Мертвецы не рассказывают историй

Китинг говорит им, что они все хорошие люди. Она продолжает вдалбливать им это в головы, даже когда тело Уэса засыпают несколькими слоями почвы. Китинг продолжает твердить это с завидной регулярностью по три раза на неделе, и еще дважды перед каждой лекцией. Уолшу откровенно похуй. То ли потому, что с тремя рюмками текилы в пустом желудке как-то проще воспринимать окружающее безумие, то ли потому, что всю последнюю неделю приходит к концу лекции – Китинг хмурится, качает головой, но не говорит ни слова. «Молчишь – и на том спасибо» - читается в ее полном разочарования взгляде. Коннор только криво ухмыляется. Он же не Лист Ожидания, чтобы оправдывать ее ожидания – выдает он Аннализ в один из субботних вечеров под болезненный толчок в голень от Микаэллы и нервный кашель Ашера, заливаясь пьяным смехом над собственной неудачной шуткой. Истерично. С надрывом. Китинг раздраженно хмыкает и советует ему взять себя в руки. Нянчится с великовозрастным истеричным ребенком в ее планы не входит. Садится в тюрьму, из-за его, Коннора, перманентных срывов – тем более. Уинтерботтом только презрительно поджимает губы. Вся эта компания сидит у нее в печенках с самого первого дня. Опять же, Уолшу откровенно похуй. Коннор натыкается на осуждающий взгляд Кастильо и все, что вырывается изо рта Аннализ звучит бессмысленным «бла-бла-бла». Испанка даже не пытается делать вид, что все эти гремящие конечности скелетов, которые их маленькая команда Скуби-Ду так усердно рассовывает по шкафам вот уже второй год, хоть сколько-нибудь ее волнуют. Тихоня кивает в такт наставлениям Китинг так, словно ее это вовсе не касается, и похоже всерьез верит во все эту «держитесь вместе и не привлекайте внимания» чушь. Уолша же от этого выворачивает наизнанку. Он не верит ни одному размеренному взмаху угольно-черных ресниц Кастильо. Клеймо «убийца» идет ей не намного меньше остальных. «Лгунья» - проносится в его голове, и впервые имеет ввиду не Китинг, черт бы побрал эту суку. Он помнит совсем другую Лорел - трясущуюся в рыданиях на больничной палате после смерти Уэса, заливающую слезами диван Микаэллы после выкидыша, обвиняющую его в смерти Гиббинса. Готовую убить, разорвать на куски, уничтожить. Он знает совсем другую Лорел – выдыхающую хриплые признания о том, что все они давно в могиле, куда-то в ямку ключицы Уолша на продавленном диване в его квартире. Оливер, с его «мне нужно время подумать», съезжает двумя днями раньше, оставляя Коннору икеевский журнальный столик и чувство вины. От шаблонности ситуации тянет расхохотаться. Лорел занимает место Хэмптона до удивления легко, заваливаясь после полуночи с бутылкой текилы и пузырьком разноцветных пилюль в кармане – должны же у оплаченной налогоплательщиками системы здравоохранения быть свои бонусы. Кастильо размазывает остатки туши по бледным щекам, толкает его в грудь и хрипит, что все это его вина. Ее показушное самообладание погребено под останками дома Аннализ. Уолш уверен: скоро они все последуют за ним. Невысказанное «мне жаль» оседает густым пеплом под гландами, дышать почти невозможно. Чувство вины становится тяжелее на пару сотен фунтов. Коннор сжимает ее тонкие плечи, не позволяя рухнуть бесформенной кучей посреди его гостиной. Право на нервные срывы трижды в неделю он выиграл у Микаэллы в покер после убийства Сэма – не уступать же его Кастильо просто так. Выбраться из этого дерьма им никто не поможет, только вот это понимают почему-то только они. Тихоня не верит Китинг. Соглашается, кивает в нужных местах, сжимая кулаки до багряных отметин на ладонях, но не верит. - Как думаешь, сколько нам понадобится времени, чтобы добраться до границы с Мескикой, Тихоня? Ну знаешь, если все станет совсем хреново… - шепчет Коннор ей в макушку, нарочно заменяя «когда» на «если». Влажный воздух Филадельфии забивает легкие почище сигаретного дыма, так что он не прочь свалить хоть сейчас. И к черту Пратт и Миллстоуна с их планом подготовки к экзаменам. Они все загремят за решетку куда раньше. В ответ Лорел утыкается носом в воротник помятой рубашки. Молча, потому что мертвецы не рассказывают историй. Дельфино остается где-то на периферии ее жизни, ну или в постели Бонни – Лорел нет до этого никакого дела. Уолш усмехается на последнее замечание, высказанное определенно вслух и тянется сухими губами к уголку ее рта. Она лишь прикрывает глаза, позволяя Коннору распробовать на вкус голубые таблетки из кармана пальто, которые растворяются на кончике ее языка куда медленнее, чем хотелось бы. Соленые губы Лорел кажутся занятнее, чем попытки вернуть проебаные с самого начала отношения с Оливером. Их мертвецы выкуривают полпачки сигарет за ночь, выцарапывая собственные имена на обнаженной коже запястий друг друга и молятся богам, в которых никогда не верили, позволяя себе застрять вместе на потертом диване где-то между седьмым и восьмым кругом ада. Им еще есть куда падать.