Тёмной ночью в тёмном небе чёрная луна. Ты один и я одна, ночь темна. Ночь темна… Ярче дня взлетает птица, падает, звеня Не найти тебе пути без меня…
АукцЫон «На краю»
Воскресный вечер выдался замечательным. И хоть он был лишь завершением рабочего дня, Аня и Сергей хорошо отдохнули — он — физически, она — душой. Им нравилось говорить друг с другом. Ну, по крайней мере, Ане так казалось. Сергей прекрасно разбирался в истории. Он рассказывал, как во время его обучения в академии КГБ он чуть не вылетел оттуда из-за того, что не подготовился к одному из самых важных экзаменов — история КПСС. Да, он тоже в молодости был не идеален, к удивлению Ани. Хорошо отметил день рождения однокурсника. Сергей вспоминал об этом с улыбкой, а в его глубоких серых глазах читалось тянущее чувство ностальгии. Наконец, когда за окном уже зажглись звезды, он признался Ане, что скучает по Советскому Союзу, и с удовольствием погрузился бы в ее мир хотя бы на денек. Тогда Аня решила осуществить хотя бы частично эту маленькую несбыточную мечту. — Закрой глаза, — попросила она Сергея и чуть подтолкнула его к спинке дивана, чтобы он мог полностью расслабиться. — А теперь представь, что ты стоишь на огромной широкой магистрали в центре Москвы, но ты не видишь бесчисленные рекламные баннеры. Перед тобой чистые небоскребы, на которых изредка виднеются портреты последних вождей. Сядь в автомобиль. Нет, не в эту иностранную марку, а в нашу Ладу. Отлично едет, да? Ты видишь перед собой гладкую трассу и почти не слышишь звук гудящего мотора. Перед тобой, будто из-под земли, вырастают красные флаги и транспаранты, восхваляющие Страну Советов. Взгляни направо! Что это там? Это Ильич машет тебе рукой и желает приятного и продуктивного дня. Теперь давай заедем во двор. Видишь новую детскую площадку и счастливых детишек, скользящих по цветной горке? На площадке нет родителей, потому что они знают, что их дети в безопасности, ведь проход на домовую территорию — только по отпечатку пальцев… И Аня продолжала рассказывать Сергею обо всех чудесах развитого социализма. Она настолько погрузилась в свои воспоминания, что не заметила, как Сергей уже на протяжении нескольких минут смотрит на ее белые локоны, так неаккуратно разбросанные по тонким плечам. И вот, когда они вместе объехали уже пол советской Москвы, Аня подняла глаза и взглянула на Костенко. Он быстро опустил глаза. Девушка не заметила этого, и ей вдруг жутко захотелось посмотреть какой-нибудь теплый советский фильм. — Ты любишь «Служебный роман»? — тихо спросила она Костенко, думая, что он все еще погружен в путешествие. — Конечно! Можем посмотреть. — Сергей будто специально отводил взгляд от Ани, а легкомысленная девушка настолько была захвачена времяпровождением с ним, что не замечала столь явных знаков. Сергей принес пульт с тумбы, и они погрузились в просмотр великолепного фильма. Сергей до сих пор пользовался DVD дисками, хотя, казалось, они уже вымерли. Причем в обоих мирах. Аня знала этот фильм наизусть, но все равно смеялась над шутками вместе с Сергеем. И вовсе не за компанию, а потому что они действительно были смешными. Под конец фильма она вдруг поняла, что она чувствует к Сергею. Последняя ссора Новосильцева с «мымрой» помогла все понять. Она не просто восхищается Костенко, не просто благодарит его за все сделанное, она влюбилась в него. С того самого момента, когда он так сильно и успокаивающе обнял ее в Припяти. Она поняла, что не хочет его терять. Поэтому, свои чувства она решила скрывать. Все-таки, он уже взрослый человек, она ему в дочери годится. Да и всякая попытка может привести к такой неловкой ситуации, что ей придется уехать жить к ребятам. И как всегда, она забьет в себе очередное нелепое чувство, ведь она, как приличная советская девушка, должна будет выйти замуж за мужчину ее возраста и произвести на свет здоровое потомство. А на экране — счастливые и непринужденные — целовались Людмила Прокофьевна и Новосильцев. И над уезжающей в неразгаданную даль машиной появилась надпись, возвещая зрителей о счастливом конце: «Скоро у Новосильцевых было три мальчика». И на Аню нахлынул такой поток чувств, что ей захотелось заплакать. Она начала судорожно моргать глазами, отводя взгляд от рядом сидящего Костенко. «Благо, свет в комнате был потушен, — думала Аня, — и он не увидит мою минутную слабость». Сам же генерал-майор не был столь сентиментален. Он поставил фильм на паузу и радостно сказал: — Вот снимали же кино, а! Анька рассмеялась от такой фразы и ком в горле тут же исчез. Вот же ворчун! Интересно, сколько ему лет? Раньше Аня как-то не задумывалась об этом. Она понимала, что он не вчера школу закончил, если уж в далеком восемьдесят шестом был капитаном КГБ… Впрочем, неважно. Выглядел он молодцом. — Неужели нет ни одного хорошего современного фильма? — поинтересовалась она. — Ну почему же, есть. Легенда №17, например. — Это про Валерия Харламова, что ли? — А ты хоккеем интересуешься? Да, хоть Костенко и выглядел, как обычный рабочий в домашней одежде, повадки служащего в речи сочились из всех щелей. Аня заметила это, ведь ей приходилось общаться с органами правопорядка довольно часто — детдом, как-никак. — А ты нет? — сказала Аня и посчитала это лучшей шуткой за вечер. Сергей же вызов принял. — А что должен? Они смотрели друг другу в глаза, как боксеры на ринге, но это длилось лишь секунду. Им обоим хотелось бы побыть детьми, хоть чуть-чуть — Ане уж точно, однако правила приличия не позволяли дурачиться — это было вбито советским воспитанием им обоим. Сергей очнулся первым и взглянул на часы. — Ладно, Ань, спать пора. Мы что-то с тобой заговорились. На часах было около одиннадцати. *** Паша давно не приходил к ней во сне. Она уже привыкла спокойно спать и открывать глаза, видя перед собой лучики утреннего солнца, бегающие по кровати, а не зеленую колбу радиации. Она привыкла видеть свет во снах и не просыпаться в холодном поту среди ночи, боясь положить голову обратно на подушку. Но Паша не оставлял ее. Да и она не могла пока оставить Пашу. Слишком многое их связывало. На этот раз ее окружала не Припять, а один из московских дворов. Тот самый, где в доме рисовалось выгоревшее окно. Она стояла напротив, метрах в пяти от него и не могла оторвать взгляда от чернеющей квартиры. А окно будто приближалось. Засасывало ее внутрь себя. Аня не могла пошевелиться. Сон не давал ей права даже моргнуть. Окно начало трескаться, а давление повышаться. Ане становилось сложнее дышать. Будто горло отекло. В черном окне начал появляться силуэт. Он стоял неподвижно, и вот-вот освещение должно было пасть на его глаза. Аня не сомневалась. Это был Паша. — Паша, мне страшно, — подумала она, потому что губы ее оставались неподвижны, как бы она ни старалась. Она пыталась заплакать — своеобразный девичий инстинкт — может, он почувствует к ней жалость? Но слезы жгли щеки и тут же высыхали. Она все быстрее приближалась к черному силуэту, и вот, они уже стояли одни в прогоревшей квартире. Аня еле смогла восстановить дыхание. Ее перестали душить, и она снова могла говорить и шевелиться. — Паша, что тебе нужно? Зачем ты мучаешь меня? Аню била дрожь. Павел стоял в метре от нее с привычно закрытыми глазами. Он будет молчать. Как и всегда. — Прости, что мы оставили тебя там. Надо было забрать. Ты все еще Паша? Дрожь уходила. Силуэт оставался неподвижным. — Нет. Голос был ниже, чем у Вершинина. Аня не дрогнула. Она лишь сжала кулаки, чтобы унять вновь подступавшую дрожь. — Ты предала меня, — продолжал голос. Теперь он сделался точно таким же, как у Павла. Силуэт начал ходить слева направо. Аня все еще не могла разобрать детали в темноте. — Ты предала всё, что было у нас. Как ты могла, Аня? В этот момент Паша сделал шаг ей навстречу, и она смогла разглядеть его полное боли лицо. Девушка почувствовала жуткую вину перед ним. Она хотела бы сказать ему, что не предавала его, прикоснуться к его щеке и нежно поцеловать, но так, она бы соврала сама себе. — Прости меня, Паша. И тут, все слезы, которые накопились в ней за неделю, которые она так бережно сдерживала, выплеснулись наружу. Она смотрела на Пашу и не могла остановить всхлипы. Сейчас она взяла всю вину за произошедшее на себя. Как это было типично для нее, переживать за весь мир, не жалея свои собственные чувства. Она повторяла слабое «прости» и хотела обнять Пашу, но между ними был какой-то невидимый барьер. А Паша был безразличен к ее страданиям. Он медленно удалялся, шагал назад, ближе к коридору. — Паша, стой! — Аня билась руками и головой о невидимую стену и кричала его имя, срывая горло. Ее сил хватило ненадолго. Она упала на пол и перед ней стали появляться очертания родной спальни. Пол был холодный. И рука болела. Видимо, во время падения с кровати она ударилась ею о тумбу. Аня положила голову на край кровати и заметила, что на ее щеках сохнут слезинки. Она не хотела больше оставаться в этой комнате. Она вся была пропитана страхом и запахом горелых стен. А еще в ней эхом отдавался Пашин голос. Когда Аня встала, у нее закружилась голова, и пришлось придержаться за кровать, чтобы не упасть. Ее руки были мокрые от пота — то ли она испачкалась о мокрую простыню, то ли они не успели высохнуть с момента пробуждения. Аня решила посидеть немного в гостиной возле дивана. Рядом с Сергеем ей будет спокойнее, да и спит он обычно с открытыми окнами — свежо. В гостиной ее встретил легкий ветер из распахнутого окна. Пахло свежим летним утром. Солнце уже виднелось на горизонте, но было еще темно. Сергей спал, слегка посапывая. Девушка села на пол и облокотилась на край дивана. Она смотрела на спящего офицера и думала о том, что сейчас она в безопасности. Больше не будет этой страшной, сгоревшей дотла квартиры, ведь у нее есть личный ангел-хранитель. *** Аня проснулась от вкусного запаха свежей выпечки и травяного чая. Она лежала на диване, а лучик солнца, выглядывавший из запахнутых штор, слепил ей глаза. Она не сразу поняла, как очутилась здесь, но события ночи быстро нахлынули тяжелым воспоминанием. Единственное, что она не смогла вспомнить, так это то, как она уснула. Сергея в комнате не было, но дымящийся чай в прозрачной кружке говорил о его недавнем присутствии. Девушка встала с дивана, прокручивая в голове события минувшей ночи. И как она могла позволить себе уснуть около него? — Доброе утро, Ань! — Костенко стоял в дверном проеме и, жуя поджаренный хлеб, с улыбкой смотрел на девушку. — Не знал, что ты ходишь во сне. — С его губ не сходила улыбка, и Ане она показалась хитрой. Аня смущенно обернулась пледом. Костенко никогда раньше не видел ее в ночнушке. Девушка отпила немного чаю из кружки и закусила горячим тостом. — Прости, я сама не знала, — тихо сказала Аня. — Тут такие новости с утра пораньше, — сказал Костенко, как бы невзначай. Он стоял, облокотившись на стену. — Оказывается, деньги у этого Строганова появились от недавно почившего белорусского олигарха. Вот бывает же везение, а! — Офицер внимательно смотрел на Аню. — Странно все это… И с чего бы ему завещать деньги какому-то незнакомцу? — В этом-то и дело… Мне вообще вся эта история не нравится, поэтому я подключил ребят, начнут работать сегодня. А я все же… соберусь с мыслями еще один день. — Вот это правильно, — уверенно сказала Аня и уже хотела пойти в свою комнату, чтобы переодеться, как офицер вдруг произнес, спокойно и строго: — Сидеть. И Аня села. Уж что-что, а такого приказного тона она явно не ожидала. Костенко, тем временем сделал пару шагов по направлению к дивану и отпил чаю из кружки. — А теперь расскажи мне, в связи с чем у тебя в руках оказался вчера нож, почему ты третью ночь рыдаешь и кричишь во сне и трогала ли ты колонки от ноутбука? От такого развития событий Аня опешила. Она начала нервно ковырять пальцы и даже забыла проглотить кусок тоста, уже положенный в рот. Столько вопросов не столько смутили, сколько напугали ее. Откуда он знает про колонки? А Сергей молчал и пристально смотрел на Аню. Она чувствовала его взгляд и боялась поднять голову. Может быть, как во сне, заплакать? Но ей не хотелось. Она решила рассказать ему все. — Я… Вчера я видела человека во дворе, который следил за мной. Это человек из… моей реальности. И как раз ты начал открывать дверь… А кричу из-за того, что кошмары снятся. Не помню, что именно, — соврала Аня, — мне сегодня стало страшно, и я пришла к тебе, то есть, сюда. Вот. Да уж, рассказ получился бессвязным и странным. Как бы он не породил еще больше вопросов. — Так, ладно… — Тут Костенко взял Аню за руку. — Слушай, прости, что напугал. У меня привычка рабочая. — Офицер тихо выругался. — Да ладно, — Аня почувствовала, что страх пропал, и обрадовалась, что Костенко не вспомнил про чертовы колонки. — Я все понимаю. С Аниного плеча вдруг соскользнул плед, и она поспешила натянуть его обратно, но Сергей остановил ее. — Так что с колонками, Ань? — спросил он и нежно коснулся ее щеки. Аня сидела неподвижно, боясь прервать столь долгожданный момент. Неужели он тоже что-то чувствует к ней? Или это опять рабочие замашки? Девушка взяла его руку и прижала к щеке чуть сильнее: — Я выдернула провод, и экран загорелся. Сергей слегка улыбнулся и отвел глаза — но лишь на миг. Они сидели молча и смотрели друг на друга. Ни один не решался сделать первый шаг — была какая-то легкая неловкость от всего происходящего. Сергей пододвинулся к ней ближе, и они прислонились друг к другу лбами, будто выжидая лучшего момента, чтобы совершить долгожданный поцелуй. — Я ждал этого с самой Припяти, — тихо сказал Сергей и поцеловал Аню. Она прикоснулась руками к его щекам — они были колючими, а Костенко приобнял ее за талию. Он периодически прерывал поцелуй, чтобы посмотреть на Аню и насладиться ее счастливыми и немного смущенными глазами. Ее стеснение начало проходить. Она провела рукой по заросшему затылку Сергея и, улучив секунду, поцеловала его в нос, отчего почувствовала себя счастливой, как никогда ранее. — Ну что, Ань, прекрасное начало утра? — Он водил рукой по ее волосам и рассматривал светло-русые локоны. — И зачем мы столько ждали? Костенко вдруг подхватил Аню на руки и пару раз повернулся вокруг. Он будто забыл про свою недавнюю травму. — Не знаю. Да и что уж теперь сделаешь? Сергей положил Аню обратно на диван и плюхнулся рядом, потянувшись к ней за очередным поцелуем, но вдруг раздался звонок в дверь.