Глава 46
2 ноября 2017 г. в 11:00
Примечания:
Значит так. Раньше я думала, что не стану это делать, потому что мне плевать. Но теперь это не так, да ещё к тому же всё совсем не сходится. Поэтому я решилась: дописываю эту историю и редактирую её от начала и до конца. И первым делом сраный ТАЙМИНГ! Столько событий произошло, это же попросту невозможно.
Так вот. Уважаемые дамы и господа. Во избежание недопонимания: начиная с этой главы я буду писать исходя из того, что между событиями первой главы и этой прошло не меньше недели. А на Третьем Бюш находится никак не менее трёх-четырёх дней. Вот, я вас оповестила, чувствую себя гораздо легче, прямо камень с души.
Мир кажется Барахлюшу хрупким и зыбким. То, что ещё вчера было фундаментальным, сегодня стало спорным, а то и вовсе неверным, и венец устойчивости был сорван за каких-то несколько минут разговора с Децибеллой. Не всё окрашено только чёрным или белым - так она сказала. И он не помнит, чтобы просил её поскорее сдёрнуть пелену с его глаз.
Что вообще есть правда?
Вопрос, который по молодости лет казался глупым, сейчас перестал быть таким уж бессмысленным. Стандартный ответ: "У каждого правда своя" - тоже удовлетворения не приносил.
- Он спрашивает, почему должен помогать нам.
Барахлюш с усилием выдирает себя из размышлений.
- Он что, смеётся?
Клепи честно поворачивается к Пёстрокрылу и мерит названного отца взглядом.
- Точно никогда нельзя сказать, но вроде бы нет, - говорит она. - Так что отвечай серьёзно.
Барахлюш набирает в лёгкие побольше воздуха.
- Дело в том, Ваше Величество, что ваш поданный унёс двух крайне разыскиваемых преступников далеко за пределы Семи континентов. Разумеется, я искренне убеждён, что это произошло по чистой случайности, и он нарушил баланс, не подозревая об этом. Однако совершенную ошибку надо устранить, и без вашей помощи это абсолютно невыполнимо.
Внимательно выслушав его, Клепи прикладывает губы к свистульке, заполненной водой, и издаёт серию треньканий. У Барахлюша нет никакого желания понимать, как воробьи находят смысл в этом звуке - он звучит совершенно одинаково. Впрочем, даже если бы он находился в хорошем расположении духа, едва ли смог бы разобраться.
Выслушав её, Пёстрокрыл подпрыгивает и издаёт серию чириканья в ответ.
Чив-чив-чив-чив-чив-чив-чив-чуик.
Может всё дело в определённом количестве этих "чив"? Барахлюш в раздражении отмахивается от своих предположений. Он же сказал: никакого желания.
Клепи поворачивается к нему с виноватой улыбкой.
- Похоже ты был прав, он шутил. Прости, я так и не научилась понимать, когда они несерьёзны. Их чувство юмора сильно отличается от нашего. Он спрашивает, сколько надо и когда.
Барахлюш закидывает голову и в немом вопросе к вселенной смотрит в потолок. Нет, правда, неужто с него на сегодня не хватит?
- Один. Как только дождь поутихнет.
Клепи переводит, Пёстрокрыл отвечает. Внимательно разглядывая её профиль, Барахлюш задаётся единственным вопросом: почему именно сейчас мир решил рухнуть? Он подрался с осматом и враз стал обладателем и поручителем сразу трёх малознакомых ему людей. Его первая любовь вышла замуж за его друга, и он был единственным свидетелем. Он чуть не подорвался на фальшивом теле Ужасного У. Армана украли охотники, и он стал последней надеждой на его спасение. На него напали и чуть не покалечили доверенных ему людей, а немного погодя оказалось, что он помолвлен, да не на ком-нибудь, а на той самой нападавшей. Он смотрит на неё прямо сейчас и не может испытать ничего, кроме желания смотреть и смотреть, так она очаровательна, проста и понятна, как-будто он знал её всю жизнь, и это неправильно, неправильно, неправильно!
Но нет, вселенная, ты не можешь остановиться на этом, у Барахлюша де Стрелобарба недостаточно проблем, да?
Ему нужно именно сейчас узнать, что Урдалак - никакое не зло, а обычный человек. Барахлюш не знает, отчего это так сильно подкосило его, но он уже понимает, что пронесёт этот нарыв через всю жизнь.
Интересно, а Селения хотя бы подозревает о неустойчивости своего мира?
Эта мысль греет: он убеждён, что нет. При всей неприятности своего положения, Барахлюш понимает, что доставшееся ему знание приходит не всем, и что несмотря на горечь, оно чрезвычайно ценно. Это то, от чего уже не отмахнёшься как от надоедливого животного. Это нечто серьёзное, взрослое, то, на что впредь ему придётся оглядываться.
И всё-таки Барахлюш просит небеса остановиться. Хорошего понемногу.
Клепи поворачивается к нему.
- Отец согласен.
Он рассеяно кивает.
- Это хорошо, поблагодари его от моего имени.
Она улыбается, и сердце его подскакивает и как-будто увеличивается в размерах, выходит за пределы тела и накрывает с головой. По всему телу распространяется внезапное тепло, но Барахлюш гасит в себе ощущение приподнятости. Эта девушка слишком быстро заставила его оттаять. Это не естественно. И знать бы ещё, как так вышло, может быть тогда он бы не сопротивлялся этому так отчаянно.
Глубоко поклонившись, Барахлюш спускается с платформы. Место переговоров воробьёв и охотников представляет собой открытое пространство: такие же платформы-сцены можно видеть на площадях городов в дни праздников.
- Куда теперь, Хозяин?
Это Пятый. Внимательно смотрит на него и вытянут в струну. Орим с Китхой стоят рядом и тоже ждут приказа. Очнувшись, Барахлюш яростно ворошит волосы: может это хоть как-то поможет привести голову в порядок.
- Надо разобраться, что приключилось с Арманом, - говорит он. - Клепи сказала, это был приказ Руриенны, вашей прежней королевы. Нам придётся пойти к ней и разобраться.
- Ох уж мы разберёмся, - Китха с наслаждением трещит кулаками.
Орим косится на неё и вздыхает.
- Ты не можешь взгреть королеву, даже если она бывшая, - говорит он, глядя прямо перед собой. - Её саму и её детей. Кодекс.
- Зануда, - хором говорят Китха и Пятый.
Барахлюш усмехается. Он знает их совсем недолго, но всё равно они уже стали ему как родные.
- В любом случае, нам нужно всё разузнать в подробностях, прежде чем мы улетим в погоню за Арманом и Ужасным У. Иначе сестра с меня голову снимет.
- А я могу пойти с вами?
Барахлюш переводит взгляд на появившуюся у него за спиной Санцклепию. Она выглядит серьёзной. Губы поджаты, глаза выражают мольбу. Она похожа на ребёнка, просящего взрослых взять её в поход по магазинам, и Барахлюш в который раз поражается её читабельности.
- А девочка-то теперь с лицом... - задумчиво говорит Пятый куда-то в сторону.
Клепи вспыхивает, и Барахлюш удивляется, насколько был неправ, сравнивая её с Селенией. Из-за маски он представлял себе лицо сестры и её мимику, и даже не подозревал, насколько сильно грешил против истины. На лице Селении всегда читалось ущемлённое самолюбие и ярость. Но Клепи... Сведённые брови, поджатые губы и эти глаза! Такая очаровательная и неприкрытая обида. Затем превращение: преодоление обиды, напускная сердитость.
- Челюсть подточи, квадратненький, а то кому-нибудь глаз выбьешь, - говорит она. - И помалкивай, если я к тебе не обращаюсь. Я знаю кодекс. И пусть твой Хозяин прощает тебе твою дурость, со мной этот номер не пройдёт. Спину выпрямь и смотри в плинтус, которого нет.
И, не глядя больше на ошарашенного Пятого, Клепи поворачивается к Барахлюшу.
- Так я могу пойти с вами?
Выражение лица уже другое, и он задаётся вопросом, почему это так интересно: анализировать её. Обнаружив, что улыбается, Барахлюш обещает перестать заниматься этим.
- Ты разве не участвуешь в подготовке...э... похоронного праздника?
- Если я буду с вами, я могу этим не заниматься.
- Не любишь похороны?
- А кто их любит? Это же вечеринка с трупами.
Кто-то из мародёров прыскает в кулак - Бюш не знает, кто именно, но он и сам снова улыбается. Вечеринка с трупами? Да, пожалуй, он тоже всегда так считал.
- Хотя танцы и песни я люблю, - признаётся Клепи. - Деци красиво поёт. Слышал когда-нибудь?
- Нет. А что, много упустил?
- Очень. Считай, жизнь зря прошла.
О Великий Лес, она шутит. Он смеётся и понимает, что делает это несколько дольше и громче, чем следует.
- Ладно, идёшь с нами.
У шатра Руриенны двое охранников-мародёров хмуро взирают на пришедших. Сначала меряют взглядами Барахлюша, потом его товарищей, затем снова его.
- Руриенна не принимает гостей.
- О встречах с ней надо договариваться.
- Даже если речь о родственниках?
Они хмурятся, и Барахлюш украдкой вздыхает. Он слишком редко заявляет о себе на других континентах, никто не знает его в лицо! Это надо исправлять, не то так и имя забудут.
- Я Барахлюш де Стрелобарб, принц Первого континента, её племянник. И мы договаривались о встрече, просто вам никто не сообщил.
Мародёры недоверчиво смотрят на него.
- Что не так, ушастенькие? - Клепи появляется у его правого плеча. - Уж меня-то вы знаете. Пустите нас.
- Вас-то мы знаем, а вот...
Охранник замолкает и пристальнее вглядывается в Пятого.
- Будь я проклят... Это ведь ты, Кор.
Пятый бледно улыбается.
- Думал, не узнаешь. Да, я, но меня теперь зовут Пятым.
- Нет, Кором, - возражает Барахлюш и глазом не моргнув. Он поворачивается к Ориму с Китхой. - Вы и себе можете взять свои прежние имена. Я просто не знал, что они у вас были.
- Спасибо, Хозяин, однако вынужден отказаться, - Орим совершает глубокий поклон.
- Не, я тож пас, - Китха мотает головой. - Бэс умерла с падением короля, Китха родилась с падением Мразела. Меня это более чем устраивает.
- Мразел пал?
В глазах охранников появляется надежда. Китха смотрит на них искоса, но на губах её появляется улыбка.
- Это со дня на день должно решиться.
- Надежда на возвращение домой ещё есть, брат, - кивает Пятый, который отныне Кор.
- Да, и мой король в этом напрямую задействован, а я ему помогаю, - говорит Барахлюш. - Так что пропустите нас поскорее.
Он поворачивается к Кору.
- Оставайся здесь. Будешь узнавать информацию.
- Так точно!
Кор расплывается в широкой улыбке. Они с Барахлюшем поняли друг друга.
- Это что, ребята из его корпуса? - тихо говорит Китха, когда они входят внутрь.
- Ну да, - так же тихо отвечает Орим. - Он один из них остался после того, как король пал.
- Вот ему досталось наверное...
Барахлюшу некогда выпрашивать у них подробности, хоть ему и интересно: голова Рурии появляется меж нитями бус, ограждающих её покои от остального дома.
- О, это вы. Я ждала, что вы вернётесь.
Они входят внутрь и убеждаются в правдивости её слов: на полу разложено ровно то же количество подушек, что и их самих.
- Правда, я не подозревала, что у вас будет компания, удачно что один из твоих людей не здесь. Здравствуй, Санси.
- Здравствуй, тётя Рурия. Но зови меня теперь Клепи, пожалуйста.
Сердце Барахлюша подскакивает куда-то к голове и стучит там. Да, она никогда не высказывала недовольства по поводу того, как он её звал, но он даже не думал, что она приняла это за имя.
Руриенна хмурится, осуждающе смотрит на Клепи. Вздохнув, она качает головой.
- Не думала, что марадерское отношение к именам передаётся по крови. Ты ведь воспитана среди охотников, откуда эта беспечность?
- Неправда, всё наоборот, - Клепи тоже хмурится и качает головой. - Имена даются со сменой хозяев. Меняется хозяин - и прежний ты умираешь. Зачем живым имена мёртвых?
Барахлюш с каменным лицом опускается на подушку, пытаясь делать вид, что этот разговор его не касается.
Хозяин? Смена?
Рурия не выглядит убеждённой.
- Об этом говорю. Беспечность, - она вздыхает повторно. - И откуда только ты этого набралась? - взгляд её обращается к Барахлюшу. - Что ж, Ваше Величество, задавайте свои вопросы.
Бюш, только и ждавший этого, говорит без промедления
- Это вы отдали приказ схватить Армана Гигантока?
- Да, - Руриенна поджимает губы. - И не горжусь этим.
- Зачем?
- Пророчество, - взгляд женщины становится стальным. - Слышали пророчество о свадьбах? Оно творится прямо на наших глазах вот уже последние лет десять. То есть тысячу на ваш пересчёт.
Барахлюш задумывается и медленно кивает.
- Как скажете...
- И два человека умрут. Это могу быть я, и это будет здорово, я и так порядком задержалась в этом бессмысленном мире. Но вероятность, что умру именно я, не больше, чем у моих детей. И я решила сделать вероятность меньше, добавив действующих лиц. Вы ведь знаете, что семья вашего короля - и моя семья тоже?
Барахлюш молчит. Так. Она сумасшедшая. Это невежливо, так говорить о женщине, но надо смотреть фактам в глаза.
- Рурия, - очень серьёзно говорит он, - вы отдаёте себе отчёт в том, что намерено послали его на смерть? Чтобы исполнить пророчество?
- Я же сказала, что не горжусь этим.
По спине Барахлюша пробегает холодок. Теперь он не удивлён, отчего его мародёры так напряжены рядом со своей прежней королевой.
- Понятно, - он прокашливается. - Что ж, всё ясно, спасибо, нам пора.
- Ну что же вы, сядьте.
На висках у него шевелятся волосы. И он считал Урдалака сумасшедшим? Ха! Вот оно, безумие.
- Вы думаете, я сошла с ума? - огонёк пропадает из её глаз, и Барахлюш переводит дух.
- Прошу, обращайтесь ко мне на ты, - говорит он. - Вы моя родственница как-никак.
- Да, я сумасшедшая, - очевидно не слушая его, соглашается Рурия. - Совсем помешалась от желания отомстить за мужа. Мне об этом не говорил только ленивый. И я полна желания защитить своих детей. Они последний оплот, за который я держусь в этой жизни. Будь Минара хоть всю жизнь вдалеке от меня, а Берм - трусливым предателем. Я всё равно готова на всё, чтобы они выжили.
- Это всё, разумеется, замечательно, - говорит Барахлюш. - Но вы понимаете, что ведёте членов своей семьи на смерть только из-за какого-то пророчества? Его может и нет в помине.
На губах Рурии появляется сочувственная улыбка. Она смотрит на него, как на маленького мальчика, который не понимает простых вещей.
- Понимаю, я тоже такой была. Не верила в него. Думала, это всё глупые суеверия озёрников. Но Алистер верил. Пророчество обещало процветание народу, и он рвался его обеспечить. Порой заходил слишком далеко. Как-то раз он решил поженить Берма, нашего сына, с твоей сестрой.
Брови Барахлюша задираются. Что ж, да, она сумасшедшая, но это становится интересным.
- С Селенией?
Руриенна кивает.
- Да. Из-за этого наша семья и рассорилась, - она вздыхает. - Просто среди ночи ему в голову пришла идея, которая показалась удачной. Алистер пошёл и разбудил Берма. Таков был мой муж. Он отвёз его на землю Семи, на Первый континент, прямо ко дворцу. Тебя тогда ещё не было, Селении было всего два года.
- Э...
- Двести на ваш пересчёт. Но что-то там не задалось. Алистер хотел, чтобы Берм женился на ней без разрешения, но толи он не решился, толи Селения не дала ему, а может и то и другое, они не говорили потом об этом. Но они с Алистером забрали её к нам, даже не спрашивая у Санцклепии или Минима. Просто взяли и украли ребёнка. На два месяца. По-вашему пара десятков лет.
Бюш предпочитает не прерывать её, хотя для себя он решил, что Алистер этот тоже был немного того. Семейка социопатов...
- А я даже ничего не подозревала. Мне и в голову не могли прийти, что они никого не предупредили. А земли Семи слишком далеко, чтобы до нас быстро доходили тамошние слухи. Селения жила у нас: играла с моими детьми, соревновалась и училась сражаться, но она ни разу не сказала, что дома никто не знает, где она находится. Алистер хотел, чтобы они с Бермом влюбились в друг друга, но они оба были слишком разными, да и Селения была слишком мала для Берма. А потом произошёл инцидент: она упала в воду. Чуть не утонула, её чудом вытащили. После этого она боялась к ней подходить и начала проситься домой. И вот только тогда я узнала, что никто из её домашних не знает, что мы её забрали. Спустя два месяца! У меня руки затряслись, когда я подумала, что такое могло произойти с моими детьми. Я срочно собрала всю семью, и мы повезли Селению обратно.
Рурия зажмуривается, её передёргивает.
- Я никогда не видела Санцклепию в такой ярости. Она всегда была спокойной, наша Санцклепия, очень мягкой. Но эта история с Урди... Ты ведь наверное знаешь её? Она заставила Санси отрастить когти. Может быть она считала внезапное исчезновение единственного ребёнка карой небес, кто знает, Санцклепия очень переживала из-за Урдалака. В любом случае, она готова была убить Алистера. А я принялась его защищать, заикнулась о пророчестве, и терпение Санцклепии лопнуло. Она сказала, что больше не желает нас видеть, что она запрещает мне и моей семье появляться в пределах её земель. Стоило ожидать такой реакции, учитывая ситуацию. В любом случае, с тех пор мы больше не виделись.
Она поджимает губы.
- Я узнала о её смерти только когда вернулась после падения Алистера, - она качает головой. - Тогда же оказалось, что моя племянница, твоя сестра, вышла замуж за Артура, двоюродного племянника моего мужа. "И двое из них поженятся, и не будет это грехом, ибо они не родственники". Абсолютно все пытались это трактовать, и никто не мог понять, где скрытый смысл. Кто из этих умников мог подозревать, что здесь его и нет вовсе? Но именно в результате их свадьбы Рэксам оказался с кучей осматов на моей земле. Это было началом конца.
Барахлюш молчит. Для сумасшедшей она звучит довольно вменяемо, но это не отменяет её признания относительно Армана. К тому же, он толком не помнит это пророчество. За такими вещами лучше обращаться к Селении.
- Спасибо, что уделили время, - Барахлюш решительно встаёт. - Но знайте: ни будь Арман преступником, я бы имел право обвинить вас в предумышленном убийстве. И сделал бы это с чистой совестью.
Руриенна разводит руками.
- Поэтому я и призналась.
- Ну да, помешанная, - Клепи пожимает плечами. - Она потеряла горячо любимого мужа, её сын предал семью и примкнул к убийце, её дочь и её саму объявили врагами номер один, и всё это в один день. А спустя несколько часов оказывается, что её сестра, перед которой она так и не смогла извиниться, мертва. И вдруг - бамц! - оказывается, что Артур Гиганток и Селения де Стрелобарб поженились. И в результате этого союза был повержен Урдалак, и Рэксам - между прочим, его правая рука наравне с сыном Ужасного - решает отстроить свою собственную империю, а заодно и отомстить за брата, которого убила Крио. Всё складывается в довольно логичную картину, ты так не думаешь?
Бюш неохотно поводит плечами. Он разглядывает жестяную банку, служащую тюрьмой на Третьем. Наконец на её верхушке показывается металлический ирокез Мракоса. Улыбаясь, Барахлюш машет ему рукой и поворачивается к Клепи.
- Суть спора не в том, есть ли это пророчество на самом деле. Мне-то что, пусть себе существует. Но она, руководствуясь им, хочет смерти конкретных родственников.
- Поэтому она и сумасшедшая, - Клепи кивает. - Но у нас вся семья такая. Ну, в смысле, странная. Рурия помешанная, Деци не умеет показывать, что чувствует, и она ещё и слепая, твоя мама без раздумий отдала твоему отцу жизнь, чтобы она не досталась Урдалаку, Алистер, судя по всему, тоже был психом. Что уж говорить о том же Урдалаке. И наше поколение не лучше: ты очень долго не рос, твоя сестра, говорят, чересчур воинственна, Артур - большеног, Крио... Фух, о ней не принято говорить в суе. Мракос наполовину вообще не человек. А я ношу маску двадцать четыре часа в сутки, - она смущённо поводит плечами. - Ну, обычно ношу.
В течение нескольких секунд Барахлюш смотрит ей в глаза. Почувствовав, что начинает задыхаться, он откашливается и отводит взгляд.
- А всё-таки что там с Минарой? Ну, Крио? Я всегда думал, она и моль-моля не обидит.
- Кто, Мин? Ха! - на его плечо хлёстко ложится длинная тяжёлая ладонь Мракоса. - Как только я её догоню, можешь полюбоваться, как она будет пытаться меня не обидеть.
Барахлюш поворачивается к нему...и улыбка спадает с его лица. Какого?..
Заметив, как друг изменился в лице, Мракос решает на время забыть о своей первостепенной головной боли - то есть о выходках Минары. Он хмурится.
- Ты чего?
- Ну...
Бюш тянется к его лицу и ощупывает его щёки. Нет, настоящие. Затем тыкает в брови. Терпение Мракоса начинает иссякать.
- Ты че творишь?
Сколько он его не видел? Да вроде недолго. Тогда что это?
- А ты чего такой красивый? - говорит Барахлюш серьёзно. Его рука перемещается выше, к макушке Мракоса. - И у тебя волосы растут. И довольно быстро.
Лицо Мракоса выражает безразличное удивление. Он ощупывает голову. Почувствовав прорастающий ёжик волос на своей всегда лысой голове, он издаёт усталый вздох.
- О да, Мин, спасибо. А то мне так этого не хватало, всю жизнь мечтал.
- Ты думаешь?..
- Бюш, это лежит на поверхности. Она же принцесса. Поцелуй принцессы исцеляет болезни, поэтому моему отцу в своё время нужна была Селения, забыл? На кой ляд это мне, правда, если из-за своих выходок она убьётся, я в душе не знаю, но ладно, Мин, спасибо тебе огромное.
- У тебя теперь и кожа совсем перестала быть серой.
Мракос закатывает глаза и предпочитает ничего на это не отвечать.
- Когда вы улетаете?
- Как дождь кончится.
- Я с вами.
Он издаёт раздражённый вздох. Когда этот дождь ещё кончится? Как далеко Мин успеет за это время уйти? Теперь, когда она в курсе, что он собирается её преследовать, она ускорится.
Его взгляд привлекает суета вокруг. Охотняки наряжают свои шатры и подготавливают костры. Мимо них проходит уже которая женщина в платье, и тогда Мракос решает полюбопытствовать.
- А что происходит? Какой-то праздник?
- Похороны, железненький, - Клепи смотрит на него острым внимательным взглядом. - Тебя выпустили под мою ответственность, так что будь добр, не заставь меня об этом пожалеть.
- Санцклепия!
Клепи издаёт тихий стон отчаяния.
- Вот же маровня.
Она снова встречается взглядом с Барахлюшем, выдаёт бледную улыбку и кивает, как бы благодаря за всё. И натягивает маску.
- Спасибо, господа, было приятно провести с вами время. Увидимся позже.
Мгновение, и она теряется в толчее - в противоположенной стороне от Клоко, мчащегося к ним.
- Проклятая девчонка! - выдыхает он, запыхавшись. Его злой взгляд перемещается на Барахлюша, провожающего Клепи глазами. - Куда она пошла?
Бюш неохотно поворачивается к нему.
- Откуда мне знать? Это ведь вы её наставник, не я.
Лицо Клоко мрачнее тучи. Он уже делает шаг в сторону, куда пропала Клепи, но вдруг останавливается.
- Вы ведь не собираетесь на ней жениться?
Барахлюш напрягается. Тон Клоко звучит странно: он раздражён и полон...
Полон чего? Что это?
- С вашего позволения, - говорит Барахлюш медленно, - это наше с ней личное дело.
- А я её наставник, и вот что я вам скажу: отказывайтесь от этого дела. Да, она может быть очень мила, когда хочет, но вы с ней намучаетесь.
...полон ревности?
Бюш скрипит зубами. Он вспоминает её недавнюю бледную прощальную улыбку. Может быть милой, когда хочет? Этот человек вообще серьёзно сейчас?!
- Наше. Личное. Дело, - цедит Барахлюш.
- Всё равно хочу вас предупредить! Это абсолютно испорченный ребёнок, она не готова стать ответственной женой.
Барахлюш чувствует, как его уши покраснели от ярости. К голове прилил жар. Никогда в свой жизни Барахлюш не хотел так сильно кого-нибудь ударить.
- Идите по своим делам, Клоко.
Поняв, что не был услышан, Клоко хмыкает и бежит за Клепи.
Сердце Барахлюша бешено стучит где-то в голове. Часть его - самая прагматичная - говорит ему, что всё это - не его ума дело, но эту часть быстро затыкают остальные голоса.
- Странный мужик, - высказывает Мракос наиболее нейтральное мнение из всех возможных. Он смотрит на лицо Барахлюша, в котором читается плохо скрываемое бешенство, и улыбается. Совсем другое дело. - Так что за похороны?
- Платье?
Пышнотелая охотница упирает руки в бока и смотрит на неё непонимающе. Клепи разводит руками.
- Ну, я просто хочу не отставать от всех. Праздник как-никак.
Охотница приподнимает одну бровь. Она знает эту девочку всю жизнь, и ни разу ещё не было случая, чтобы она хотела "не отставать от других", скорее наоборот. Впрочем, говорят принц Барахлюш всё ещё на Третьем. На губах охотницы появляется улыбка понимания.
- Ладно, как скажешь.
Не обращая внимания на её ухмылочки, Клепи кивает и проскальзывает внутрь. Внутри шатра пусто, только ряды одежды, и она переводит дух. Ещё не хватало, чтобы её застали за подобным занятием, особенно кто-нибудь из собирательниц. Однако те похоже кинулись сюда, как только Деци объявила праздник.
Не то что бы ей хотелось наряжаться, но вероятность, что Клоко пойдёт искать её именно сюда, очень мала. Подумав так, Клепи разрешает себе успокоиться и погрузиться в поиски. Тем более что она знает, чего хочет.
В детстве было хорошо. Никому дела не было до того, как она выглядит и как себя ведёт. Да, её дразнили ровестницы, но кому вообще может быть дело до мнения глупых девчонок?
О Лес, сколько розового! Безвкусица.
Всыпешь одной хорошенько, и все они говорят уже за твоей спиной, и это может не хорошо, но по крайней мере терпимо.
О, зелёное! Мило. Но нет, наверное нет.
Иногда правда пытались строить козни: подкладывали щепки в ботинки, крали учебники и исписывали их вкривь и вкось, так что нельзя было и руны разобрать. Но Клепи лишь смеялась над их попытками и отвечала втройне: раздавленные мешки с половыми продуктами улиток в постель, взрывающиеся карандаши, фейерверк из их игрушек, нижнее бельё, вывешенное на всеобщее обозрение в местах собраний. Куда им было тягаться с ней, с такими-то масштабами? Она могла придумывать планы мести без устали, ведь у них было гораздо больше слабых мест, чем у неё, и это было легче лёгкого - не говоря уже о том, как это было весело. От некоторых её проделок весь Третий стоял на ушах.
Как бы там ни было, они не выдержали её напора и оставили в покое, хотя Клепи всё равно кинула им пару-тройку розыгрышей вдогонку.
И Клоко тогда был нормальным. Ну, то есть...
Клепи прерывает эту грустную мысль . Кажется нашла. Свободное белое платье, большими мягкими складками ниспадающее вниз, с серым ремешком к нему. Скромно и просто.
"Просто ты такая красивая".
У неё кружится голова. Она снимает маску и натягивает её на лоб. Схватившись, чтобы не потерять равновесие, за полки платяных шкафов, Клепи прикладывает ладонь к щекам. Её сердце стучит как маленькая птичка, которая чувствует, что вот-вот может выбраться на волю. Он такой милый. И добрый. Она напала на него, и изначально явно не пришлась по душе, но он всё равно разозлился, когда та собирательница начала наговаривать на неё. Справедливый.
- Ба-рах-люш, - произносит она по слогам, как-будто пробуя его имя на вкус. На губах её обозначается улыбка.
Он ведь и сам очень красивый. Все книги писали обратное, но эти глаза, эти линии лица... Может с ней что-то не так, раз она считает их привлекательными? Может быть. Но в таком случае ей не привыкать. И он не хочет торопиться. Но он и не сказал нет. А ведь давно бы мог, но не сказал.
"...твои глаза красивые".
Блаженно вздохнув, Клепи отрывается от шкафа и начинает переодеваться.
Отлично сидит. Она находит связку бус и зелёную желетку в дополнение к платью. Что ж это даже может быть симпатично, и...
- Привет, Лили. Санкцклепия здесь?
Клепи подпрыгивает от неожиданности. Нашёл!
- Привет. Да, она там уже час или около того.
- Могу я зайти? Надо срочно с ней переговорить.
О Великий Лес. Её бьёт дрожь.
Умереть. Прямо здесь. Раствориться. Исчезнуть. Стать маленьким моль-молем и улететь в небеса.
- Слушай, Клоко, ты о ней слишком печёшься.
Клепи бьёт себя по щеке - небольно, но ощутимо,только чтобы пресечь свои мысленные лепетания.
Нет, слышишь, нет? Мы это проходили. Не ты его таким сделала, он сам. Ты не виновата, перестань причитать! Тот Клоко уже не вернётся. Всё, что ты можешь сделать, это продолжать держать его на расстоянии. Мы ведь решили это раз и навсегда,ну так действуй.
- Да, знаю, но я не могу иначе. Я забочусь о ней.
Заботится?!
Ненависть придаёт ей сил. Пора уходить. И срочно. Она неслышно начинает скользить меж шкафов, к краю шатра, там, где можно будет выскочить на улицу, в безопасность.
- Ладно, проходи. Она там одна.
О да, спасибо, Лили, за эту важную информацию! Теперь он может чувствовать себя в полной безопасности, спасибо!
Клепи медленно и неслышно движется вперёд. Главное, не паниковать, спокойно.
Звук раздвигаемых бусин и шаги.
- Санси, ты ведь здесь? Выходи.
Она замирает на месте и старается не дышать. Куда он пойдёт?
- Санси, нужно поговорить. Почему ты мне не доверяешь?
Ага, направо. Фух. Какие же длинные шкафы, и как она это раньше не замечала?
- Мы должны поговорить. Ты меня избегаешь, играешь со мной, я-то знаю.
О богиня. Она так долго умудрялась сбегать от него, что уже и забыла, какой он псих. Или он сошёл с ума за то время, пока она бегала от него? Ох, кто знает. Но это неважно, неважно!
- Я знаю, ты злишься на меня из-за сегодняшнего. Прекрати, Санси, ты...
Он замолкает и от повисшей тишины у неё шевелятся волосы на затылке.
- Дрянная ты девчонка, - медленно произносит Клоко. - Ты действительно пришла сюда выбирать платье. Санцклепия! У меня твоя одежда. Она ещё теплая, я знаю, ты ещё здесь.
Вот зараза! От мысли, что он может думать, трогая её ещё не остывшую одежду, Клепи мутит. Нет, если она выдаст себя, он может её схватить, тихо, не паникуй. Вперёд, просто иди вперёд.
- Так значит он тебе действительно нравится, этот парень? Он тебе не подходит, слышишь? Ты слишком спешишь, нельзя спешить с мальчиками, они не умеют любить в этом возрасте, поверь мне.
Не слушать, не слушать, не слушать. Так, поворот.
Тупик!
Дыхание у Клепи учащается, голова погружается в блевотно-розовый туман. Придётся идти обратно. Ну почему она так редко здесь бывала, она вообще не знает этих лабиринтов!
- Он не сможет оценить твоей красоты. Зато я смогу, я ведь знаю тебя так долго, знаю лучше всех.
Так, ладно, спокойно, обратно. Она вдруг в ужасе останавливается. А есть ли вообще шанс, что наружу есть другой выход кроме того же места, где вход? Иначе какой смысл той охотнице там стоять? Сердце её падает куда-то вниз, но она бодрится. Ладно, ничего не поделаешь. Она выйдет. Попробует поговорить с ним ещё раз.
Может быть он наконец поймёт и перестанет так себя вести.
Но лучше встретиться с ним ближе к выходу. Тихо!
- Ты не носила маску при нём. Что он тебе сказал? Что ты ему нравишься? Но ведь я говорю это тебе уже очень давно, почему же мне ты не давала так долго смотреть на тебя? И он всё равно не понимает тебя так, как я. Ну же, давай поговорим.
Выдохнув, она выходит в поле его обозрения.
- Вот ты где, Санси, - лицо Клоко похоже на лицо больного, и ей страшно от осознания, что таким его видит только она. Он порывисто идёт к ней. Его взгляд исследует её тело с ног до головы, и её снова мутит. - Ты очень милая в этом платье. И маска снята, я так давно не видел...
- Меня теперь зовут Клепи, - отрезает она. - Клоко, хватит. Прекращай. Всё, что ты делаешь, давно вышло за рамки обязанностей наставника.
- Клепи? - он хмурится и берёт её руку. Громадным усилием воли она заставляет себя вытерпеть это. - Какое-то издевательство над твоим именем. Это его идея? И ты так просто это приняла? Нельзя слишком много позволять таким, как он. Ты совсем его не знаешь, позволь мне обо всём позаботиться.
Он пытается поймать её вторую руку, но Клепи не даёт ему этого.
- Я сказала, хватит. Позаботиться о чём? Единственный, кого ко мне не следует подпускать, это ты. Ты сумасшедший! Ты хотя бы слышишь себя?
- Я сумасшедший из-за тебя, - он хватает её за плечи и грубо встряхивает. - Ты дразнишь меня, манишь, но не подпускаешь к себе. Ты сама этого хотела, я ведь тебя знаю.
- Пусти меня немедленно.
- Зачем? Чтобы ты пошла к этому парню? Он тебя не достоин, только опорочит тебя. А ты такая нежная, гладкая, невинная...
Его ладони напрягаются и начинают гладить её плечи. Терпение Клепи лопается: это просто невыносимо! Как же она его ненавидит, как же ненавидит!
- Ну что ты, не плачь, - он протягивает пальцы к её щеке и вытирает с неё слезу. Наклоняется ниже, желая заглянуть в лицо.
Задержав дыхание, Клепи зажмуривается и изо всех сил бьёт его лбом в переносицу. Драгоценная маска, так и не надетая обратно, с хрустом разламывается пополам, и Клоко отшатывается, хватаясь за нос.
Она не знает, насколько сильные повреждения принесла, но что-то внутри неё неистово ликует. Свобода стала ближе. Не теряя ни секунды, Клепи выскакивает наружу, мимо удивлённой Лили.
Щека, которой он касался, кажется замараной навсегда.
Танцы охотников очень похожи на ирландскую польку. Скорость и стремление отбивать ногами в ритм музыки - по этим признакам её легко узнать. Да что уж, музыка и та была похожа. Но какая охотникам разница? До Ирландии далеко, и тут нет Артура Гигантока, единственного, кто мог бы их упрекнуть.
Душа Барахлюша поёт и нежится в искристой атмосфере общего веселья. Он бы и сам пустился в пляс, да не с кем. В принципе, парные танцы не подразумевают разнополость, и он мог бы здорово провести время, танцуя с Мракосом, но, узнав, чьи это похороны, его друг лишь долго посмотрел на него, извинился и ушёл, сказав, что ему нужно побыть одному. Расстроенным он не выглядел, скорее потерянным. Действительно, не каждый день целый народ справляет смерть твоего отца-злодея как национального героя.
Мародёров Барахлюш отпустил. У Орима тоже обнаружились знакомые, Кор - обычно флегматик и молчун - в обществе своих прежних друзей, ушедших с прежней королевой, не затыкался ни на секунду. Одна Китха предпочла остаться подле Хозяина, объяснив это тем, что ей так привычнее. И похоже она не кривила душой, говоря это.
- Хочешь потанцевать Китха?
Задумавшаяся о своём девушка вздрагивает от неожиданности. Моргнув, она поворачивается к нему и, поняв, что он к ней обращался, выправляется и встаёт по стойке смирно.
- Прошу прощения, Хозяин, не расслышала.
- Вольно, - Барахлюш нетерпеливо машет на неё рукой. - Так ты потанцуешь со мной?
Лицо Китхи становится жалким.
- Простите, Хозяин, но такой уровень танца без подготовки я не выдам.
- О, я научу, это просто!
Китха мнётся, ей крайне неловко.
- Прошу извинить, Хозяин, но у меня на родине принято, что парни и девушки танцуют друг другом только если они замужем или собираются жениться. Я...я понимаю, что у вас это не так, но...
- А, тогда прости, - он горько вздыхает.
Клепи всё ещё нет. Втайне он ждал её появления, думал, может она подарит ему пару танцев. В конце концов, она сказала, что любит танцевать.
Интересно, когда Клепи танцует, она улыбается, или лицо её сосредоточено, в попытке делать правильные движения? Краснеет ли она? Как сильно блестят у неё глаза?
Словно прочитав его мысли, Китха спрашивает:
- А где та девушка? Которая Клепи.
Барахлюш пожимает плечами.
- Она убежала, когда появился её наставник
Он мрачнеет. Мракос назвал Клоко странным. Бюш предпочёл бы слово "подозрительный". Неспокойный какой-то, как-будто вот-вот взорвётся. Раньше он таким не казался. И эта ревность в голосе. Но не мог же он приревновать ученицу к нему, к Барахлюшу! Тем более, что Клоко ей в отцы годится, и то с натяжкой.
- Что ты думаешь о нём, Китха? Ну, о её наставнике?
Китха задумывается.
- Честно говоря, не обратила на него толком внимания. А что, он хочет соперничать?
Барахлюш вспыхивает.
- Не в соперничестве дело. Просто он...странно к ней относится. Опекает её, хотя она уже выросла из возраста, когда нужен наставник, и... кажется, из кожи вон лезет, чтобы меня от неё оттолкнуть.
- Ну, она очень миленькая, - говорит Китха. - Я прямо даже не ожидала. Из-за этой её маски. Тем более, что она оказывается ещё и марадер по происхождению, теперь даже не стыдно, что она нас повалила. В общем, о чём это я: если мужик к ней неровно дышит, ничего удивительного в этом нет.
- Но он же старый!
Возмущение в его голосе заставляет Китху сочувственно улыбнуться.
- Если бы только всё в этом мире было правильно и хорошо! Насколько я понимаю, у Урдалака с вашей матерью тоже была большая разница.
- Семьсот лет, конечно, много, но это... Клоко, уже был очень взрослым, когда наблюдал её совсем маленькую...
Он сталкивается со взглядом Китхи, и смотрит она по-прежнему сочувственно.
- Что ж, раз уж вы сами об этом заговорили... Вы спрашивали, зачем она носит маску?
- Из-за Децибеллы. Она слишком эмоциональна, и маска помогает ей это скрыть.
- Возможно, - кивает Китха, - хотя если хотите моё мнение, аргументация тут слабовата. Вот скажем... Когда я была под главенством Мразела, он ко мне приставал. Мы все и так были под шлемами и меняли голоса, чтобы хоть чем-то отличаться, но я сделала свой голос максимально мужским. До сих пор сложно осознать, что это больше необязательно. В любом случае, мужской голос был моей маской, которая не давала ему лишнего повода. Не исключено, что у неё это так же работает.
Барахлюш молча обдумывает её слова. Но это же...
- И потом, - если Китха рассуждает, она доводит мысль до конца, - разве Децибелла может видеть её лицо?
Бюш замирает. Мир приостановил движение, и как-будто вертится сейчас вокруг него на карусели и смеётся над ним. Какой же идиот!
- Я... Я отойду, пожалуй, - говорит Барахлюш. - Мне надо... Что-то я...
Не договорив, он поспешно ретируется, выходит из круга костров и идёт в неизвестном направлении, пытаясь проветрить голову.
Каков слепец! Это ведь всё объясняет: её поведение, агрессивность, маску - абсолютно всё. И он не смог сложить два и два, когда она наврала ему, даже не подумал, какой это бред. Он даёт себе мысленную затрещину.
Уже наступила ночь, а тучи на небе так и не разошлись, и только огонь костров выхватывает очертания шатров и далёкие гороподобные тела птиц. Барабанный стук капель сливается со звуками музыки, смеха и гомона.
Вдруг этот Клоко нашёл её? Не сделал ли он чего-то нехорошего с ней? Так, стоп, этот мужик крутится вокруг неё всю её жизнь, и после отъезда Барахлюша прекращать не собирается. Эта мысль тяжёлым грузом валится на него, но обдумать её он не успевает: на встречу ему выбегает девушка в белом платье и зелёной жилетке. Неожиданно она хватает его за руку и тянет куда-то в сторону. Шум стучащихся друг о дружку бусин - и они оба оказываются в темноте чьего-то чужого дома.
Ничего не понимающий Барахлюш открывает рот, чтобы спросить её, что происходит, когда девушка сама подаёт голос.
- Тихо. Он идёт.
Из-за платья он сомневался, что это Клепи, но её голос поставил всё на свои места. Барахлюш послушно молчит. Она в порядке - и на том спасибо.
Её рука сжимает его ладонь. Клепи не дышит: она напряжённо смотрит на дорогу сквозь только-только переставшие покачиваться бусины. Проходит секунда, две, и на дороге появляется Клоко. В сумраке Барахлюш не может различить выражение его лица, но всё равно ему становится жутко при виде черных дыр его рта и глаз. Клоко направляется в сторону костров, явно измотанный и уже никуда не спешащий. Он что-то держит в руках, но Бюш не может разобрать, что.
- Постой здесь, - тихо говорит он ей.
- Что? Нет!
Но он уже выходит наружу.
- Клоко! Подойди сюда, есть разговор.
Наставник Клепи поворачивается к нему, и теперь его выражение лица видно отчётливо.
О боги, да что ж ему так везёт на психов в последнее время!
- Я хочу поговорить с тобой о Клепи.
- Санцклепии, - Клоко резко разворачивается и идёт на него. - Её зовут Санцклепия. Моя Санси! И ты у меня её отнял! Гадёныш, мелкий гадёныш!
Он делает выпад, но Барахлюш без труда уворачивается от удара. Что, неужели сразу с места в карьер? Он вдруг отмечает у Клоко сильную припухлость в районе носа. Опустив глаза к его рукам, он видит, что тот держит не что иное, как разломанную маску Клепи. Со всей ясностью Барахлюш наконец осознаёт реальность происходящего. Это не совпадение и не ошибка, всё действительно именно так, как выглядит.
- Успокойся, Клоко, хватит.
Клепи, не собирающаяся смотреть, как из-за неё будут драться, недолго следовала просьбе Барахлюша оставаться на месте. Она оказывается между ним и наставником и расставляет руки на подобии живой мишени. Но Клоко уже ничего не видит и не слышит. Он бьёт. В следующее мгновение Клепи оказывается на земле, и Барахлюш, вовремя успевший увести её из-под удара, с разгону бьёт Клоко головой в область челюсти и носа. Раздаётся характерный треск, и наставник Клепи как подкошенный падает на землю.
- Ты как?
Барахлюш помогает ей подняться.
- Я-то хорошо, а вот он... - выглядит она скорее озабоченной, чем встревоженной. - Ты же его не?..
- Да какое там, - Барахлюш отмахивается от Клоко как от мусора. - Болевой шок, наверное. Ты ведь уже саданула его разок. Маску жалко.
- Я всегда могу сделать новую, если захочу.
- А хочешь потанцевать? Я весь вечер так и рвусь в пляс, но никто не хочет быть моим партнёром.
Клепи задумчиво изучает его лицо и улыбается. Она снова берёт его за руку.
- Звучит заманчиво, почему нет.
Не оглядываясь, они идут к кострам. Немного подумав, Бюш всё-таки говорит:
- Ты точно в порядке? Он ведь...
- Нет-нет, - она качает головой. - Клоко никогда ничего такого не делал. И, если честно, до сих пор не понимаю, что же он от меня хотел, - она бледно улыбается. - По сравнению с ним тётя Рурия - образчик адекватности, да?
Барахлюш коротко хохочет. Да, пожалуй, что так.
- Значит всё хорошо?
Клепи поворачивает к нему голову и твёрдо кивает.
- Да, - её губы расплываются в улыбке. - Как никогда .
Спустя несколько минут Клоко обнаруживает себя, грязного, с расквашенным лицом, на голой земле. Нос - точнее то, что от него осталось - издаёт булькающий мокрый звук. Пошатываясь, он встаёт и с ненавистью смотрит на праздничные огни. Она была у него в руках, счастье было так близко, но тут появился этот гадкий мальчишка и украл её. Посмеялся над ним, избил и унизил. Что ж, может и так, но тогда он, Клоко, будет смеяться последним. Он всем расскажет правду об этих двух голубках, всю историю их грязной подноготной. Да, у него нет доказательств, но он ведь знает Санцклепию как никто другой, она не могла не быть плохой девочкой.
Клоко, покачиваясь на ходу, идёт в сторону праздника. Позади него, повторяя его движения, движется его тень. Вдруг к ней присоединяется ещё одна. Свет меркнет.
Мир кажется Барахлюшу живым и ярким. Он кружится сейчас вокруг него - большой, наполненный радостью и счастьем, обещающий много больше.
Так хорошо и спокойно он себя не чувствовал со времён детства, когда Артур ещё только появился, Селения была особенно вредна, а проблемы, казалось, решались действиями не сложнее щелчка пальцев.
И ритм, ритм, ритм! Как это здорово - двигаться вместе со всеми в такт музыки, и всё общее, всё на всех, и в то же время ты сам по себе, и никто тебе не указ. И цвета яркие и тёплые. Он так счастлив, так счастлив! Чувствует себя так правильно, здесь и сейчас, с ней.
Разгадка была проста: танцуя, Клепи улыбается. И краснеет. А глаза не блестят, а пылают янтарным огнём, и в этом огне крутится этот самый мир, крутится всё быстрее и быстрее, и только бы не сорваться, удержаться, потому что так хорошо, так правильно!..
Музыка прекращается, и они останавливаются. Рука к руке, взгляд к взгляду. Частое дыхание и особенное единство душ, близость, доступная двум только во время танца.
Кто не танцевал расточают аплодисменты, но музыканты требуют перерыва: они без устали играли всё это время, и теперь им бы хотелось отхватить и свою часть беззаботности - хотя бы ненадолго.
- Жаль, - произносит Клепи, по-прежнему глядя ему в глаза. - С тобой я бы танцевала ещё и ещё.
- Я бы не прочь танцевать с тобой вечность, - Барахлюш настолько опьянён этим новым состоянием, что способен говорить то, что думает.
Его пальцы перебирают аккуратные костяшки её пальцев. Мир перестал крутиться так бешено, но он всё ещё крутится, и в этом движении, которое ещё недавно казалось ему бессмысленным, он видит значение, и теперь совершенно отчётливо. Отблики от костров играют на её лице, волосах, а глаза сияют так ярко. И она очаровательна. И это белое платье... Он никогда не думал, что будет размышлять о платье девушки как о чём-то возвышенном и милом. И она тоже кажется счастливой, и это самое важное: что она счастлива. Он хочет, чтобы она была счастлива всегда, чтобы она смеялась, глаза щурились, а полуоткрытые губы изредка показывали белизну зубов. Потому что она такая красивая, когда смеётся.
Вдруг на их плечи опускаются тяжёлые руки, и они разом выходят из-под гипноза друг друга.
- Ребят, ребят, на вас же смотрят, чего вы встали!
Это Мракос - схватил их за плечи и почти несёт в толпу. Они даже не заметили, что действительно остались одни на прощадке. Коротко оглянувшись, Барахлюш успевает заметить любопытные взгляды доброй сотни пар глаз. Но ему почти всё равно. Даже сейчас он держит её за руку, и она как что-то маленькое и живое, ему хочется защищать её, преодолевать печали и радости. Барахлюш отдаёт себе отчёт в том, что всё это может быть напускным, навеянным танцами, но никогда до этого он не чувствовал себя таким живым. И если Клепи может дать ему это ощущение, ну так что же.
- Вот, лучше здесь постойте, - говорит Мракос, опуская их на землю.
Не спеша освободить руку Клепи, Барахлюш поворачивается к другу.
- Что случилось? Я думал, ты хочешь провести время в раздумьях и одиночестве.
- Ну, так я уже, - Мракос чешет подбородок, на котором отчётливо видна прорастающая щетина. Нащупав её, он философски вздыхает. - И по всему выходит, что мне всё равно, что происходит с моим отцом, если только это не касается чьей-то безопасности. Но если он умирает... Я рад, что в мире есть кто-то, кому не всё равно, - он замолкает, а потом, встряхнувшись, добавляет. - Я принесу нам чего-нибудь попить, подождите здесь.
Как интересно распоряжается судьба: восемьсот лет назад Мракос бы точно не извлёк из своей головы таких интересных мыслей.
Барахлюш думает, что наверное уже следует отпустить руку Клепи, пока это не стало выглядеть навязчиво, когда она делает это сама, но только чтобы сплести свои пальцы с его. Где-то внутри него опрокидывается котёл с чем-то горячим, и жар наполняет всё его тело. Он поворачивается к ней. Её глаза сияют точно два кусочка янтаря, они прикрыты схваченными инеем белыми ресницами, и она такая чудесная!
Бюш так быстро вернулся в прежнее состояние, что голова идёт кругом. Вот бы проводить с ней как можно больше времени, узнать о ней всё - каждую сокровенную тайну. И чтобы она доверяла ему, а он - ей. Никогда не расставаться, всё делать вместе, даже молчать и быть в одиночестве - он чувствует, что с ней он сможет и такое.
Но он торопится. Да, верно. Он же вернётся. И довольно скоро. Вот только... Он ведь знает себя. Хватит ли ему смелости вернуться? Когда это состояние пройдёт и останется только страх, что он ошибается, что всё точно пойдёт не так в будущем, не струсит ли он?
А ещё он забыл о кое-чём очень важном: о Клоко.
Помрачнев, Барахлюш забирает руку и прячет ладони в карман.
- Клепи, он ведь от тебя не отстанет, когда я уеду?
Она тут же понимает о ком он, и её лицо тоже грустнеет. Клепи кивает.
- Если честно, мне страшно, что он может натворить после твоего отъезда, - она встречается с его взглядом и поспешно исправляется. - То есть... Ну, я не о себе. Физически он мне ничего и раньше сделать не мог. Но вот наговорить на нас... Да, это он может.
- Например?
- Какие-нибудь гадости, - она отводит глаза. - Что-то такое, что не должны делать малознакомые молодые люди, скорее всего.
- Да но... - Барахлюш переводит дух: он поражается своей смелости, -...но если они будут женаты, это ведь уже ничего?
Он наскребает ещё горсть безрассудства и смотрит ей в глаза. И находит в них столько...чувственности? Надежды? Есть вообще слово, которое описало бы то, что он там видит? Пожалуй, нет, но оно наверное и к лучшему: слова всё усложняют.
- Да, - у Клепи пересыхает горло и она откашливается. - Тогда ничего.
- А ты... Ты не против? - Барахлюш тоже прокашливается. Если они продолжат в том же духе, к ним начнут подходить и спрашивать, не простудились ли они.
Он уже хочет завести монолог о том, как всё это поспешно, но ему кажется, что он готов рискнуть, потому что никогда до этого ему не было так хорошо и так далее и тому подобное и так далее.
- Нет, не против, - она качает головой, а глаза её по-прежнему выражают нечто сложнопроизносимое, - мы просто поменяем события местами, раз обстоятельства того требуют. Сначала поженимся, а потом узнаем друг друга. Я постараюсь понравиться тебе, принц Барахлюш! Я тебя не подведу!
- А я - тебя.
Он наклоняется и целует её.
Много лет назад Бюш спросил у Артура, каково это - целоваться, но тот лишь развёл руками.
- Это что-то такое, что связано с ощущением единения, - сказал Артур тогда. - Ты любишь, и у тебя уже не хватает слов, чтобы как-то это высказать. И тогда поцелуй становится выходом. Поэтому когда целуешь, испытываешь удовольствие.
- Ну неужели вам так уж обязательно искать какой-то выход? Держали бы при себе.
- Просто это больно.
Разумеется Барахлюш ничего такого не испытывает, целуя Клепи. Было бы странно, если было бы иначе: он ведь совсем не знает её. И всё-таки что-то в этом поцелуе есть. Что-то обещающее.
Поцелуй короткий и, несмотря на опьянение вечером, скорее смущённый, чем какой бы то ни было ещё. Но всё же. Что-то было. Во всяком случае, закончив его, Бюш испытывает головокружение. Он смотрит на неё сверху вниз, и ему нравится, то что он видит. Ничего не изменилось, мир не взорвался.
В следующую секунду он уже сомневается в этом: воздух в буквальном смысле взрывается криками и воодушевлёнными улюлюканиями. Стараниями Мракоса на них глазело не так много людей, но всё равно достаточно, чтобы набрать хор голосов приличной громкости. В течение всего времени, пока они были вместе, за ними пристально наблюдали, только и ждали момента, когда случится хоть что-нибудь. И ожидания были вознаграждены.
- Ну вы долго раскачивались, - к ним подходит Мракос. - Так вы будете пить или нет? Я пока ждал, когда вы закончите, три стакана выдул.
- Принц Барахлюш!
Его кто-то толкает за плечо, и он просыпается.
- Дождь прекратился. Скорее, вас ждут на птицедроме.
Бюш сонно смотрит на разбудившего его охотника и кивает. Рядом похрапывает Мракос, и он расталкивает его тоже.
- Давай вставай, - говорит Барахлюш, пытаясь подавить зевоту. - Воробей может лететь.
Вдвоём они выходят из палатки. Мародёры ждут их на выходе.
- Что это у тебя на щеке? - говорит Орим.
Китха проводит рукой по лицу и смотрит на неё.
- Клюквенный сок.
Орим, чьим кредо всегда было "доверяй, но проверяй", трогает пятно на её щеке и пробует на вкус. И впрямь сок.
Выспавшимися не выглядит никто из них, и Барахлюш подозревает, что они успели прилечь не более чем на три часа максимум. Но хотя бы рассвет уже занялся. Что ж, ещё один сумасшедший день закончился.
Час ещё ранний, но отчего-то охотники уже на ногах. Правда, в основном военные, и вид у них встревоженный. Несмотря на недосып, Барахлюш останавливает одного из них.
- Что за суета?
- Первый заместитель Клоко пропал. Его со вчерашнего вечера не видели. Извините, мне...
Барахлюш мгновенно просыпается. Он перехватывает охотника за локоть.
- То есть как пропал? А Кле... Санцклепия? Она не исчезала?
- Нет, а должна?
Охотник отвешивает поклон и убегает, оставив Барахлюша с его всколыхнувшимися волнениями наедине. Что значит пропал? Сбежал? Задумал что-то плохое? И именно тогда, когда он уезжает, как же невовремя!
- Не волнуйтесь, Хозяин, - говорит Китха. - Девочка из наших, так что себя в обиду не даст.
- Да знаю я, знаю.
И только на птицедроме никого. Никого кроме Децибеллы. И её каменная маска спокойствия как всегда при ней.
- В добрый путь, - она совершает короткий поклон. - И да прибудет с вами милость Леса.
Но Барахлюш не торопится подниматься на воробья.
- Деци, послушай. Я знаю, у тебя пропал заместитель, но...
- О, ты о Клоко? Не волнуйся о нём. Всё необходимое было сделано. Все твои озёрники с тобой?
Не понимая, что происходит, Барахлюш кивает, но вспомнив с кем имеет дело, быстро добавляет:
- Да.
Децибелла поворачивается к ним и совершает более глубокий поклон.
- Спасибо за содействие.
Орим с Кором поражённо молчат, пока Китха совершает ответный жест.
- Служу закону.
Начинающий подозревать, что к чему Барахлюш решает, что хорошего понемножку. Он протягивает руку.
- До скорого, Деци.
Следует секундная заминка: она слышала движение его руки, просто не сообразила, зачем он его сделал. Децибелла не слишком смело протягивает руку в ответ. Ладонь у неё оказывается неожиданно липкой.
- В добрый путь, - повторяет она.
Взобравшись на воробья, никогда не летавший на птицах Барахлюш тем не менее больше заинтересован созерцанием своей руки. Она теперь тоже липкая. Липкая от клюквенного сока.
- Китха?
- Да, Хозяин?
- Что за дела с клюквенным соком?
Она долго смотрит ему в глаза. Взгляд у неё жёсткий, с прищуром.
- Скажем так, - говорит она. - Сегодня хватятся не только Клоко, но и одной бочки с клюквенным соком. Возможно даже будут очевидцы, которые увидят, как она дрейфует в трубах.
Барахлюш молчит. На всякий случай он спрашивает:
- А её содержимое не сможет выйти?
Китха осклабляется в мечтательной улыбке.
- Разве что по частям.
Комментарии автора
Я очень долго думала, делать ли историю логичной, или всё-таки оставить всё не завершённым во имя рейтинга G. Но я не сдержалась - придётся делать R. Впрочем, давно пора.
Мне нужно сделать перерыв на неделю из-за учёбы, так что в следующая глава через две недели.