Какими были бы знаменитые произведения, если бы не было религии

А. Пушкин, «Евгений Онегин»

Так мысль ее далече бродит: Забыт и свет и шумный бал, А глаз меж тем с нее не сводит Какой-то важный генерал. Друг другу тетушки мигнули И локтем Таню враз толкнули, И каждая шепнула ей: — Взгляни налево поскорей. — «Налево? где? что там такое?» — Ну, что бы ни было, гляди… В той кучке, видишь? впереди, Там, где еще в мундирах двое… Вот отошел… вот боком стал… — «Кто? толстый этот генерал?» Промолвив «как же задолбало», Татьяна начинает речь, Ударив ложкой по бокалу: — Друзья! Позвольте вас развлечь! Я чайлдфри, как ни банально, К тому же я асексуальна, И выйду замуж в сорок семь, А до того подите в пень! — И, закатив скандал, к карете Татьяна милая спешит, Чтоб в ней поплакать от души… Но нам, читатель, вопли эти Не стоит принимать в расчет: Родня любого допечет.

Л. Толстой, «Война и мир»

И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали в солдаты. — Что ж, соколик, — говорил он изменяющимся от улыбки голосом, — думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам-пят ребят, — а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства Бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу — лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех — веришь — поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так-то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Круглолицый коротышка, — Каратаев про себя называл его Наполеоном, потому что никак не мог запомнить имя, — заговорил ласково и мягко: — Значит, Платон, вы считаете, что не надо судить? А телесные наказания к вам применили — как вы думаете, это правильно? Так ведь никто сейчас не делает. И в армию почему вас взяли, вы же освобождены? Разве вы там счастливы? — Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету. Так-то! — с заминкой ответил Каратаев. — Достаточно. Спасибо вам, Платон, вы можете идти, — сказал второй, с умиротворенным и пустым лицом. — Господи Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, Господи, помилуй и спаси нас! Положи, Боже, камушком, подними калачиком! — Ну, что посоветуете, Марк Владимирович? — спросил «Наполеон», когда за Каратаевым закрылась дверь. — На медикаментозное лечение переводите. — А ведь он вам еще не рассказал историю про купца! Он ее всем рассказывает с таким восторгом! Мне уже раз шесть рассказывал. — И что с купцом? — Умер. Перед тем долго мучился. — А восторг почему? — прищурился Марк Владимирович. — Так купец в рай попал, вроде как! — И это вы называете «не агрессивный»? Смотрите, как бы он сам кого-нибудь в рай не отправил.

Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»

— Да известно ли вам, какая вам за это воспоследует сбавка? Ведь вы когда явитесь-то, в какую минуту? Вы это только рассудите! Когда другой уже на себя преступление принял и всё дело спутал? А я вам, вот самим богом клянусь, так «там» подделаю и устрою, что ваша явка выйдет как будто совсем неожиданная. Всю эту психологию мы совсем уничтожим, все подозрения на вас в ничто обращу, так что ваше преступление вроде помрачения какого-то представится, потому, по совести, оно помрачение и есть. Я честный человек, Родион Романыч, и свое слово сдержу. Раскольников грустно замолчал и поник головой. «И зачем я только ее убил? — думал он. — Ну узнала бы она меня, и что? Все равно придется на нелегальное положение переходить. А она еще и беременная оказалась. И ради чего все? Ради отсрочки в несколько дней? Неудачник тупоголовый… А Порфирий-то серьезно думает, что я на каторгу поеду ради его душевного спокойствия. Удобно устроился, не меня, так того бедолагу посадит. Еще и ждет, что я за него всю работу сделаю. Я уже не понимаю, это он такой идиот или меня держит за идиота? Да если мне даже до пяти лет сбавят срок, я за это время в Сибири десять раз успею от болезней подохнуть!» Он подумал о своей невесте — хозяйкиной дочери, умершей в горячке. О том, что если бы сам он не одурел от начинающейся лихорадки, Лизавета была бы жива… Что ж, он хотел отдать деньги нуждающимся, а придется потратить на то, чтобы скрыться. Но может, это и к лучшему — нет таких денег, которые вытащили бы из пропасти этот город — зловонный котел туберкулеза, проституции и нищеты. Итак, решено, он уйдет сезонником на Волгу, а когда шум утихнет, начнет искать выходы на тайные общества. Наконец он поднял голову и усмехнулся: — Я хотел пойти по простому пути, а придется идти по сложному.

P. S. По "Евгению Онегину" есть чудесный фанфик, с которым я постаралась не пересекаться, — "Евгений Онегин нашего времени" Дмитрия Дмитриевича Минаева. Все основные эпизоды там автор уже распотрошил. https://vk.com/topic-1121392_19795709 ТЫЦ!