вместе с ними и все остальные прелести уличной жизни. Почему я стал добрым и никогда не требовал ничего от людей? Почему, когда кому-то требовалась помощь, я бросал свои дела и сломя голову мчался на выручку? Почему я никогда не боялся защитить слабого, даже если знал, что меня побьют после такого? Наверное, потому, что даже врагам не желал того, что случилось со мной за такую короткую жизнь. Уж слишком сильно понимал, что значит быть никем, быть беспомощным и понимать, что подмоги ждать неоткуда. Сказки закончились ещё в детстве. Я отдавал людям столько тепла, сколько мог, никогда не ждал никакой отдачи и так легко улыбался, словно и не было со мной ничего страшного. Я любил людей такими, какими они были, я восхищался каждым и верил в каждого, до кого смог дотянуться.***
Мне когда-то казалось, что в мире нет ничего невозможного: чтобы исполнить мечту, стоило лишь захотеть, стремиться к ней и найти в себе силы трудиться. И тогда, как мне казалось, меня ничего не могло остановить. Я был счастлив в те дни, когда мы с тобой мечтали о будущем, гуляли и улыбались друг другу так, словно эти мгновения будут повторяться из года в год и ничего никогда не изменится. Я чувствовал себя озорным десятилетним мальчишкой, не видящим вокруг ничего, кроме радости и собственных мечтаний о прекрасном и далёком.***
Незадолго до того, как поступить в колледж, я встретил тебя. Я разглядел что-то родное, что-то своё, чего никогда не видел в других. Отдавая всю радость и всё тепло, я чувствовал себя как никогда счастливым и спокойным, ведь у меня появилось нечто, направляющее меня и выводящее из затянувшейся тьмы. Ощущая свет, исходивший из твоих улыбок и прикосновений, я растворялся в его лучах и никак не ожидал, что и ты покинешь меня так скоро. На какое-то мгновение я снова окунулся в бездну и потерялся. Я молился всем существующим и несуществующим богам, чтобы это поскорее закончилось, и некоторые, кажется, услышали меня. Всё стало налаживаться, я всё так же продолжаю любить всех, кого встречаю на своём пути. Но первое апреля я всегда буду ненавидеть, ведь именно за несколько часов до всеобщего веселья потух тот самый огонёк, что светил мне в самые холодные ночи.***
Не знаю, чем может закончиться эта история. Таким людям, как я, здесь нет места. Естественный отбор предполагает выживание лишь тех, кто сумел адаптироваться к постоянно меняющимся условиям, но… …люди ведь не животные, правда? В каждом из нас есть яркая, светлая и необычайно красивая звезда, которая вмиг может привлечь своим теплом. Главное — знать, что в этом мире для тебя обязательно найдётся (или вернётся?) то счастье, которое навеки пленило своей добротой. Я мечусь от одной крайности к другой. Мне всегда кажется, что я делаю что-то не так. Если мне больно, я пытаюсь не показывать это никому, ведь я же местный герой-утешитель! Не пристало мне раскисать в глазах окружающих. Я настолько добр к другим, что никогда и не задумывался о том, кто же позаботится… …обо мне?